Часть 1.
Часть 2.
Часть 3. Заключение.
В зале совещаний ГУМВД, где воздух был пропитан предчувствием беды, собрались начальники всех служб. Лица их, словно высеченные из камня, хранили молчаливое напряжение. Семь мертвых душ за две недели – зловещая жатва, посеянная в проклятой деревне. "Что скажете, товарищи? Какие будут соображения?" – голос генерала Дубейко, тяжелый, как гранитная плита, обрушился на собравшихся.
Подполковник Герасимов, словно готовый к броску сторожевой пёс, вскинулся с места. "Разрешите, товарищ генерал-майор?" – его голос, обычно уверенный, дрогнул, как струна под пальцами однорукого музыканта. "У меня есть подозрения, что все смерти связаны с этим прибором. Возможно, он – излучает энергию, радиацию. Его необходимо тщательно исследовать."
Генерал Дубейко, чьи глаза, казалось, видели насквозь, кивнул. "Хорошая мысль, подполковник. Отправьте его на экспертизу. Пусть вывернут наизнанку, но узнают правду. Хватит нам этих смертей! Скоро это дело станет личной головной болью главка." Совещание было окончено. Слова повисли в воздухе, словно тяжелые капли дождя, предвещающие бурю.
Подполковник Герасимов, прошедший сквозь огонь и воду, от патрульного сержанта до начальника УВД Багрянского района, чувствовал, как лед сковывает его сердце. Двадцать лет службы научили его многому, но ничто не подготовило к этой чертовщине. В голове, словно назойливая муха, зажужжала мысль: не обратиться ли к гадалке? "Чем черт не шутит…" – прошептал он, словно произнося заклинание.
Монокль, словно проклятый артефакт, отправился на экспертизу в тот же день. Экспертам, под страхом смерти, было запрещено заглядывать в его окуляры – окна в иную реальность. Вместе с ним уехал и ноутбук с видеофайлом стажера Щеглова – последняя запись обреченного. Время тянулось мучительно медленно, словно его растягивали на дыбе. Все ждали вердикта науки, сжимая кулаки, предчувствуя неминуемую расплату за провал. "Головы полетят…" – эта фраза эхом отдавалась в голове Герасимова.
На следующее утро, словно удар грома среди ясного неба, раздался звонок от начальника ЭКЦ, полковника Жилина. "Здравия желаю, Дмитрий Викторович! Я по твоей штуковине… Срочно нужно было…" Голос Жилина, обычно невозмутимый, дрожал от напряжения. "Эксперты разобрали его до винтика, изучили под микроскопом. Ничего необычного, Дмитрий! Ни излучений, ни радиации… Прибор сложный, собран человеком неглупым, но никакой чертовщины. Он дает возможность видеть в расширенном спектре. Это наука, тебе вникать нет смысла. Грубо говоря, представь, что есть видимое излучение, которое доступно глазу человека, например, от 10 до 50. А весь спектр, условно, от 0 до 1000. Все остальное глаз не видит. Этот прибор позволяет видеть в полном диапазоне, от 0 до 1000. Понимаешь? Но это не смертельно. Другое дело, если увиденное нельзя видеть человеку… Я серьезно, Викторович! За годы службы я повидал такое, что впору в психушку ложиться. Но поверь, есть вещи, которые нам не дано знать, не дано видеть. И то, что видели эти люди, скорее всего, видеть не должны были. Файл с ноутбука – обычный видеоформат. Мы его не открывали и тебе не советую. Знаешь, мой тебе совет – закрой это дело и забудь, как страшный сон."
"Тебе хорошо судить, Паша, а у меня погоны слетят, если не раскрою. Главный дал неделю срока."
"Ну, тогда не знаю, что тебе сказать. Экспертиза готова, отправим ближайшей развозкой."
"Спасибо, Паша. Я ценю то, что ты сказал."
Через два часа заключение экспертизы лежало на столе Герасимова, словно приговор. Энтузиазма это не прибавило. Экспертиза не дала ничего, кроме подтверждения беспомощности перед лицом непознанного. Что делать дальше? Как действовать? Его не учили бороться с тем, что нельзя увидеть, а если увидел – умрешь. После долгих раздумий, словно восходя на эшафот, Герасимов решил искать тех, кто хоть что-то может рассказать о проклятой Кучке-шоблы. Следователь Кривцов упоминал, что стажер Щеглов обмолвился о своей бабушке, связанной с этой деревней. С нее и начнем…
На следующее утро УАЗ начальника ОВД, словно взбесившийся зверь, мчал по пыльной грунтовой дороге в деревню Шабашино, к известной в районе знахарке, бабушке погибшего Щеглова, Кузьминой Алевтине Васильевне.
"Доброе утро, Алевтина Васильевна," – произнес Герасимов, входя в избу и низко склонив голову. Дверной проем был настолько низким, что ему пришлось согнуться в три погибели. "Зачем так низко сделано?" – промелькнуло в голове.
"Здравствуйте, Дмитрий. А низко сделано, чтобы входящий дань уважения отдавал хозяину и низко кланялся," – неожиданно ответила Алевтина Васильевна.
Герасимов, словно пораженный молнией, едва не упал. "Как вы узнали? Я же вслух не сказал…"
"А мне знать не надо, я мысли слышу, как и ваш голос."
"Вот те на…" – подумал Герасимов.
"Вот те два," – добавила Алевтина Васильевна.
"Всё, молчу, молчу," – пролепетал Герасимов.
"Я вот по какому делу…"
"А я знаю, по какому вы делу. Не ваше это дело и не внука моего, царствие ему небесное," – проговорила она, обронив слезу. Закручивая самокрутку, бабушка начала рассказ "Деревня эта проклята была. Много греха там было. Она на месте древнего капища построена коммунистами. Нельзя в таких местах жилище строить. Духи там водились злые и сильные, не из нашего мира. Они всех жителей и поглотили. Там они и по сей день живут. Да только мучаются они, страшные муки испытывают. Да такие ужасные, что человеку это видеть невозможно. Сразу смерть. Не может человек даже видеть такие страхи, что там происходит."
"Но как же так? Ведь там никого нет, лес стоит… Ни деревни, ни домов… Как они могут там жить, быть?"
"Да в ином мире они, в смежном, тот, что мы не видим. Вокруг нас много разных миров. Вот, например, когда у тебя боли головные резко возникают, ты думаешь, от чего это? Ну, давление может, или так что… А почему вы спросили?"
"Да потому что не просто боли это. Это другие миры на тебя воздействуют. Существа из этих миров прорваться хотят к нам и могут твою голову ломать, сверлить, стучать. Только ты не видишь их, а боли чувствуешь понимаешь? И это не только головы касается и всех других мест."
"Не надо вам знать более ничего. Это все от дьявола. Дьявол в наш мир пытается попасть под разными видами. Много миров он создал, да только вера в Господа нашего Бога нас спасает. Надо вам молиться и забыть это дело, как страшный сон. Я вам дам водичку, вот приготовила, наговорила. Только баночку вы мне потом верните обязательно, у нас чай не склад, чтобы их раздавать. Воду перед сном выпейте и молитву прочитайте. Какую знаете, ту и читайте, главное, к Богу обратитесь. Он все слышит и нас оберегает, ведь мы все дети его."
"Спасибо вам, Алевтина Васильевна," – произнес Герасимов, выходя из избы. Он сел в УАЗ и, устремив взгляд в пустоту, молча ехал до отдела.
Что доложить генералу? Не говорить же про Кузьмину и ее рассказы о нечистой силе? Бред же! Но с другой стороны, она же мысли мои прочитала… Как такое возможно? Подполковник Герасимов сидел в своем большом кабинете, за большим столом, в большом удобном кресле. Большой начальник, уважаемый человек, с государственными наградами. Но сейчас, в эту минуту, он чувствовал себя маленьким и никчёмным человечком, осознающим свою беспомощность перед лицом Всевышнего. На глаза навернулась слеза. "Господи, помилуй," – прошептал он.
В кабинете генерала раздался телефонный звонок. "Здравствуйте, товарищ генерал. Подполковник Герасимов. Дело, кажется, останется нераскрытым. Такое не говорят, но я скажу – тут чертовщина замешана, самая настоящая."
В ответ стояла тишина, слышны были только постукивания пальцев по столу. Прошло, наверное, около минуты, и раздался спокойный голос генерала: "Я тебе верю, Герасимов. Верю. Мы с тобой, конечно, получим свое, но про эту Кучку-шоблы я знал и знал не понаслышке. Когда люди исчезли, я этим делом занимался. Тогда еще, совсем молодой, помощником участкового был. И мы там столкнулись с таким, что мне тебе не объяснить. Ладно, будь здоров. Я тебя услышал, разберемся."
Герасимов откинулся в кресле и выдохнул. "Господь отвёл… Отвёл."
Вся наша жизнь – хрупкая иллюзия, и иногда она дает нам это понять, мы лишь пешки в большой игре великого разума.
Конец.