Я вернулась из отпуска, словно заново родилась: кожа дышала бронзовым загаром, в душе плескалось море безмятежности, и… чего греха таить, сердце истосковалось по мужу. Да-да, представьте себе, даже такое возможно!
Две недели неги под ласковым солнцем, шум прибоя и безмятежность — это, безусловно, рай. Но когда нити судьбы сплетаются с другим человеком в узор длиной в восемь лет, начинаешь скучать даже по самым причудливым его особенностям. По этим предательски разбросанным по дому носкам, по его фетишу в виде мужиков, творящих чудеса из металлолома, и даже по этому вечному рефрену: «Маш, а где мой телефон?»
Сердце замерло в предвкушении, когда я отперла дверь. Две недели вдали от дома – плодородная почва для самых сладостных фантазий. А вдруг Лёшка истосковался? Встретит с букетом алых роз? Вдруг… Я лелеяла надежду приятно удивить мужа. Ага, размечталась.
Дверь с унылым скрипом распахнулась в тишину. Ни цветов, ни объятий. Лишь звенящая пустота.
— Лёш! — позвала я, скидывая сапоги. — Я вернулась!
В ответ – ни звука. Только торопливые шаги затерялись в глубине квартиры.
— Маш! — Лёша возник на пороге, словно побитый щенок. Виноватая улыбка кривила его губы. — Слушай, а ты чего так рано? Я думал, ты вечером прилетаешь… Тут такое…
Знаете это чувство, когда внутри что-то щелкает, и ты понимаешь – сейчас грянет гром? Не телепатия вовсе, а многолетний опыт семейной жизни и доскональное знание своего дражайшего супруга.
— Что такое? — я скрестила руки на груди, готовая к обороне. — Что ты натворил?
— Да ничего особенного! — Лёша почесал затылок, избегая моего взгляда. — Просто… У Пети проблемы. С женой поссорился, ну и…
Я медленно вдохнула, пытаясь сохранить остатки самообладания. Петя. Лёшкин закадычный друг. Вечный студент, возникающий в нашей жизни с завидной регулярностью, как только его настигают неприятности. А случались они с ним с той же периодичностью, что и выход новых айфонов – примерно раз в год.
— И? — мой голос дрожал от напряжения.
— Ну он пока поживёт у нас… — пробормотал Лёша, словно вымаливая прощение.
А потом, словно осознав всю нелепость ситуации, выпалил:
— Всего пару дней, Маш! Он с женой разводится, у него стресс, ну куда ему идти?
Я молча оттолкнула мужа и вошла в спальню. И знаете, что предстало моему взору? Нет, не Петя, развалившийся на нашей постели (хотя это было бы вполне логичным завершением моего отпуска). Я увидела мужскую куртку. На моей половине кровати. А на моей прикроватной тумбочке – аккуратно разложенные мужские часы, бумажник и прочая мелочь.
Я застыла, словно громом поражённая, разглядывая эту инсталляцию современного искусства под названием «Добро пожаловать домой, дорогая».
— Это что? — я обернулась к мужу, который неловко переминался с ноги на ногу в дверях.
— Ну… это… Петины вещи, — Лёша смотрел на меня преданными щенячьими глазами. — Маш, всего пара дней, честно! Ему правда некуда деться.
— А моя половина кровати – единственное место в нашей квартире, где можно разместить его барахло? — я чувствовала, как гнев поднимается во мне, словно цунами.
— Э-э-э… ну… — Лёша замешкался, но тут из ванной, словно призрак, выплыл он сам, Петя собственной персоной.
В моем халате.
— О, Машка! Привет! — радостно воскликнул он, словно мы столкнулись в супермаркете, а не в моей собственной квартире. — А мы тут с Лёхой немного… Ну, ты понимаешь. Ленка меня выгнала, представляешь? Совсем с катушек съехала баба!
И тут я поняла, что отпуск закончился. Окончательно и бесповоротно.
Знаете, что самое отвратительное в хороших манерах? То, что в самые критические моменты жизни они не позволяют тебе послать человека туда, куда он давно напрашивается. И я, вместо того чтобы высказать всё, что думаю о незваном госте и моём благоверном, молча вышла в коридор.
— Маш, ты куда? — Лёша настиг меня у входной двери.
— За хлебом, — первое, что пришло в голову. — И молоком. И, может быть, за новым мужем, который не станет притаскивать в дом своих дружков, пока я в отпуске.
— Да ладно тебе! — Лёша схватил меня за руку. — Ну что такого-то? Человеку помочь надо, а ты сразу в штыки.
Я выдернула руку и спокойно, до леденящего спокойствия, ответила:
— Лёш, ты хоть представляешь, что я четыре часа летела, потом два часа тряслась в такси, чтобы вернуться домой и обнаружить, что на моей половине кровати валяется Петина куртка, а сам Петя расхаживает в моём халате?
— Да что с халатом-то не так? — Лёшка попытался разрядить обстановку жалкой улыбкой. — Ну не в чем ему было из душа выйти…
— А из квартиры ему было в чем выйти? — я вскинула бровь. — Или он все свои вещи у Лены оставил?
— Маш… — Лёша сменил тактику, решив, видимо, что лучший способ усмирить раздражённую жену – это включить режим щенячьих глазок. — Ну пойми, ему реально некуда идти. Ленка его выставила, у него стресс, он мой друг…
— А я твоя жена, — отрезала я, как гильотиной.
И тут в коридор выплыл Петя, всё ещё в моём халате, но теперь ещё и с банкой оливок из холодильника. Той самой банкой, которую я привезла из отпуска.
— Слушайте, вы тут это… разбирайтесь, а я пока фильмец гляну, — заявил он, проходя мимо нас в гостиную. — Лёх, у тебя там пивасик в холодильнике, я возьму?
Лёша открыл рот, готовый пролепетать «конечно, бери», но я опередила его:
— Нет. Не возьмёшь.
Петя замер, словно статуя, оливка, которую он собирался отправить в рот, застыла между его пальцами.
— Чего? — он уставился на меня, как на инопланетянку.
— Того, — я выпрямилась, чувствуя, как злость наполняет меня силой. — Это мой дом, и я не давала разрешения здесь жить. И уж тем более – распивать моё пиво.
— Маш, ну ты чего… — начал было Лёша, но Петя его перебил.
— Слушай, Машка, чего ты наезжаешь, а? — он нахмурился. — Я же тут не навечно поселился, так, на пару дней. Пока не разрулю ситуацию с Ленкой.
Видишь дверь?-На выход с вещами!,там и разруливай..
-Маша..да как тебе не стыдно!
Леш,не слушай её,она похоже устала с дороги!
Я стояла на краю пропасти, где не было пути назад. Либо я позволяю растоптать остатки своего достоинства и принимаю вторжение Пети в нашу жизнь, либо… Но никаких «либо» больше не существовало.
Молча, словно призрак, я проскользнула в спальню и выхватила из шкафа Петину куртку. Словно бросая вызов, вернулась в коридор и швырнула ее к его ногам.
— Собирай свои пожитки и убирайся, — процедила я ледяным тоном, в котором звенела сталь. — У тебя ровно час.
— Маш, ты чего это? — Леша попытался коснуться моего плеча, но я отшатнулась, словно от прикосновения прокаженного.
— И тебя это тоже касается, — я впилась взглядом в его глаза, полные растерянности. — Либо он исчезает из моей жизни, либо исчезаю я. Выбирай.
Леша, как марионетка, дергался взглядом между мной и Петей, словно ища спасения в чужих глазах. Я видела, как судорожно работает его мозг, как он привычно пытается найти компромисс, сгладить углы. Но на этот раз я не собиралась уступать ни пяди.
— Послушай, Маш, давай успокоимся и все обсудим, — пролепетал Леша, избегая моего взгляда. — Сядем, откроем по баночке пива…
— Серьезно? — я не выдержала и сорвалась на истерический смех, полный горечи и разочарования. — Ты притащил в мой дом чужака, отдал ему мою половину кровати, позволил ему нагло носить мой халат, пожирать мои оливки, и теперь предлагаешь дружеские посиделки? Ты в своем уме?
— Да чего ты такая злая-то? — встрял Петя, словно желая подлить масла в огонь. — Подумаешь, пару дней поживу. Не съем же я тебя, в конце концов!
Внутри меня гнев, клокотавший как лава в жерле вулкана, достиг точки кипения и внезапно трансформировался в ледяное спокойствие.
— Петя, — прошептала я, и этот шепот был страшнее любого крика. — Закрой свой рот и собирай вещи. Если через час ты все еще будешь здесь, я вызываю полицию.
— Чего?! — Петя едва не подавился злополучной оливкой.
— Маша! — Леша наконец-то очнулся от оцепенения. — Что ты такое говоришь? Какая полиция? Это же Петя, мой друг!
— И что с того? — мой взгляд скользнул по мужу, словно лезвие бритвы. — Это дает ему право вторгаться в мой дом в мое отсутствие и вести себя как хозяин?
Петя и Леша обменялись виноватыми взглядами, и я вдруг увидела в них что-то такое… что-то, ускользающее от понимания, но отвратительное.
— А вообще, — я решила сменить тактику и зайти с другой стороны, — у тебя родители живут в соседнем районе. Почему ты не поехал к ним?
Петя скривился, словно от зубной боли.
— У них ремонт. И вообще, они мне мозг выносят своими нравоучениями.
— А я, значит, не выношу? — я прищурилась, сверля его взглядом.
— Ну ты же понимаешь, — Петя небрежно махнул рукой, как будто это объясняло все на свете. — Мы с Лехой сто лет знакомы, нам норм вместе потусить…
— Потусить? — я перевела взгляд на мужа, ожидая объяснений. — Так вы тут «тусите»?
Леша закашлялся, словно подавился воздухом, и принялся судорожно придумывать правдоподобную версию.
— Ну… не совсем… Просто, знаешь, посидели вчера, фильм посмотрели…
— С пивом, — услужливо добавил Петя, добивая Лешу.
— Понятно, — я медленно кивнула, чувствуя, как внутри меня нарастает ледяная пустота. — Значит, пока я прохлаждалась в отпуске, вы тут устроили мужской клуб по интересам. А теперь я, значит, должна тихонько забиться в угол и не мешать вашей мужской дружбе?
— Да не надо никуда забиваться, — Петя закатил глаза, демонстрируя крайнюю степень раздражения. — Просто не будь такой эгоисткой. У человека проблемы, а ты…
— У тебя проблемы? — я повернулась к нему, испепеляя взглядом. — Так решай их сам. Не втягивай в свои проблемы моего мужа и, тем более, меня.
— Господи, Маш, ну что ты за человек такой! — Леша в отчаянии всплеснул руками. — Неужели так трудно просто войти в положение?
Я смотрела на мужа и не узнавала его. Восемь лет мы шли рука об руку, а сейчас передо мной стоял совершенно чужой человек. Человек, который не удосужился понять мои чувства, мою усталость после долгого перелета, мое естественное желание вернуться в свой дом, а не в мужской клуб имени Пети.
Молча, как сомнамбула, я прошла в спальню. Собрав с тумбочки Петины вещи, словно это были ядовитые змеи, я вернулась в коридор и всунула их в руки ошарашенному гостю.
— Мне все равно, куда ты пойдешь. Сними квартиру, переночуй в гостинице, помирись с женой – мне абсолютно безразлично. Но в моем доме ты не останешься.
— Маш, ну ты чего… — Леша попытался меня обнять, но я отшатнулась, словно от огня.
— Не трогай меня, — мой взгляд был холоден и непримирим. — Я не шучу. Либо он уходит, либо я собираю вещи и еду к маме. Выбирай.
Петя вдруг ухмыльнулся, словно выиграл пари, подошел к Леше и по-дружески хлопнул его по плечу.
— Слушай, Леха, я же тебе говорил, что она не согласится. Бабы – они такие. Ну чего, пошли тогда в бар? А потом к Сереге поедем, он уже давно говорил, что не против, если я у него поживу.
Я замерла, словно пораженная громом.
— Что? — переспросила я, не веря своим ушам. — Так у тебя все это время было, где жить?
Петя замялся, словно его поймали с поличным, но потом махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи.
— Ну да, Серега еще в самом начале всей этой истории с Ленкой предложил мне пожить у него. Но там эта… Его девушка постоянно тусуется, а у вас тут поспокойнее.
Медленно, словно в замедленной съемке, я перевела взгляд на мужа.
— То есть… ты притащил его сюда, зная, что у него есть, где жить?
Леша покраснел, как школьник, пойманный за списыванием.
— Ну… я просто подумал, что нам будет веселее… Мы с Петей сто лет вместе не тусовались, а тут такой случай…
И вот тут до меня дошло. Вся эта история была вовсе не о Пете. И не о том, что ему якобы негде жить. Это было о Леше, который решил устроить себе маленький праздник безответственности, пока жены нет дома. Попытка вернуться в беззаботную юность, когда можно было куролесить ночи напролет и ни о чем не думать.
Я смотрела на мужа, и на моих глазах он из взрослого мужчины превращался в смущенного подростка, пойманного на горячем, не осознающего серьезности ситуации.
— Так, — я глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь в голосе. — Значит, все это время у Пети был запасной вариант, но вы решили, что веселее будет тусоваться у нас?
— Ну да, — Петя пожал плечами без капли смущения, словно не понимал, что происходит что-то из ряда вон выходящее. — А что такого-то?
А потом – бац! – случилось то, что окончательно перевернуло ситуацию, стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Леша вдруг заговорил виноватым тоном:
— Маш, слушай… Там еще такое дело…
Он замялся, не в силах вымолвить ни слова, но Петя, как всегда, решил облегчить ему задачу.
— Твоя ваза разбилась, — выпалил он, кивая в сторону гостиной. — Извини, все такое. Я нечаянно ее задел, когда пытался поймать пульт от телевизора.
Ваза. Моя любимая ваза, которую подарила мама на новоселье. Та самая, о которой я всегда говорила Леше: «Будь с ней осторожнее, она мне очень дорога».
— Ничего страшного, — торопливо пролепетал Леша, видя, как меняется выражение моего лица. — Мы ее склеили. Ну, то есть, не совсем… Петя склеил.
Я медленно прошла в гостиную, чувствуя, как мужчины, словно привязанные, следуют за мной по пятам. Моя ваза стояла на своем месте, но… То, что когда-то было изящным стеклянным сосудом с тонким узором, теперь представляло собой жалкое зрелище – нечто, наспех склеенное прозрачным скотчем.
Некоторые осколки безвозвратно исчезли, а те, что остались, были приклеены криво, словно их собирал слепой.
— Вот! — гордо заявил Леша, с сияющим лицом подходя к вазе. — Как новенькая! Петя два часа ее собирал. Как пазл!
Я стояла и смотрела на это уродливое творение. Не знаю, почему именно она, эта разбитая ваза, стала той самой последней каплей.
— Ну вот, глянь, — Леша взял вазу в руки и сунул мне под самый нос. — Почти как новая. Ну, если присмотреться, конечно, видно, что клееная, но издалека – вообще норм!
Я не могла вымолвить ни слова. Смотрела на Лешу, держащего в руках эту странную, несуразную конструкцию, и не узнавала человека, за которого восемь лет назад вышла замуж. Как будто кто-то подменил его дешевой подделкой, такой же криво склеенной, как эта злополучная ваза.
— Кле-е-во, правда? — пропел Лёша, словно канарейка, захлебывающаяся в трели, и в его голосе звенела отчаянная надежда на немедленное прощение, на то, что я растаю от умиления.
Но я лишь завороженно наблюдала. За мимикой его лица, жестами, за тем, как Петя за его спиной, словно кукловод на балаганном представлении, одобрительно вскинул «большой палец». Я смотрела и чувствовала себя невидимкой, призраком, – просто еще одной декорацией в их развеселой постановке. Функцией, призванной создавать уют, но лишенной права голоса, права на гнев, когда этот уют безжалостно рушили.
И вот тут хлынуло, прорвало плотину молчаливого терпения. Не знаю, что стало последней каплей – усталость от перелета, осколки разбитой вазы или осознание собственной никчемности в глазах мужа.
– Сейчас я вам покажу, как это «клево», – прошептала я, выхватывая вазу из рук Леши и одним стремительным движением, словно метатель копья, отправляя её в полёт к стене.
Взрыв фарфора ошрапнелью разлетелся по комнате, а мужское трио застыло, словно пораженное громом, с нелепо отвисшими челюстями.
– Ты чего?! – выдохнул Леша, словно очнувшись от гипноза. – Совсем с катушек слетела? Мы же её склеили!
Я молча обвела взглядом наше гнездо – квартиру, которую мы с Лешей когда-то обустраивали с любовью, а сейчас превращённую в свинарник чужим присутствием. Разбросанная одежда, пивные банки, словно мины, расставленные на столе, крошки чипсов, прилипшие к обивке дивана…
– У вас двадцать минут, чтобы испариться, – произнесла я ледяным тоном, в котором звенела сталь. – Иначе вызываю полицию. Это не шутка.
Леша обменялся взглядом с Петей, и в их глазах, наконец, мелькнуло осознание: она не блефует.
– Ты серьезно нас выгоняешь? – Леша выглядел так, словно его окатили ледяной водой. – Собственного мужа?
– Я выгоняю из своего дома двух великовозрастных инфантилов, которые ведут себя, как подростки, сбежавшие из-под родительского крыла, – отрезала я. – Мне плевать, куда вы пойдете. К Сереге, в бар, в преисподнюю – решайте сами. Но здесь вас больше не будет.
Я двинулась в спальню, как сомнамбула. Достала из шкафа видавшую виды дорожную сумку и начала безжалостно утрамбовывать туда их пожитки – помятые футболки Леши, непарные носки, какие-то подозрительные тряпки Пети. Вернувшись в гостиную с неподъемной ношей, я застала Лешу, сидящего на диване с видом покинутого щенка.
– Не могу поверить, что ты так поступаешь, – пробормотал он, словно заученную фразу. – Из-за какой-то дурацкой вазы и Пети…
– Нет, – оборвала я, с грохотом опуская сумку на пол. – Не из-за вазы и не из-за Пети. Из-за тебя, Леша. Из-за твоего эгоизма, из-за неуважения к моим чувствам, к моему дому, ко мне самой.
Петя, до этого молча наблюдавший за разворачивающейся драмой, внезапно выступил вперед, словно миротворец на поле боя.
– Слушай, Машка, ну чего ты так взъелась? Остынь! Ну разбилась ваза, ну поживем мы у вас пару дней – не конец света же!
И в его словах была горькая правда. Это действительно не конец света. Это просто болезненный, неизбежный конец того, что я наивно принимала за любовь.
– Время тикает, – я бросила взгляд на часы, словно палач, отсчитывающий последние минуты жизни. – У вас осталось пятнадцать минут.
Они больше не пререкались, не пытались оправдаться. Молча, словно приговорённые к изгнанию, они переступили порог и тихо прикрыли за собой дверь. А я осталась одна в звенящей тишине опустевшей квартиры.