Найти в Дзене
Еда без повода

Свечки на хлебе, взрослые смеются, а я — ребенок, которого так никто и не понял

Оглавление

Вы когда-нибудь пытались задувать свечи, воткнутые в кусок чёрствого хлеба? А потом ещё и улыбаться сквозь обиду, потому что взрослые сказали, что это прикол?

Я пыталась.

Ты испортила праздник

Некоторые не любят дни рождения из-за возраста. Другие — из-за одиночества. А я — из-за хлеба. Чёрствого, серого куска, в который воткнули пять свечек и сказали:

"Задувай, именинница!"

Мне было восемь.

Я помню это до мелочей — как пахло на кухне, как скрипнул табурет, когда я вошла, как тётя Лида хлопнула в ладоши:

— Ну вот, наконец-то! С днём рождения, кисонька!

На столе стояли салаты в мисках, бутылка шампанского, нарезка. И вот... этот кусок хлеба на блюдце. Плотный, чуть подсохший. В нём — свечки. Разные. Кто-то вытащил их из старой коробки с ёлочными игрушками.

— Что это? — спросила я, пытаясь не моргнуть.

— А ты что, не поняла? — захихикала мама. — Торт! Веселись! Вот тебе праздник.

Я стояла. Меня шатнуло от того, как громко и весело им было.

— А где... торт? — спросила я, тихо, почти не надеясь.

— Да были деньги. Просто не пошли за ним. Лень было. Главное же — внимание! — сказал папа, наливая себе рюмку.

— Иди задувай, чё ты! Все ждут, — подбодрил дядя Слава, хлопая ладонью по колену.

Все смеялись. Камера телефона щёлкала. Кто-то включил "Happy birthday" на колонке. А я не шевелилась. Мне казалось, будто в горле ком, и он не даёт говорить.

— Ты чего встала, как статуя? — резко сказала мама. — Свечки сейчас сгорят. Мы все старались!

Я не выдержала. Побежала в комнату. Захлопнула дверь. Упала на подушку. Горло жгло, лицо было мокрым. В голове билось только одно:

"Я не хотела много. Просто быть важной. Один день в году."

За дверью раздавался смех. Кто-то чокался. Никто не пришёл.

Ни через пять минут. Ни через тридцать.

А через час мама открыла дверь и сказала с досадой:

— Ну ты и устроила. Взрослые тут веселятся, а ты ныть решила. Праздник портишь. Учись смеяться. Это была шутка. Надо проще ко всему относиться!

Я смотрела на неё и думала:

"А если бы мне было больно, а не просто обидно — ты бы тоже сказала расслабься?"

Мама ушла. А я осталась. Одна. В свой день рождения.

Это был прикол

Я лежала на кровати, уткнувшись в одеяло, как в спасательный круг. За стенкой смеялись. Взрослые. Те, кто всегда говорил: "Будь вежливой", "Не перебивай", "Благодари за внимание". А когда я молча убежала от их "шуточного торта", никто не побежал за мной. Не спросил:

"Ты в порядке?"

На кухне хлопали пробки. Тетя Лида рассказывала анекдоты. Музыка снова играла — то ли шансон, то ли советская попса. Было ощущение, что праздник идёт без меня. Как будто я — не главный человек в этом дне, а ошибка, испортившая настроение.

— Пусть поплачет, — донеслось сквозь стены. — Принцесса не такая, как все. Видите ли, хлеб ей не подошёл!

Кто-то захохотал, кто-то поддержал.

Моё имя звучало в шутках. Мои слёзы — как повод для веселья.

Я чувствовала себя виноватой. Не понимала, за что.

"За то, что хотела торт? За то, что не смогла сделать вид, что всё нормально?"

Дверь скрипнула.

На пороге появилась бабушка. Тихо, без слов. Она не гладила по голове, не говорила, что всё хорошо. Просто подошла, присела на край кровати и положила рядом маленький, чуть помятый фантик.

— Я припрятала. Это шоколадка. Хотела тебе после торта дать. Ну вот... сама понимаешь.

Я взяла её и разрыдалась. Потому что бабушка была первой, кто в тот вечер сделал что-то по-настоящему доброе. Без громких слов. Без "приколов".

— Им весело. Им проще, когда ты смеёшься вместе. Даже если тебе больно, — тихо сказала она, глядя в пол. — Но ты не виновата.

Я всхлипнула.

— Я не хочу больше дни рождения. Никогда.

Она кивнула. Не спорила.

— Ты сама решай. Только больше не позволяй чужим "шуточкам" делать тебе больно. Люди часто прячут жестокость за смехом. Особенно взрослые.

Бабушка ушла, а я осталась с этой мыслью. Она не казалась детской. Она была слишком настоящей для моих восьми лет.

И в ту ночь я впервые по-настоящему почувствовала: быть ребёнком — не всегда значит быть защищённым. Иногда — ты просто лишний гость на своём же празднике.

Смейся, даже если не смешно

На следующий день никто не извинился.

Мама с утра наливала себе кофе и, не глядя на меня, сказала с хрустом в голосе:

— Надо учиться принимать шутки. Не нужно всё воспринимать близко к сердцу. Иногда люди просто веселятся.

Папа буркнул из-за газеты:

— Тебя не дразнили. Это был прикол. Мы же не со зла. Всем весело было, ха-ха-ха.

Я молчала. Я уже научилась: если скажешь, что тебе плохо — станешь "обидчивой". А если промолчишь — может, отстанут.

— Ты хочешь, чтобы мы каждый год носились с тортами, свечками и фейерверками? — продолжала мама. — Да ты бы всё равно обиделась! Ты у нас такая, чувствительная.

Папа добавил:

— Вот у меня в детстве и хлеба не было. А тут, видите ли, хлеб с свечками — оскорбление!

Все снова рассмеялись.

А мне было всё равно. Я уже знала: они будут смеяться, пока не станет совсем не смешно. "Надо быть проще". Только меня этот юмор никогда не спасал. Он делал мне больно.

В школе я тоже больше не звала никого на день рождения. Говорила, что не люблю праздники. Что мне не надо.

И никто не знал, что каждый год, в этот день, я просыпаюсь с комом в горле. Что в голове до сих пор вспыхивает картина: кухонный стол, хлеб с торчащими свечками, и взрослые — радостные, как будто сделали что-то остроумное.

"Ты просто испортила настроение", — сказала тогда тётя Лида, уже после.

Я так и не поняла, чьё настроение было важнее — их веселье или моё унижение?

С тех пор я научилась улыбаться, когда больно. Прятать разочарование. Делать вид, что ничего страшного.

Так делают многие дети. Особенно те, кого приучили к одной простой мысли: твои чувства — это помеха для веселья других.

Весело же было, правда? А ты — всё испортила

Со временем я научилась на них не злиться. Просто... отстранилась.

Мои дни рождения проходили как обычные дни. Никаких свечей, тортов, гостей. На вопрос "почему не празднуешь?" я пожимала плечами:

— Не люблю.

Так было проще. Без ожиданий — меньше разочарований.

Но однажды на работе коллеги решили устроить мне сюрприз. Просто так. Принесли шарики, торт, свечки. Настоящие свечки. Маленькие, золотистые, с тонким запахом ванили.

Я замерла. Внутри что-то сжалось.

— Ну? Загадывай желание! — улыбалась Лена из бухгалтерии.

Я смотрела на торт, а перед глазами — тот хлеб. Черствый, белый, с выломанными краями. И все те же взрослые, хлопающие в ладоши, как будто сделали мне подарок, а не насмешку.

— Извините... — я отступила на шаг. — Я не могу...

— Эй, всё хорошо? — Лена нахмурилась.

Я не знала, что сказать. Как объяснить, что однажды в детстве тебе дали хлеб вместо торта, и сказали, что это весело, и теперь ты ненавидишь свой день рождения? Что даже свечи пугают — не огнём, а воспоминанием, которое до сих пор жжёт сильнее, чем пламя?

— Просто... не люблю отмечать, — выдавила я, стараясь улыбнуться.

Они кивнули. Кто-то сказал:

"Ну, каждому своё."

Кто-то убрал торт, не обидевшись. Просто с пониманием.

И это было неожиданно больно. Потому что они — чужие — поняли и не стали давить. А свои тогда не поняли. Не захотели.

Я вернулась домой и долго сидела на полу у окна. Смотрела, как стемнело. День рождения снова прошёл тихо. Без поздравлений от родителей. Только смс от начальницы и сердечко от Лены.

Я подумала: а что бы было, если бы тогда — в тот день с хлебом — кто-то из взрослых подошёл ко мне в комнату? Просто сел рядом. Сказал:

"Прости. Мы неправы. И ты заслуживаешь торт. Настоящий."

Но кроме бабушки так никто и не пришёл. И я так и осталась в той комнате — восьмилетняя, с обидой до самого неба.

Она так и не поняла

В тот вечер я открыла старый альбом.

На одной из фотографий — мне лет шесть. Я стою с косичками, в платье с ромашками, в руках плюшевый заяц. Улыбаюсь. И не видно, что через пару лет я пойму: праздник — это не про меня.

Я перелистывала страницы, пока не нашла тот самый год. Черно-белый снимок. Кухня. Мама, папа, дядя Витя и тётя Нина. Все улыбаются. На столе — оливье, селёдка под шубой и... тот самый хлеб с торчащими свечками. Да, его тоже сфотографировали. Как забавный момент.

Меня на том снимке нет.

Я помню, почему: я уже убежала в комнату.

Впервые за много лет мне захотелось задать вопрос. Не себе — им.

Я набрала мамин номер. Гудки казались вечностью.

— Алло?
— Мам... Привет. Ты помнишь мой день рождения, когда мне было восемь? Когда вместо торта был хлеб?

Пауза.

— Помню. А что?
— Почему вы тогда это сделали?

Молчание. Потом — короткий смешок.

— Ну, мы просто... прикольнулись. Мы же не хотели обидеть. Ты чего вдруг вспомнила-то?

Я закрыла глаза. Прикольнулись.

— Просто... я тогда очень плакала. И никто не пришёл.
— Ну, прости, доча. Ты же знаешь — у нас тогда свои проблемы были. Мы и так старались.

Старались. Но не для меня.

— Ладно. Просто хотела узнать.

Мы попрощались. Она не сказала, что жалеет.

Я выключила телефон.

И впервые поняла: я всё ещё жду. Хоть кто-то когда-нибудь скажет — "мы были неправы. Ты имела право на боль".

Наконец-то задула свечи

Я думала, что разговор с мамой облегчит. Что, может, она скажет что-то важное. Или я вдруг почувствую: "ну всё, прожила". Но нет. Было ощущение, как будто ещё раз наступила на ту же самую боль — только теперь взрослыми, осознанными шагами.

В ту ночь я не могла уснуть. И, как в детстве, снова лежала лицом к стене, в полумраке, с мокрой подушкой.

На следующий день я купила себе торт.

Настоящий, с клубникой, с надписью "С Днём рождения", как в детстве мечталось. И свечи — яркие, радужные. Купила всё сама, сама зажгла, сама села за стол. В квартире стояла тишина, только пламя свечей слегка подрагивало.

Я смотрела на них — и внутри поднималась странная, почти детская дрожь.

— Ну что... — прошептала я сама себе. — Пора.

И задула.

Обычный выдох. Пара всполохов. И вдруг — слёзы. Сначала сдержанные, потом — как будто прорвало. Не от горя. От освобождения. Я как будто сказала той девочке, восьмилетней:

"Ты заслуживаешь. Даже если никто не пришёл, ты все равно заслуживаешь."

Это был не праздник. Это было прощание. Не с мамой, не с папой. А с ожиданием, что когда-то они сами всё поймут и вернутся с тортом и извинениями.

Больше не жду.

Теперь я просто живу. И если когда-нибудь у меня будут дети — я всегда спрошу:

"А что ты хочешь на свой день рождения?"

Потому что детские слёзы за кухонной дверью — это слишком высокая цена за чужую "лень пойти за тортом".

И никакой хлеб — даже с самыми весёлыми свечками — не может её покрыть.

Хочешь ещё историй, которые трогают до глубины души? Читай следующие рассказы!