— Десять килограмм! — Наталья стояла посреди опустошённой кухни, будто на месте преступления, которое только что совершили у неё на глазах. — Десять килограмм парной телятины, Андрей! Исчезло! Как сквозь землю провалилось! Вместе с сырами, колбасами, крупами, маслом… Даже гречка пропала! Кто же так делает?!
— Мама… наверное, побоялась, что испортится, пока нас нет, — неуверенно пробормотал Андрей, безуспешно шарил взглядом по пустым полкам шкафчиков. — Она же заботится…
— Заботится?! — Наталья фыркнула так громко, что даже коты, только что радостно трущиеся о ноги, шарахнулись в сторону. — Это не забота, Андрюша, это стратегический вывоз продовольствия под видом гуманитарной миссии! Ты холодильник видел? Туда, кажется, можно было селедку на нерест запускать – такой пустой! «Не пропадать же добру», да? Особенно моему добру!
Наталья захлопнула дверцу холодильника с такой силой, что бутылочки внутри жалобно звякнули. Впрочем, бутылочек там осталось всего ничего — полбутылки лимонада и забытая бутылка с остатками кетчупа. Даже любимый йогурт, который она покупала только себе и тщательно прятала за баночками с консервами, растворился в воздухе.
— Она даже мою дорогую минералку забрала! — возмутилась Наталья, заглядывая в дальние углы холодильника. — Ту, что я специально для желудка покупаю! Двести рублей за бутылку! И мой французский сыр с плесенью — тысяча за кусочек! Андрей, твоя мама просто обнаглела!
Андрей нервно теребил рукав рубашки, как делал это всегда, когда попадал между двух огней — женой и матерью. В такие моменты он походил на зайца, попавшего в автомобильные фары: застывал, не зная, в какую сторону метнуться.
— Может, она не поняла, что это для нас? — совсем жалобно предположил он. — Может, подумала, что это остатки, которые всё равно выбросятся?
— Остатки?! — Наталья развернулась к мужу всем телом, и тот инстинктивно отступил на шаг. — Десять килограмм телятины — это остатки? Пять упаковок дорогущего сыра — остатки? Элитная колбаса, которую я в том дорогом деликатесе покупала — остатки?! Да я на эти продукты полгода экономила!
История эта, как водится, началась с беды. Трагический звонок среди ночи: мама Натальи, жившая в тысяче километров, скоропостижно скончалась. Десять дней нервотрёпки, слёз, похорон, бесконечных разговоров с роднёй и хлопот с наследством. Единственный свет в конце туннеля — возвращение домой, к своим стенам, коту Мурзику и кошке Маркизе, к запаху своего кофе и возможности просто рухнуть на диван.
И, конечно, к холодильнику, который Наталья перед отъездом забила под завязку, зная, что сил на магазин по приезду не будет. Она предусмотрела всё: и мясо запасла для любимых котлет Андрея, и сыры французские для себя, и фрукты свежие — целый ящик привозных персиков, которые стоили как крыло от самолёта. И деликатесную ветчину «на первое время», и даже икру красную купила — баночку, на которую пришлось месяц копить. Специально думала: приеду измученные, хоть красиво поедим, душу отведём после всех этих похоронных будней.
Всё, кроме одного – предусмотрительности своей свекрови, Татьяны Ивановны.
Татьяна Ивановна была женщиной… специфической. Семидесятилетняя, но крепкая, как дуб, с железной хваткой и принципом «что плохо лежит — то моё». Из той породы, для которых понятия «моё» и «чужое» имели размытые границы, особенно если «чужое» выглядело аппетитно или могло «пригодиться». Её жизненное кредо можно было сформулировать так: «Лучше у меня пропадёт, чем у кого-то другого пригодится».
Жила она в той же девятиэтажке, что и молодые, только на три этажа выше. Удобно — и за сыном присмотреть можно, и в случае чего первой на помощь прийти. Правда, её понимание «помощи» зачастую кардинально отличалось от общепринятого.
Андрей, её ненаглядный сыночек, с детства был приучен к мысли, что «мама лучше знает» и «мама плохого не посоветует». В свои тридцать пять он до сих пор звонил маме перед каждой крупной покупкой, спрашивал совета по поводу работы и втихомолку перечислял ей все семейные новости. Наталья же, с её независимым характером и чётким пониманием личных границ, изначально была для свекрови «выскочкой», «недостойной» её золотого мальчика.
«Не та девка для моего Андрюши, — регулярно жаловалась Татьяна Ивановна соседкам. — Гордая больно, на своём всегда стоит. Не уважает старших. А еду как готовит! То перчёнка не доложит, то пересолит. Мой мальчик с голода помирает, а она всё свои диеты выдумывает. Хорошая жена должна мужа кормить, а не эти свои фитнесы-битнесы крутить».
Но котов Татьяна Ивановна якобы любила. Во всяком случае, так утверждала. Мурзика с Маркизой она всегда встречала ласковыми словами, когда приходила в гости, приносила им дешёвые корма из ближайшего магазина и расхваливала их красоту. «Мои внучатки пушистые, — умилялась она, почёсывая котам животы. — Люблю их больше жизни!»
Поэтому когда встал вопрос, на кого оставить Мурзика и Маркизу на десять дней, других вариантов, кроме как уповать на её «доброту», не нашлось. Родственники Натальи были далеко, друзья – заняты или в отъезде. Зоогостиницы стоили дорого, а после трат на срочные билеты и похороны каждая копейка была на счету.
«Ну, покормит, лоток почистит, — думала Наталья, заглушая внутренний тревожный звоночек. — Что может пойти не так?»
Отъезжая, она даже составила подробную инструкцию: чем кормить, сколько раз в день, как и чем мыть лотки, какие игрушки где лежат. Список растянулся на целый лист формата А4, написанный мелким аккуратным почерком. Татьяна Ивановна внимательно выслушала все наставления, кивала головой и даже что-то записывала в свой блокнотик.
— Не волнуйся, Наташенька, — приговаривала она сладким голосом, уже мысленно прикидывая, где что лежит в их квартире и что можно будет «спасти» от порчи. — Мои внучатки пушистые будут как за каменной стеной. А за продуктами присмотрю, не переживай. Я же знаю, как это важно — чтобы ничего не пропало.
Вернулись они поздно вечером, в воскресенье. Усталые, вымотанные горем и дорогой. Дорога из провинциального городка заняла двенадцать часов на автобусе — трясло, укачивало, попутчики всю дорогу громко обсуждали чьи-то семейные проблемы. Наталья мечтала только об одном: дойти до дома, заварить крепкий чай, съесть что-нибудь вкусное и забыться сном. Горе от потери матери ещё саднило в груди, а усталость навалилась такая, что ноги едва держали.
Первым делом – к котам. Ключ повернулся в замке, и их встретило… молчание. Обычно Мурзик и Маркиза с порога устраивали концерт — мяукали, мурлыкали, терлись о ноги, требовали внимания. Сейчас же из глубины квартиры донеслись жалобные, почти человеческие вопли.
— Мурзик! Маркиза! — Наталья бросила сумки и кинулась искать питомцев. Нашла их на кухне — исхудавших, с тусклой шерстью, жадно лакающих воду из-под крана, который почему-то оказался открытым. — Боже мой, что с вами?!
Мурзик, обычно толстый и ленивый, стал похож на скелет, обтянутый рыжей шкуркой. Маркиза, всегда аристократично-надменная, жалобно мяукала и терлась о ноги с отчаянием. Миски были пусты и, судя по всему, пустовали уже давно. Лоток… лоток явно не чистился дней пять, а то и больше. Запах стоял соответствующий.
«Голодные бедняжки!» — к удивлению Натальи, даже аварийный запас сухого корма, который она всегда держала в шкафу, тоже исчез. Пришлось бежать к соседям, просить хоть немного кошачьей еды.
«Мама говорила, всё было в порядке!» — защищался Андрей, пока Наталья срочно открывала занятую у соседей банку с кормом. Коты набросились на еду так, словно не ели целую неделю. Что, судя по их виду, было недалеко от истины.
Потом Наталья потянулась к холодильнику за водой… И ахнула.
Пустота. Абсолютная, зияющая пустота. Не то что её тщательно собранные запасы – даже стандартные баночки с горчицей, кетчупом, начатая пачка масла – всё исчезло. Даже соль и перец пропали со своих привычных мест на полочке. Холодильник выглядел так, словно его специально подготовили к продаже — стерильно чистый и абсолютно пустой.
Наталья лихорадочно распахнула шкафчики. Крупы? Нет. Макароны? Нет. Консервы? Нет. Даже старые банки с пупешеньем, которые она собиралась выбросить, но всё руки не доходили — исчезли. Кофе? Только пустая банка из-под растворимого, да и та как будто специально вымытая. Чай? Испарился. Сахар? Растворился в воздухе.
Словно орда саранчи прошла по её кухне, но саранчи очень аккуратной и внимательной — та, что оставила бы хоть что-то. А здесь было вычищено всё, до последней крошки.
Наталья открыла морозильную камеру — там тоже царила идеальная пустота. Даже старые пельмени, которые лежали там месяцами на случай «а вдруг пригодятся», исчезли. Даже лёд для коктейлей, которым они не пользовались полгода!
— Она что, даже специи забрала?! — проговорила Наталья, обнаружив пустые баночки из-под корицы, куркумы и паприки. — Даже ванилин! Кому нужен ванилин?!
На столе красовалась записка, написанная размашистым старческим почерком:
«Детки мои дорогие! Все продукты спасены от порчи и переданы на сохранение. Котиков кормила (правда, забывала иногда, старая стала). Ключи вон там, на тумбочке. Целую крепко. Ваша мама Татьяна Ивановна. PS: Мясо очень вкусное было, соседи оценили!»
— Мама! — Андрей уже набирал номер, голос дрожал от смеси недоверия и надежды. — Мам, ты что… Это ты? Где… где всё? Весь холодильник пустой! Шкафы пустые! Коты орут от голода!
На том конце провода послышалось довольное похрюкивание.
— А, приехали? Ну, слава Богу! А я уж волновалась! Продукты? Да я же забрала, деточки! А то пока вы там… с делами… всё бы испортилось! Мясо-то, десять кило! Представляешь? Пропало бы! А я аккуратненько всё к себе перевезла. Не пропадать же добру! Я же о вас позаботилась! И молочка там было, и сыры дорогущие, и икра красная — всё под моим присмотром теперь! Холодильник-то у вас старенький, а у меня новенький, надёжный!
— Позаботилась?! — вскрикнула Наталья, выхватывая телефон у мужа. — Татьяна Ивановна, вы что, это же наши продукты! Наша еда! Мы только приехали, устали с дороги, голодные! А дети-то что есть будут? Им завтра в школу! Вы хоть котов-то кормили? Они чуть не подохли с голоду! Мурзик едва на лапах стоит!
— Ой, Наташенька, не драматизируй! — послышалось сладенькое, но уже с металлическими нотками. — Котики живые? Живые. Значит, не подохли. А кормить… Ну, забыла я пару раз, занята была! У меня тоже дела, знаешь ли! Зато всё мясо, сыры — всё спасено! Даже консервы ваши импортные забрала, а то мыши бы погрызли! Вы меня благодарить должны, а не упрекать! Такая неблагодарность! В моё время молодые уважали старших!
— Благодарить?! — Наталья почувствовала, как кровь ударила в виски. — За что? За то, что ограбила нас под шумок похорон? За то, что котов чуть не угробила? За то, что оставила нас без единого куска хлеба? Дети плачут от голода! Вы вернёте верните всё назад! Каждую банку, каждую пачку! И объясните, какое право вы имели?!
— Вернуть? — Голос свекрови стал ледяным. — Да ты с ума сошла, девочка! Это я, мать родного твоего мужа, старалась, всё спасала! Ночей не спала, переживала за ваше добро! А ты… ты ещё и претензии строишь! Да я из лучших побуждений! Мясо-то уже, наверное, в морозилке у меня… или нет… часть я соседке отдала, бедняжка, ей тоже тяжело. А часть… да что вы к мелочам цепляетесь! Подумаешь, продукты! Я же добро делала!
— Добро?! — голос Натальи сорвался. — Вы украли у нас еду на неделю вперёд! А теперь ещё и соседям раздаёте! Да вы понимаете, что творите?! Владимир! — она повернулась к мужу. — Скажи хоть что-то своей матери! Она нас обобрала дочистую!
Владимир мялся, глядя то на жену, то в пол. Дети жались к родителям, испуганные криками. А из телефона всё лилось сладко-ядовитое:
— Обобрала! Ишь ты какая! Да я тебе, неблагодарная, добра хотела! А ты… Вот что значит чужая кровь в семье! Своих детей научила неуважению к бабушке! Да я для них как родная! А они… Нет, уж знаю теперь, кто есть кто!
Тишина повисла в квартире после того, как Татьяна Ивановна бросила трубку. Наталья стояла, сжимая телефон побелевшими пальцами, а Андрей смотрел на жену так, словно видел её впервые.
— Всё, — тихо сказал он, и в его голосе прозвучала такая решимость, которой Наталья не слышала за все годы брака. — Хватит.
Он взял телефон и перезвонил матери.
— Мама, это Андрей. Слушай меня внимательно. Завтра до обеда ты вернёшь всё, что взяла. Всё до последней банки. Если что-то уже съедено или раздано — возмещаешь деньгами. И больше никогда, слышишь, никогда не появляйся в нашем доме без приглашения.
Наталья ахнула. За десять лет брака он ни разу не говорил с матерью таким тоном.
— Андрюша, ты что, с ума сошёл? — завопила Татьяна Ивановна. — Это она тебе мозги промыла! Родную мать из дома гонишь! Да как ты смеешь?!
— Смею, — жёстко ответил Андрей. — Потому что ты перешла все границы. Довела котов до истощения, обокрала нас, а теперь ещё и оправдываешься. Всё, мам. Тебе дали шанс быть частью нашей семьи, но ты выбрала по-другому.
На следующий день к их двери молча поставили три пакета с продуктами. Далеко не всё, что пропало, и явно самое дешёвое, что нашлось в ближайшем магазине. Вместо французских сыров — дешёвая «российская» пластмасса. Вместо телятины — замороженные куриные окорочка сомнительного качества. Ключи лежали сверху.
Татьяна Ивановна объявила семье бойкот. По подъезду поползли слухи о «неблагодарной невестке, которая настроила сына против родной матери». Соседи косились, шушукались за спиной.
— Знаешь что, — сказала Наталья вечером, когда они сидели на кухне за скромным ужином из того, что удалось купить на остатки денег. — Я больше не могу здесь жить. Каждый день чувствовать её присутствие над головой, встречать в лифте, слушать сплетни... Давай уедем.
Андрей долго молчал, рассматривая свои руки.
— Наташ, а что если... Может, всё-таки попробуем помириться? Она же старая, одинокая...
— Андрей, — Наталья взяла его за руку. — Твоя мать чуть не убила наших котов. Она украла у нас еду, когда мы хоронили мою маму. И даже не извинилась. Это не старость, это характер. И он не изменится. Выбирай — или я с детьми, или она.
Решение далось нелегко. Андрей мучился, сомневался, пытался найти компромисс. Но Наталья была непреклонна. И глубоко внутри он понимал — она права. Мать переступила ту черту, за которой забота превращается в издевательство, а любовь — в тиранию.
Квартиру продали за месяц. Покупатели нашлись быстро — хорошая планировка в спокойном районе. Татьяна Ивановна узнала об этом от соседей и примчалась с воем и слезами. Стояла под окнами, кричала на весь двор, что сына украли, что внуков больше не увидит, что это всё происки жадной невестки.
— Андрюша! — рыдала она. — Родную мать бросаешь! Кто тебя растил, кто ночей не спал, когда болел! А теперь... Из-за этой стервы!
Андрей вышел во двор, подошёл к матери. Говорил тихо, но твёрдо:
— Мама, ты сама сделала выбор. Мог ли я представить, что ты способна обокрасть собственную семью? Заморить голодом наших котов? И до сих пор не понимаешь, что была не права. Прощай.
Он развернулся и ушёл, не оглядываясь на причитания за спиной.
Новая квартира находилась на другом конце города. Просторная трёшка в современном доме, с хорошими соседями и без тени прошлого. Дети быстро освоились в новой школе. Мурзик и Маркиза, отъевшись и успокоившись, снова стали прежними ленивыми домоседами.
Татьяна Ивановна пыталась найти их новый адрес. Звонила Андрею, требовала встречи, обещала измениться. Но Наталья была непреклонна.
— Пусть даже не пытается, — сказала она мужу. — Дверь нашего дома для неё закрыта навсегда. Некоторые вещи прощать нельзя. А доверие, потерянное однажды, не восстанавливается.
Андрей больше не возражал.
Иногда по вечерам, глядя на спящих котов, которые мирно посапывали на диване, Наталья вспоминала тот страшный день возвращения. И каждый раз думала: некоторые люди сами разрушают мосты, ведущие к их сердцу. А потом удивляются, почему остались в одиночестве на другом берегу.
Автор: Елена Стриж ©
Нравится рассказ? Тогда поддержите его. Автору будет приятно видеть ваши репосты, рекомендации друзьям, комментарии и лайки... )) Ну и конечно, не забудьте подписаться на канал!