Найти в Дзене
театр изнутри

Наталья’s dream. Месяц в деревне

Фестиваль “Башня” открылся спектаклем Романа Габриа в петербургском Театре им. Комиссаржевской: чувственный заход в пьесу Тургенева обернулся сюрреалистической картиной упадка чувств. На сцене, высвеченной каким-то цементным светом (художник по свету – Тарас Михалевский, мастер своего дела), – шезлонги. Свой любовный пятиугольник герои тургеневской пьесы, в далеком XIX веке не сразу понятой театром – слишком уж тонко автор понимал тайны человеческой психологии, разыгрывают на лоне природы, в жаркий июльский день. Но небо тут серое, а на заднике висит прямоугольник рельефа, который словно бетонной плитой накрывает жаркие страсти усадьбы Ислаевых. На этом рельефе иногда загораются световые дорожки – в тот момент, когда под глухие частоты медитативной музыки Наталья Петровна чувствует, что с ее телом и всем ее существом что-то происходит.  50-летняя героиня спектакля (у Тургенева она моложе) переживает “черную” весну своей жизни, и этот ее то ли кризис, то ли эйфория воплощены в спектак

Фестиваль “Башня” открылся спектаклем Романа Габриа в петербургском Театре им. Комиссаржевской: чувственный заход в пьесу Тургенева обернулся сюрреалистической картиной упадка чувств.

На сцене, высвеченной каким-то цементным светом (художник по свету – Тарас Михалевский, мастер своего дела), – шезлонги. Свой любовный пятиугольник герои тургеневской пьесы, в далеком XIX веке не сразу понятой театром – слишком уж тонко автор понимал тайны человеческой психологии, разыгрывают на лоне природы, в жаркий июльский день. Но небо тут серое, а на заднике висит прямоугольник рельефа, который словно бетонной плитой накрывает жаркие страсти усадьбы Ислаевых. На этом рельефе иногда загораются световые дорожки – в тот момент, когда под глухие частоты медитативной музыки Наталья Петровна чувствует, что с ее телом и всем ее существом что-то происходит. 

50-летняя героиня спектакля (у Тургенева она моложе) переживает “черную” весну своей жизни, и этот ее то ли кризис, то ли эйфория воплощены в спектакле зримо, плотно, через систему “знаков”. Евгения Игумнова, прима Комиссаржевки, в первом действии играет манерную красавицу, возлежащую в платьях-кимоно и, скучая, слушая своего давнего поклонника (а по спектаклю – и отца ее Коли), а во втором оборачивается неврастеничкой, пребывающей в снах не меньше, чем в реальности. Собственно, сон – как область подсознания, вытесненного, аномального и манящего – и становится главной темой спектакля. 

Затактом к действию служит выход из левой кулисы фавна, ловко ковыляющего на специальных подставках-”копытцах”, в компании с мальчиком Колей. Ближе к финалу, пока взрослые занимаются своими разборками, Коля уйдет, ведомый этим же существом, в застекольный лес, где, как можно догадаться, можно жить другой, истинной и полной соблазнов жизнью. Лучше уж так, чем фальшиво, как колины родители и их светские друзья. 

То и дело герои – большей частью, Наталья Петровна – оказываются в застеколье, откуда шепчут собеседникам: “Я тебя не слышу”. И эта дискоммуникация между людьми растет, пока не оборачивается трагедией – для матери. Остальным наплевать, куда исчез мальчик. 

Как и у Тургенева, здесь есть мощный водораздел между старыми и молодыми. Обездвиженный “колясочник” Большинцов (вместе со Шпигельским им, как и полагается в водевильном спектакле XIX века, придуман целый аттракцион, веселящий публику) сладко жмурится под романс на слова “Утро туманное, утро седое…” Сватаясь к подростку Верочке (София Большакова замечательно точно играет типаж современной “злой девушки”), старикашка будет просить ее спеть любимое “Утро”. И Верочка поет, попутно бросая равнодушное “спасибо” за подаренное кольцо. Все старые очарованы молодостью: вот диагноз. Старые богаты, аристократичны и властны. А молодость терпит, молодость послушна, а кто-то – как прокачанный духовными практиками Беляев – с азартом, но принимает подарки старших. 

“Месяц в деревне” Романа Габриа сжат до одного дня: утром Наталья Петровна влюбится, вечером потеряет самое дорогое, что у нее было, – сына. Вечером же произойдет концертное, “на миру”, самоубийство Ракитина, живьем играющего на контрабасе, пока его не перебьют, как плетью, громким Life is Life. Проходя мимо, муж Натальи Петровны воткнет в друга семьи и любовника своей жены детскую игрушечную стрелу. А Ракитин (Владимир Крылов делает из своего героя европеизированного интеллектуала с косой челкой) добьет себя этой самой стрелой, которой забавлялись в начале спектакля Беляев и Коля. Похоже, тут нечего делать – музыка его не особо нужна, а любимая женщина “с легкой формой невроза” отправилась в свой самый страшный сон, в котором вечно будет искать потерявшегося ребенка.

Кристина Матвиенко.

28.05.2025