— Нечего рожать, если нет своего угла! — Галина Степановна стояла у детской кроватки и качала головой. — Это же безответственность какая-то!
Я молча поправляла пелёнку у Машеньки. Слова свекрови впивались в память, как занозы. Дочке было всего три месяца, а я уже второй раз за неделю выслушивала лекцию о том, как неправильно мы с Димой живём.
— Мама, ну хватит уже, — Дима вошёл в комнату с чашкой чая. — Лена и так устаёт.
— А ты думал? — повернулась к нему Галина Степановна. — Когда снимаете жильё да ещё с грудным ребёнком? Я вот в ваши годы...
— В ваши годы всё по-другому было, — перебила я тихо.
Свекровь посмотрела на меня строго.
— Да-да, сейчас всё по-другому. Только дети всё так же болеют от сырости. А у вас тут что? Угол промерзает, отопление еле греет.
Она была права. Квартира действительно не ахти. Старый фонд, батареи чуть тёплые, углы местами с плесенью. Но это всё, что мы могли себе позволить. Дима получал тридцать тысяч, я в декрете. Хозяйка брала восемнадцать за однушку.
— Мы справляемся, — сказала я.
— Справляетесь... — протянула Галина Степановна. — А если ребёнок заболеет? А если у тебя молоко пропадёт от нервов? Что тогда?
Дима сел на кровать, устало потёр лицо.
— Мам, мы взрослые люди. Сами разберёмся.
— Взрослые... — свекровь усмехнулась. — Взрослый человек сначала жильё покупает, а потом детей заводит. А вы что делаете? Живёте как студенты.
Маша заплакала. Я взяла её на руки, начала укачивать. Галина Степановна покачала головой и вышла на кухню. Через минуту оттуда послышался стук чашек.
— Не обращай внимания, — шепнул Дима. — Она просто переживает.
Но я знала — это не просто переживания. Свекровь считала, что я плохая мать и жена. Что затянула её сына в какую-то нищету. Что если бы он женился на ком-то другом, всё было бы по-другому.
На кухне Галина Степановна мыла посуду с таким усердием, будто хотела протереть дырки в тарелках.
— Лен, ты чай будешь? — крикнула она.
— Буду.
Я пришла на кухню с Машей. Свекровь поставила передо мной чашку, села напротив.
— Ты пойми, я не злая, — начала она. — Просто вижу, как вы мучаетесь. Дима на двух работах пахает, ты не высыпаешься. А ребёнок в такой обстановке...
— Какой обстановке?
— Ну неопределённости этой. Сегодня здесь живёте, завтра хозяйка может выселить. Денег впритык. Это же стресс постоянный.
Я кормила Машу и молчала. Знала, к чему она ведёт.
— Вот думаю я, — продолжала Галина Степановна, наливая себе чай, — может, вам пока ко мне переехать? У меня же двушка. Там и Димочке легче будет, и тебе с ребёнком спокойнее.
Вот оно. То, чего я боялась последние месяцы.
— Галина Степановна, мы же уже говорили...
— Что говорили? — перебила она. — Что вы гордые? Что не хотите помощи? А ребёнок-то при чём? Ему что, тоже гордость важнее здоровья?
Маша засопела у груди. Я осторожно переложила её на другую руку.
— Дело не в гордости.
— А в чём тогда?
Как объяснить, что я боюсь потерять остатки самостоятельности? Что уже сейчас каждый её визит превращается в сплошные замечания и советы? А если мы переедем к ней?
— Мне кажется, нам лучше жить отдельно, — сказала я.
Галина Степановна поставила чашку с лязгом.
— Лучше? В плесени лучше? Без денег лучше? Ты о чём думаешь вообще?
— Мам, — Дима вошёл на кухню, — мы уже обсуждали это.
— Ничего вы не обсуждали! — вспыхнула свекровь. — Ты просто слушаешь, что тебе жена говорит. А сам соображать отказался?
— При чём тут Лена? Это наше общее решение.
— Общее... — Галина Степановна встала, начала ходить по кухне. — Димочка, ты посмотри на себя! Осунулся, похудел. На работе с утра до ночи, дома ребёнок плачет. Это жизнь, по-твоему?
— Нормальная жизнь.
— Нормальная? А я что, ненормальная, если предлагаю помочь? У меня квартира пустая стоит, комнаты свободные. Могли бы там пожить, пока на ноги встанете.
Дима посмотрел на меня. Я видела, что он колеблется. В последнее время он действительно выглядел усталым. Работал в автосервисе днём, по вечерам подрабатывал в такси. Спал по четыре часа в сутки.
— Мам, спасибо, но мы как-нибудь сами.
— Сами, сами... — Галина Степановна махнула рукой. — А потом будете больницы по ночам объезжать, когда дитё заболеет в этой сырости.
— Не заболеет, — сказала я.
— Не заболеет? — свекровь повернулась ко мне. — Ты что, ясновидящая? Или думаешь, любовь от простуды защищает?
Маша вдруг поджала ножки и заплакала. Не просто захныкала, а заголосила во весь голос. Я встала, начала её укачивать.
— Вот видишь, — сказала Галина Степановна, — ребёнок всё чувствует. Напряжение это ваше.
— Она просто голодная.
— А может, мёрзнет? Тут же холодрыга.
Я пошла в комнату кормить Машу. Слышала, как на кухне продолжается разговор. Дима говорил тихо, мать — громче.
— Ты подумай хорошенько, — говорила она. — Я же не навсегда зову. Пока квартиру не купите или работу лучше не найдёте. А то смотреть не могу, как вы мучаетесь.
— Мы не мучаемся.
— Как не мучаетесь? Дима, очнись! Жена у тебя круги под глазами до подбородка, ты сам скелет ходячий. А я сижу в двушке одна и ничем помочь не могу?
— Можешь. Просто не лезь в нашу жизнь.
Повисла тишина. Потом я услышала, как Галина Степановна берёт сумку.
— Хорошо, — сказала она. — Я поняла. Лишняя я тут.
— Мам, да не в том дело...
— В том, Димочка. В том. Пока не припрёт окончательно, будете гордость свою лелеять.
Дверь хлопнула. Дима зашёл в комнату, сел рядом.
— Обиделась, — сказал он.
— И что теперь?
— Ничего. Остынет.
Но я знала — не остынет. Галина Степановна такой человек, что если решила что-то — будет добиваться. А она решила, что мы должны к ней переехать.
На следующий день она приехала с пакетами продуктов.
— Что это? — спросила я.
— Еда нормальная. Смотрю, у вас тут одни макароны да сосиски.
— Галина Степановна, мы же вчера разговаривали...
— О чём разговаривали? — она начала выкладывать продукты на стол. — Я свекровь или кто? Внучку покормить не имею права?
Дима был на работе. Спорить с ней одной было бесполезно. Галина Степановна приготовила борщ, пожарила котлеты, всё время комментируя состояние нашего холодильника и плиты.
— Сковородка у вас какая-то убитая. И кастрюли эти... Хозяйка небось с советских времён не меняла.
— Нам хватает.
— Хватает... — она помешала борщ. — А ребёнку что хватает? Ты грудью кормишь — а сама что ешь? Витаминов никаких, мяса нормального нет.
Маша лежала в кроватке, мирно посапывала. Галина Степановна подошла к ней, поправила одеяльце.
— Совсем худенькая девочка. Не поправляется.
— Поправляется нормально.
— Я всех своих детей выкормила. Знаю, как должно быть.
Вечером, когда пришёл Дима, она накрыла стол. Борщ действительно был вкусный. Мы ели молча.
— Ну что, вкусно? — спросила свекровь.
— Очень, — ответил Дима.
— То-то же. А дома бы каждый день так ели.
— Каким дома?
— У меня дома. Я же говорила уже — переезжайте. Или думаете, я плохо готовлю?
Дима отложил ложку.
— Мам, мы же решили.
— Вы решили. А я не решала. Не могу спокойно смотреть, как внучка в таких условиях живёт.
— В каких условиях? — я не выдержала. — Чистота, тепло, еда есть.
— Тепло? — Галина Степановна показала в угол. — А это что? Плесень? Ребёнок этим дышит.
— Мы обрабатываем стены.
— Обрабатываете... Это же старое здание. Тут не обработкой дело, а тем, что дом гнилой.
Дима встал из-за стола.
— Всё, мам. Хватит. Мы взрослые, сами решаем, где жить.
— Взрослые? — Галина Степановна тоже встала. — Взрослый человек о ребёнке думает в первую очередь, а не о своих принципах.
— Мы и думаем о ребёнке.
— Да? А почему тогда держите её в сырости?
— Здесь не сыро!
— Не сыро? Димочка, посмотри на стены! На углы посмотри!
Я взяла Машу, которая проснулась от голосов, и ушла в комнату. Но разговор слышала.
— Мам, это наша жизнь.
— Твоя жизнь — это моя боль. Ты мой сын. И она мне теперь тоже как дочь. А внучка — вообще святое.
— Тогда почему ты нас достаёшь постоянно?
— Достаю? — голос свекрови дрогнул. — Я о вас забочусь. Предлагаю помощь. А вы это называете — достаю?
— Ты не предлагаешь. Ты навязываешь.
— Навязываю? Хорошо. Тогда я больше не буду навязывать.
Опять хлопнула дверь. Дима пришёл в комнату расстроенный.
— Она обижается, как маленькая, — сказал он.
— Может, мы правда неправы? — спросила я.
Дима посмотрел на меня удивлённо.
— Ты о чём?
— Ну... она же действительно хочет помочь. И условия у неё лучше.
— Лен, ты серьёзно?
Я качала Машу и думала. А может, действительно? Переехать на время. Пока Дима найдёт работу получше или мы накопим на что-то лучше.
— Просто подумай, — сказала я. — Там тепло, места больше. И помощь с ребёнком.
— А потом что? Мы там поселимся навсегда?
— Не навсегда. Пока на ноги не встанем.
Дима сел на кровать.
— Лен, ты же знаешь мою мать. Если мы переедем, она решит, что была права. И начнёт командовать нашей жизнью.
— Может, она и права?
— В чём права?
— В том, что мы торопились с ребёнком.
Дима молчал. Потом встал, подошёл к окну.
— Ты жалеешь?
— Нет. Но, может, стоило подождать.
— Подождать чего? Пока купим квартиру? На мою зарплату это лет через двадцать случится.
— Тогда пока найдёшь работу лучше.
— А если не найду?
Мы молчали. Маша уснула у меня на руках. За окном моросил дождь.
— Хорошо, — сказал Дима наконец. — Позвоню ей завтра.
— Правда?
— Правда. Может, она и права. Может, нам действительно стоит пожить у неё какое-то время.
Утром Дима позвонил матери. Говорил недолго. Потом положил трубку и сказал:
— Завтра переезжаем. Она за нами машину пришлёт.
— И что она сказала?
— Что рада. И что знала — мы в конце концов поймём, что она права.
Вечером мы собирали вещи. Их было немного — две сумки одежды, детские принадлежности, несколько книг. Всё помещалось в машину.
— Грустно? — спросил Дима.
— Немного.
— Мне тоже. Но, может, мама права. Может, нам действительно будет легче.
Я кивнула. Но в глубине души понимала — легче не будет. Будет по-другому. И не факт, что это по-другому нам понравится.
Галина Степановна встретила нас у подъезда. Помогла донести вещи. В квартире пахло пирогами.
— Ну вот и дома, — сказала она, обнимая Машу. — Правда ведь, тут лучше?
Квартира действительно была лучше. Тёплая, светлая, просторная. У Димы была своя комната, у меня с Машей — тоже.
— Устраивайтесь, — сказала свекровь. — А я пока ужин подогрею.
Мы сели за стол. Галина Степановна суетилась, накладывала еду, рассказывала, как рада, что мы наконец-то дома.
— Теперь и Димочка отдохнёт, и ты с ребёнком спокойнее будешь, — говорила она.
— Спасибо, мам, — сказал Дима.
— Да что ты! Мы же семья. Семья должна друг другу помогать.
После ужина я укладывала Машу в новой комнате. Кроватка стояла у окна. За окном был двор с детской площадкой.
— Хорошо здесь, — сказала Галина Степановна, заглядывая в комнату. — Тихо, тепло. Маша быстрее поправляться будет.
— Да, хорошо.
— Завтра в поликлинику сходим. Покажем её врачу. А то вы там, наверное, и не ходили ни к кому.
— Ходили. У нас участковый хороший.
— Участковый... Тут рядом частная клиника отличная. Там врачи получше будут.
Я не стала спорить. Устала. Хотелось просто лечь и заснуть.
— Ложись отдыхай, — сказала свекровь. — А если Машенька заплачет, я подойду. Пусть мама выспится наконец нормально.
Я легла в новую кровать. Постель была мягкая, тёплая. Но заснуть не могла. Слишком тихо было. И слишком много мыслей в голове.
Что мы наделали?