На кухне звенел чайник, а Екатерина смотрела в окно, где медленно тлел московский март — серый, вязкий, неуютный. Она лениво помешивала чай — не себе, а Ивану, мужу. Себе она давно перестала заваривать по-настоящему вкусный. Лишь бы было. Жизнь, как чай: когда-то была с жасмином, а теперь — с осадком.
Из комнаты раздался грохот — что-то уронил Иван. Или опять его сестрица приходила и оставила пакет с картошкой прямо в проходе.
— Осторожно, мать вашу... — пробормотала Екатерина, не оборачиваясь.
Дверь хлопнула. Уже без звонка.
— Катя! Ты дома, что ли? — влетела Анастасия, сестра Ивана, сорок лет, разведёнка с двумя детьми и всегда «временными» трудностями. — Мне буквально на минутку, там у меня Даня на секцию опаздывает!
— Прекрасно. А ключ ты с какого перепуга опять взяла? — Екатерина даже не повернулась.
— Да я ж на секунду! — Анастасия уже скидывала куртку на спинку дивана, проходя мимо Екатерины как мимо пальмы в офисе: стоит — ну и пусть.
Иван вышел из комнаты с видом побеждённого оленя, которого только что поймали в пакете с гречкой.
— Настя, ты бы заранее позвонила... — пробормотал он виновато, поглядывая на жену.
— А чего звонить-то? Мы ж своя семья! — Анастасия хохотнула, откупоривая холодильник. — О, у тебя пирожки! Ну ты умничка, Катя. А у нас в доме никто не готовит. Понимаешь, работа-работа-работа...
— Да, у тебя прямо вся жизнь как кино. Только без сценария и с бюджетом от комитета по бедствиям, — сухо отозвалась Екатерина, вырывая у Насти пакет с пирожками. — Это на работу, Ивану. Я готовила. Не на раздачу.
— Ну ты злюка, Катя... Прямо как наша бабушка. Помнишь, Вань, как она табуреткой гоняла нас, если мы без разрешения в кладовку лезли?
— Я помню, — тихо сказал Иван. — И как потом ты на неё заяву вкатала, помнишь?
— Господи, да шутка это была! — Анастасия уже сидела на краю дивана, закинув ногу на ногу, как в театре. — У меня, между прочим, встреча через двадцать минут. Катюш, а можно я пока у тебя душ приму? У нас горячую воду отключили. Соседи, гады, опять не скинулись.
— Нет, — ответила Екатерина ровно, и посмотрела прямо на мужа. — Вот прям сейчас скажи. Это нормально?
— Катя... — Иван почесал затылок. — Ну она же ненадолго. Душ и всё. Что такого-то?
— А ты мне скажи: ты вообще дома живёшь или в коммуналке под названием «семья»?
— Катя, ну ты перегибаешь, — Анастасия встала и пошла в сторону ванной. — Я же на минутку.
— Только попробуй туда зайти, — Екатерина резко вышла из-за стола, перекрыв проход. — Только попробуй. Это мой дом. Я — не баня для случайных заскочивших.
— Да ты же в его квартире живёшь, если уж на то пошло! — с вызовом сказала Анастасия, остановившись в шаге. — Или память короткая?
— А у тебя совесть длинная, да? Это его квартира — после бабушки. Но с тех пор, как мы поженились, я вкладывалась в неё не меньше. Это наш дом. А не твоё запасное отделение метро.
— Девочки, пожалуйста... — Иван поднял руки. — Давайте спокойно...
— Я тебя умоляю, Ваня, не «девочки»кай. Она мне не подруга, а ты не судья. Ты муж, но такое ощущение, что муж ты не мне. А своему клану, — с железной интонацией бросила Екатерина.
Анастасия фыркнула:
— Прямо драма. Театр. Что дальше — выселишь меня через суд?
— А ты, кстати, не боишься, что я выселю? — Екатерина внезапно улыбнулась. — Я ведь могу. Не тебя, конечно. Но кое-кого из твоих друзей уже пытаются. Арендаторы. Помнишь мою квартиру на Новоясеневской?
Иван нахмурился:
— А что с ней?
— Вот интересно мне знать. Почему наши арендаторы вдруг начали получать анонимные угрозы и звонки? Не родственнички ли твои решили «случайно» помочь? Или это совпадение, что твой дядя Дмитрий вчера интересовался, сдаётся ли она?
Анастасия быстро отвела глаза:
— Ты чего несёшь, Катя... Какая разница вообще, кто что спрашивал?
— А ты спроси у Димочки, зачем он ходил смотреть дом и говорил агенту, что владелец — его племянник, а жена — чисто так, формальность.
Молчание. Впервые за утро — тишина.
Иван сел.
— Ты уверена?
— Уверена, — коротко сказала Екатерина. — И более того. Я съезжаю. Тебе — удачи. Хочешь — живи с семьёй. Хочешь — на два фронта. А я — пас.
— Катя, да ну брось! — вскрикнула Анастасия, вдруг став доброй. — Ну поругались, подумаешь...
— У меня нет лишнего пространства — ни в голове, ни в квартире. И если ты не умеешь просить, а умеешь только требовать — ищи другой адрес.
Она сняла фартук и положила на стол. Простым жестом, как будто окончила какую-то смену, отработала своё.
— Катя... — Иван поднялся, хотел сказать что-то ещё, но вдруг опустил руки. Сел. Упал глазами в стол. Застыл.
— Если бы ты хоть раз сказал: «Катя, ты права» — я бы, может, и осталась, — прошептала она.
Но он молчал.
За дверью опять хлопнуло. На этот раз — ею самой.
***
Телефон вибрировал на стеклянном столике с такой навязчивостью, будто собирался вломиться в её новый порядок жизни. Екатерина стояла на кухне своей квартиры на Новоясеневской — впервые за два года. Пусто, чисто и как-то слишком правильно. Как будто и не было тут семьи, мебели, криков, разбросанных носков и беззвучной усталости в воздухе.
Она переехала позавчера. Арендаторы — интеллигентная семейная пара, работающие в IT — съехали быстро и без скандалов, хотя и с недоумением. Причину она объяснять не стала. Просто... захотела обратно. На свою территорию. Где никто не раздаёт ключи без спроса.
— Договаривайся с собой заново, Катя, — сказала она себе, наливая воду в чайник. — Только теперь — по-честному.
Телефон вибрировал снова. И снова. Третий раз — звонок. Смотрит: Александр Куликов. Бывший. Не просто бывший — тот самый, с кем всё когда-то начиналось. И к кому — чёрт возьми — всегда возвращается, когда всё рушится.
Подняла.
— Ну здравствуй, Кать. Надеюсь, не разбудил, — голос всё такой же — ироничный, спокойный, как у человека, у которого всё в жизни под контролем. Или почти.
— Четыре пропущенных и «не разбудил». В твоём стиле, Саша.
— Слышал, ты освободила свой гарнизон. Вернулась на территорию. Скучаешь?
— Если ты про квартиру — да. Если про тебя — не дождёшься, — усмехнулась она и тут же поняла, что голос дрогнул.
— Ну надо же, Екатерина Геннадьевна снова с характером. И без мужа?
Она замолчала.
— Я всё знаю, — продолжил Александр. — И про съезд. И про дядю Дмитрия, который ходил в агентство под видом покупателя. У меня там свой человек.
— Ну конечно, у тебя везде «свой человек». Даже в аду, наверное, ты бы договорился, — отозвалась Катя, всё же с облегчением. — И что теперь? Ты мне что, помочь хочешь?
— Да. Хочу. Знаешь, почему? Потому что у тебя на руках квартира, и на неё начинают слетаться, как мухи на варенье. И ты одна. И у тебя нет нотариуса, юриста и терпения. А я — есть.
Катя помолчала.
— Я только съехала от мужа. Мне надо не юрист, а психотерапевт.
— Ну а я кто? Всё-таки семь лет вместе. У меня сертификат есть — «лучший бывший года».
Она невольно улыбнулась.
— Ты не изменился, Саша.
— А ты, Кать, изменилась. Стала злее. Но это хорошо. Злость — это топливо, когда тебя пытаются раздавить. И знаешь, что я тебе скажу?
— Давай, удиви.
— Твой Иван уже ходил к юристу. Через одного из моих знакомых. Знаешь, с чем?
Катя замерла.
— Только не говори мне...
— Хочет признать часть твоей квартиры совместно нажитым имуществом. Мол, ты её сдаёшь, значит, доход совместный. И куплена была в браке, хотя юридически — нет. Но он будет давить на то, что «вкладывался морально».
— Морально он вкладывался в пирожки от мамы и хождение босиком по ковру. Он даже арендаторов не знал в лицо! — Катя вскочила. — Да он туда приезжал только раз — посмотреть, стоит ли ставить кофемашину.
— Ну вот, — спокойно сказал Саша. — Поэтому я и звоню. У тебя две недели, чтобы оформить новое распоряжение имуществом и подать встречный иск, если он рыпнется. Если он дёрнется — будет поздно.
— Я не хочу войны, Саша.
— Ты уже в ней. И если хочешь выжить — привыкай к оружию. И к юристам.
Она медленно опустилась на табуретку. Внутри всё сжималось: страх, злость, обида. И ощущение предательства. Но уже не только Ивана — себя. За то, что когда-то согласилась на все эти «ну это же временно» и «ну она же сестра» и «Катюш, ну ты у меня умничка».
— Я тебе всё скину на почту. Договор, образец встречного. И ещё, — Саша вдруг замолчал, а потом тихо добавил: — Катя. Если ты вдруг... хочешь просто поужинать. Не как бывшие. А как взрослые люди, пережившие собственную глупость.
Она не ответила. Просто нажала «отбой».
На следующий день к её двери позвонили. Не по привычке вломились, а именно позвонили — уже достижение. Катя открыла. На пороге стоял Дмитрий. Высокий, в дорогом пальто, с дипломатом.
— Екатерина, здравствуйте. Можно буквально на пару слов?
— Вам бы с табличкой ходить: «буквально на пару слов». Слушаю, Дмитрий.
— Я всё же родственник Ивана. Мы — семья.
— Я в разводе. Я — не ваша семья, — спокойно сказала она.
— Вы поймите... Квартира у вас замечательная. Район — перспективный. Мы просто подумали, что она не очень вам нужна. А вот нашей Насте с детьми...
— Ещё одно слово про Настю — и я вызываю участкового.
— Не надо так остро. Я пришёл с предложением. Вот — готовый договор. Мы покупаем у вас квартиру. Без посредников. Быстро. За хорошую сумму. Устроит?
Он протянул документ.
Катя взяла, прочитала бегло — и чуть не рассмеялась. Сумма — ниже рынка на двадцать процентов. Сроки — без гарантий. И подпись — не его. А Ивана.
— А Иван в курсе, что он «покупает» мою квартиру?
— Екатерина, это в его интересах. Чтобы всё было по-честному. Вы ведь жили вместе. Разошлись — ну и пусть каждый останется при своём.
— Да вот я и хочу — остаться при своём. А вы с вашим племянником идите, пожалуйста, далеко и надолго. И забудьте адрес.
— Тогда вы не оставляете нам выбора, — резко сказал Дмитрий, меняя тон. — Суды, экспертизы, моральный ущерб... Хотите грязи?
Катя подошла к нему вплотную. В глазах — ледяной блеск.
— Хотите грязи — получите. У меня на кухне лопата. Вам в лицо или по репутации?
Он отшатнулся.
— Вы ненормальная, Екатерина. Агрессивная и злая.
— А вы — проныра и манипулятор. А теперь проваливайте. Пока я не достала ту самую лопату.
Он ушёл, хлопнув дверью.
Катя села. Взяла в руки договор. Порвала его. Медленно. Ровно.
И написала Саше: «Ужин возможен. Но сначала — юрист. Подключай свою команду. Я в игре».
***
Судебное заседание в Тушинском районном суде напоминало скорее семейную разборку в прямом эфире: повестки, бумажки, адвокаты, вкрадчивые взгляды, приправленные затаённой злобой. Екатерина сидела, ровно сложив руки, как на родительском собрании. Только вместо родителей — юрист, бывший муж и судья с усталостью в голосе.
— Екатерина Геннадьевна, — начала судья, хрипловатая женщина в очках на цепочке. — Ваш бывший супруг считает, что имеет право на часть квартиры, оформленной на вас, так как, по его словам, принимал участие в улучшении её состояния, и полученная от аренды прибыль тратилась на совместные нужды.
Катя глянула на Ивана. Он, конечно, пришёл с мамой. Людмила Андреевна сидела в первом ряду, как директор колхоза на собрании. Поджав губы, в коричневом костюме, как будто готовилась биться за урожай. Глаза блестели — то ли от слёз, то ли от злобы.
— Простите, — Катя чуть наклонилась вперёд. — Уточните: речь идёт о квартире, в которой он ни разу не закрутил лампочку? Или о прибыли, которую я клала на свой счёт и оплачивала им его долги по кредитной карте?
— Не надо истерики, Катя, — негромко сказал Иван. — Мы ведь просто хотим разобраться.
— Ты хочешь разобраться? Тогда скажи честно, Вань: кто написал заявление за тебя? Мама? Или твой дядя, который приходит с чемоданом, как будто мы на переговорах в «Газпроме»?
Судья кашлянула.
— Екатерина Геннадьевна, пожалуйста, по сути.
Адвокат Екатерины встал. Саша. Строгий, в синем пиджаке и со взглядом, которым можно было резать бетон. Бывший муж — а сейчас её лучший защитник.
— Ваша честь, прошу приобщить к делу документы, подтверждающие, что квартира была приобретена до брака. Средства — из личных накоплений моей клиентки, задолго до знакомства с истцом. Также — справку из банка, где видно: все средства от сдачи квартиры поступали на её личный счёт, которым истец не пользовался. Более того — истец за весь период брака не посещал данную квартиру более одного раза, и не совершал ни одного действия, которое можно интерпретировать как «улучшение имущества».
Судья кивнула, забрала папку.
— А ещё я принесла вот это, — добавила Екатерина и достала флешку. — Там запись с камеры на лестничной площадке. Где «родственник» моего бывшего мужа ломится к арендаторам с предложением съехать, угрожая «новыми владельцами». Без доверенности, без договора. Просто так. Извините, я не адвокат, но разве это не называется превышением чужих полномочий?
Судья вставила флешку. Видео пошло. Дмитрий на экране шумно дышит, говорит голосом важного клерка:
— Вы просто освободите помещение, не надо формальностей. Всё будет по-человечески.
А на фоне — мужик-арендатор в спортивках:
— А ты кто вообще, братан? Хозяин? Тогда покажи документы. Нет? Тогда вали.
Судья нажала паузу.
— Думаю, этого достаточно. Решение будет озвучено через десять минут.
Катя вышла в коридор. Иван побежал за ней.
— Катя! Подожди. Зачем ты так? Это ведь всё можно было решить мирно. Я просто...
— Просто что? — Она резко повернулась. — Хотел отжать часть моей квартиры, прикидываясь, что ты бедный пострадавший? Иван, я тебя три года носила на себе. И твоих родных — тоже. А ты — даже не заступился, когда меня выгоняли из кухни в моей же квартире.
— Ты драматизируешь. Это всё твои фантазии. Просто... мама...
— Мама? Мама — это когда тебе суп варит, а не когда она с тобой идёт в суд, чтобы отсудить жильё у твоей жены. Бывшей жены.
Из-за угла показалась Людмила Андреевна.
— Мы всё для тебя, неблагодарная. Ты жила, как королева, а теперь вдруг — гордая женщина. А кто тебя в больницу возил, когда ты аппендицит схватила?
— Такси. И чек остался. Хочешь — приобщу к делу.
— Да будь ты проклята, — процедила свекровь. — Чтобы одна сдохла в своей квартире!
Катя шагнула вперёд.
— Если хоть кто-то из вас снова появится у моей двери, я не вызову полицию. Я вызову экскаватор — пусть вас сразу унесёт вместе с этой тухлой моралью.
В этот момент подошёл Саша.
— Всё. Решение в нашу пользу. Полная отмена иска. А ещё... судья лично попросила, чтобы ваши родственники не контактировали с вами без нотариального согласия.
Катя медленно выдохнула. Сердце билось так, будто она только что пробежала марафон. И выжила.
Через неделю она стояла на кухне своей квартиры. На плите кипел кофе. В открытое окно залетал прохладный майский воздух. Тишина. Без визгов, без требований, без хлопков дверей.
Раздался звонок в дверь.
Она подошла, посмотрела в глазок. Саша. С пакетом продуктов.
— Принёс шампанское. И креветки. Праздновать победу. Ты же обещала ужин, помнишь?
Катя открыла.
— Заходи. Но — без привычек. Это моя квартира.
Он вошёл, улыбнулся.
— Я на чужие квартиры больше не претендую. Только если предложат прописку с любовью.
— Ну вот, — сказала она. — Только и ждали, когда я разведусь, чтобы за прописку бороться.
Смех. Настоящий. Без обиды, без фальши.
Она вдруг поняла: да, всё кончилось. Но не жизнь — а старая, больная, усталая её часть.
Теперь — можно начинать новую.
Только в неё — никто больше не войдёт без стука.
Финал.