— Это не тебе! Не смей брать чужое! — раздавался резкий голос, стоило Катиной руке потянуться к вазе с фруктами. Мачеха выхватывала у Кати яблоко, даже если та успела его надкусить. - Наглая какая! Ты его покупала? Это моим детям!
Катя отступала тихо и молча. В этом доме ей нельзя было перечить. Мачеха всегда была права и отец занимал её сторону. А Катя очень боялась своего отца. Она здесь никто. Её терпят, мирятся с её существованием - и на том спасибо. Тётя Ира, та, что вырастила её и которую Катя до семи лет считала своей настоящей матерью, приходила иногда как ни в чём не бывало, вела разговоры с Катиным отцом, своим братом, спрашивала у Кати без тени сочувствия:
— Ну как ты?
— Нормально, тёть Ир.
Тёть Ир! Катя видела, что ей больно и непривычно от этой фразы. У Ирины менялся взгляд, становился таким, словно она поздоровалась с кем-то на улице, а ей в ответ сказали: "иди в ж....!"
И поделом! Всю жизнь Катя называла её мамой, даже после всплытия правды, просто ребёнку нужно хоть кого-то так называть, чтобы чувствовать защиту и нужность. Но с тех пор, как тётя выгнала её из дома, Катя не могла заставить себя и дальше называть её мамой.
Возможно, тётя Ира ждала извинений, хотела, чтобы Катя к ней в ноги бросилась и умоляла забрать её назад, но у Кати тоже играла гордость. За те несколько часов что она безрезультатно просидела под дверью, умоляя тётю простить её, обещая исправиться, в её душе произошёл непоправимый надлом. Настоящая мать её бы не выгнала. Настоящая её бы простила. Сердце матери и не такое умеет прощать... Но тётя Ира словно делала все эти годы ей одолжение... Так уж у Кати повелось, что место мамы занимали одни суррогаты.
Первая, та, что родила - ночная работница приятных услуг, которую Катя видела один раз в жизни в семь лет. Она обещала забрать Катю с собой... Катя хотела верить в это до сих пор, как в сказку - знала, что так не бывает, но вдруг и в её жизни случится чудо.
Вторая, пожалевшая её когда-то и взявшая к себе тётя Ира - странная женщина, не умеющая показывать чувства, а может у неё их и не было, может она не умела любить и уж тем более не смогла полюбить Катю с её подростковыми фокусами. Поэтому и выгнала без сожалений. Устала от проблемной игрушки и выбросила.
Ну а третья, мачеха - это злая, патологически жадная женщина, которая мечтала об одном - чтобы Катя поскорее исчезла. А ведь по первым встречам Катя даже влюбилась в неё, такую красивую и молодую, похожую на актрису кино.
Никто не звал её назад, никто не сказал: "ну ладно, Катюш, давай уже домой", и никто не спешил забрать её из этой тяжёлой и мутной, как протухший кисель, действительности. Возможно, той настоящей матери, Маргариты, уже и в живых нет, задушил в порыве страсти клиент или в лес завезли, кто знает... А Катя ждёт её, оплетает фантазиями ту другую, параллельную жизнь, в которой всё ещё может быть иначе...
Холодильник в отцовском доме всегда был полным, но Катя знала — ни один кусок здесь не предназначался ей. Мачеха подсчитывала количество котлет, размер сыра и точно запоминала на какой отметке был оставлен в последний раз борщ. Катина порция — тарелка пустой гречки, которую она должна была съесть на кухне, а не как общие дети отца и мачехи - перед телевизором с мультиками.
Отец не то чтобы одобрял это... ему было всё равно. Жена у него всегда была права.
— Пап, а можно и мне мандарин? - спрашивала Катя, глотая слюну. Перед ней сидели сводные брат и сестра, наминали мандарины за обе щеки.
— Ну возьми, я тут при чём?
— Но тётя Света... - запнулась Катя. Нет, мачеха пока не запретила, просто Катя даже не пыталась взять, знала, что по рукам получит.
— Отстань от меня с ерундой! Хочешь - бери!
Только Катя потянулась к пакету, лежащему между братом и сестрой, как брат взвизгнул:
— Моё! Мама сказала не давать тебе!
Отец невозмутимо продолжал смотреть телевизор, его эта мышиная возня не трогала. Тут же на вопль сыночка прибежала мачеха.
— Мама, она мандарины у нас забирает! - пожаловался мальчик, заталкивая пакет с фруктами за спину.
— Вот бессовестная! Не нажрёшься никак, кобыла! Не стыдно у детей забирать?!
— Я тоже хочу...
— Ты уже ела! Всех объела здесь, жрёшь как не в себя, хватит расти тебе и так уже дылда с меня ростом!
— Я не ела ни одного!
— Ещё и врёт!
— Не вру! Не ела я!
— Максим! - призвала мачеха мужа, - повлияй на свою дочь!
— Не позорься, Катя, — сквозь зубы бросил он, даже не поднимая глаз. — Раз ты всё съела, что тебе дали, то не выпрашивай.
— Я не ела!
— А ну-ка не смей врать! Вся в мать свою прости...утку, та тоже лгунья известная! Ух я тебе!
Катя научилась красть. По кусочку сыра, спрятанному в рукав, по печенью, зажатому в кулаке. Однажды мачеха устроила обыск в её комнате, нашла три конфеты под подушкой и с триумфом выволокла её перед отцом:
— Воровка растёт!
Отец не стал разбираться. Просто взял ремень и погрозил им Кате.
После этого Катя перестала брать еду. Ложилась спать с урчащим желудком. Страх оказаться на улице был сильнее голода. Она думала, что все взрослые в её жизни безразличные гады, но тётя Ира, хоть и была странной и резкой, всегда оставляла для неё на столе лишний бутерброд...
Нормально поесть Катя могла только в гостях у подруг. Ещё был у неё один дружок, мальчик Ваня на год младше, такой чахленький и жалкий, в больших очках, Катя его считала за подружку. Только ему Катя рассказывала все подробности своей несладкой жизни, перед девочками она стыдилась.
В пятнадцать лет Катя поступила в техникум. Вскоре за отличную учёбу ей стали выплачивать повышенную стипендию, разница небольшая, да и стипендия в целом была невелика, но Катя была рада, что у неё есть хоть какие-то личные деньги. Катя впервые почувствовала гордость, когда увидела свою фамилию в списке на повышенную стипендию. Эти деньги могли бы изменить всё — можно было накопить и купить новые джинсы вместо застиранных до дыр, нормально питаться хоть иногда, может быть, даже сходить в кино с одногруппниками.
Но радость длилась недолго. Мачеха услышала, как Катя делится радостью с отцом о том, что завтра выдадут большую сумму, и на следующий день сказала:
— Стипендию — сюда, — мачеха протянула ладонь с наманикюренными ногтями. — В семье все деньги общие. С твоим отцом мы всё обсудили.
— Но... это же моя... — Катя нерешительно схватилась за карман.
— Ты что, воздухом кормишься? Кровать твоя, свет, вода — всё бесплатно, да? — голос мачехи стал пронзительным. Отец молча смотрел телевизор, делая вид, что не слышит.
В итоге Катя получила назад ровно десятую часть — жалкие бумажки, которых едва хватало на несколько раз на самую дешёвую выпечку в буфете.
— На большее и не рассчитывай, — бросила мачеха, пряча основную сумму в свою барсетку. — А то ещё выряжаться начнёшь, как последняя... как мать твоя в общем.
В восемнадцать лет Катя устроилась на первую работу - в сберкассу. Тут-то и произошла её вторая и последняя встреча с мамой. Катю словно током пронзило, она сразу узнала за окошком Маргариту. Та стояла, вся такая красивая, ухоженная, выглядящая дорого, и улыбалась.
— Неужели узнала? Ах ты какая... - игриво сказала мама, - вот что значит родная кровь!
Катя уронила ручку. Всё внутри сжалось — сердце, лёгкие, даже пальцы сделались немыми.
— Отпросись ненадолго?
Её голос звучал как в тех редких детских снах, где мама приходила забрать Катю. Только сейчас она была не смутным силуэтом, а настоящей — в элегантном пальто, с безупречным маникюром, пахнущей дорогими духами.
Катя взяла перерыв на полчаса.
— Мама... — Катя не узнала собственный голос, - не могу поверить, что опять вижу тебя.
Сбылась её мечта! Мама вернулась за ней!
Они сидели в ближайшем кафе. Маргарита рассказывала о своей жизни. Она жила в достатке за границей, вышла замуж за иностранца. Катя впитывала каждое слово, не замечая, как слёзы капают на столик. Она уже и сама была там - в тёплом месте, где жить легко, где всего в изобилии, где о ней заботятся и любят, и не нужно быть сильной.
— Я так мечтала тебя увидеть! — Маргарита вдруг сжала её руки, сверкнув бриллиантовыми кольцами. — Уж так сложилось, что ты мой единственный ребёнок, больше у меня не может быть детей из-за... разных обстоятельств. - Ой, что же мы! Посмотри что я тебе привезла!
Она вытряхнула на стол кучу коробочек — золотые серьги, цепочки, браслеты. Тут же Катя обратила внимание на большую сумку, оказалось, её содержимое тоже предназначалось ей: целая куча крутой и модной одежды, на всём этикетки известных брендов. Куртки, пиджаки, джинсы, футболки, платья, нижнее бельё... Всё, что душе угодно. Катя растерянно трогала украшения и вещи. Она никогда не видела такого богатства.
— Мам... — Катя вдруг схватила её за рукав, как когда-то в детстве хватала тётю Иру при испуге. — Ведь ты приехала за мной? Правда?
Маргарита растерялась. Её улыбка стала напряжённой.
— Котёнок, ты же понимаешь... муж не готов к такому. У него свои взгляды на семью. Будет лучше, если ты останешься жить здесь.
Катя медленно отпустила её рукав.
— То есть... ты опять...
— Я пришлю денег! — поспешно сказала Маргарита, суя ей в карман ещё один браслет и пачку долларов. — Сколько нужно!
Когда она уходила, обернулась в дверях:
— Ты так похожа на меня... Один в один.
Катя осталась сидеть с полными карманами золота и пустотой внутри. Ей хотелось домой. Но где тот дом, где можно почувствовать себя в комфорте и безопасности? Его не было у Кати.
Смирившись с тем, что мама её не заберет, Катя просто стала носить все новое. Старые сережки, доставшиеся от бабушки, которую Катя никогда не видела, она положила в вазочку в своей комнате, общей с сестрой. Приходит она однажды с работы, а мачеха заявляет, что убрала ее сережки, так как Катя бросает их где попало и может потерять. Кате это не понравилось, ведь это была ложь, к тому же мачеха опять лазила в ее вещах, но она ничего не сказала.
Этим же вечером Катя увидела свои серьги в ушах сводной сестры.
— Тебе нравится? — девочка кокетливо вертела головой, демонстрируя украшение. — Мама сказала, что я могу их носить.
Горло сжало так, что невозможно было сделать вдох. И здесь добрались до неё!
— Не скули, — фыркнула мачеха, не отрываясь от плиты. — Тебе они не нужны, вот тебе мать-подстилка сколько всего надарила, а ребенку хоть что-то красивое надо.
Катя молча прошла в свою комнату. Руки сами потянулись к вазочке на тумбочке — там, где вчера еще лежали серьги. Теперь там валялась пара заржавевших шпилек и пыль.
За ужином она украдкой наблюдала, как сестра то и дело трогает сережки, любуясь своим отражением в ложке. Отец молча жевал, будто ничего не замечал.
— Приятно присвоить чужое, да? — вдруг сказала Катя, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Мачеха бросила на Катю предупреждающий взгляд.
— Да брось ты, — проворчал отец, наливая себе компот. — Какая мелочь, пусть ребенок порадуется.
Но именно из-за этой мелочи вырос большой скандал, после которого Катя вообще не знала куда себя деть в этом доме.
Утром Катя решила позвонить своему верному другу, мальчику Ване, и предложила зайти к ней в обеденный перерыв, чтобы прогуляться, хотелось поплакаться ему на свою жизнь. По телефону они шифровались, Катя обращалась к Ване, как к девушке, потому что мачеха тут же обвиняла её в распутстве, в том, что она такая же, как мать. Но в то утро мачеха была дома, о чём Катя не подумала. Дело в том, что все Катины телефонные разговоры мачеха считала своим долгом подслушивать по параллельному телефону. Катя старалась говорить как можно тише:
— Лен, привет! Давай в обед встретимся около базарчика? Мне так надо с тобой поговорить...
Она корчила рожицу в зеркало, изображая слащавую улыбку — будто и правда звонит подруге. Ваня на том конце провода фыркнул, но сыграл вдогонку:
— Конечно, Катюш! У меня как раз новый лак, покажу!
Катя быстро положила трубку, даже не подозревая, что мачеха, притаившись в соседней комнате, слышала каждый её шепот. Когда Катя выходила, мачеха бросила на неё подозрительный взгляд, но ничего не сказала.
В обеденный перерыв Катя почти бежала к базарчику, где её уже ждал Ваня. Он протянул ей баночку с супом, в кармане была ложка, завёрнутая в салфетку.
— Ещё горячий, давай поешь нормальной еды. Мама для тебя передала. Опять эти сволочи достают? — обнял её Ваня, гладя по спине.
Увидев его, она не смогла сдержаться — слёзы хлынули ручьём. Катя всхлипывала, выговариваясь о мачехиных выходках, о бабушкиных серьгах, о безразличии отца. Немного успокоившись, она принялась за суп. Ваня слушал, хмурясь, а потом твёрдо сказал:
— С этим надо что-то делать. Сколько можно!
— Я думаю комнату где-нибудь снять... Ведь мама дала мне денег.
— А когда они закончатся чем будешь платить?
Вернувшись вечером домой, Катя ещё с порога почувствовала, что все глаза в гостиной уставились на неё. Мачеха полулежала на диване, как кошка королевских кровей, а по обеим сторонам от неё сидели родные дети — младший брат Кати с глупой ухмылкой и сестра, с любопытством вытянувшая шеи.
— И куда ты сегодня ходила? — голос мачехи прозвучал сладко, но в нём чувствовалась стальная нотка.
Катя опустила глаза. Дети хихикнули.
— Никуда. Просто с подругой до базарчика сходили...
— А почему ты мне об этом не сказала? — мачеха приподнялась, и Катя почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Я не думала, что нужно докладывать о таком...
— Врёшь! — мачеха резко встала, и её лицо исказилось. — Я не тупая! Я знаю, с какой «подругой» ты там шаталась!
Катя сжала кулаки, но промолчала.
— Ты что, думаешь, я не вижу, как ты вертишь хвостом перед этим доходягой малолетним? — мачеха заходила по комнате, её голос звенел от ярости. — Завтра станешь прост....уткой, как твоя мать, а позор ляжет на моих детей!
Катя почувствовала, как лицо горит от стыда и злости. Она хотела крикнуть, что её мать уже не проститутка, что Ваня — хороший парень, что она сама решает, с кем ей гулять... Но слова застряли в горле.
— Уйди с моих глаз долой! — мачеха махнула рукой, как будто отгоняла назойливую муху.
Катя шла к выходу, сжимая зубы, когда краем глаза заметила – в ушах сводной сестры поблескивают её сережки. Бабушкины. В висках застучало ещё неистовее.
– Отдай, – Катя резко развернулась и шагнула к сестре, протягивая руку.
Девочка, не ожидавшая такой наглости, растерянно моргнула – и неожиданно послушно сняла серьги.
– Не отдавай! – взвизгнула мачеха, но было поздно – Катя уже сжала драгоценности в кулаке.
Тут началось...
Мачеха, рыча как раненая львица, набросилась на Катю. Длинные ногти впились в её запястье, но Катя, прижав кулак к груди, извивалась угрём.
– Воровка! Дрянь! – мачеха орала, швырнув Катю на пол. – Бейте её, дети!
Но дети лишь разревелись и умоляли мать прекратить.
Катя свернулась калачиком на линолеуме, прикрывая голову руками, но не разжимая кулака. Удары сыпались по спине, по плечам...
– Что вы творите?! – оглушительный крик тёти Иры разрезал кошмар.
Наступила тишина.
Мачеха замерла, запыхавшаяся, с растрёпанными волосами. Катя, всё ещё сжавшая сережки, медленно подняла голову – и увидела в дверях тётю Иру с круглыми от ужаса глазами. В комнате пахло потом, духами и чем-то диким, звериным.
– Это... она сама... – начала мачеха, но тётя Ира, не слушая, бросилась к Кате. - Ты не представляешь какая она...
Катя сидела на кровати, прислушиваясь к голосам за дверью. Мачеха разливалась соловьём перед отцом, рассказывала ему ту же версию событий, что и тёте:
— ...а она ещё и набросилась на мою девочку! Хотела серьги отнять! После того как я её на панели застукала!
Голос тёти Иры перебил этот поток:
— Да ты с ума сошла! Я видела, как ты её избиваешь! Посмотри на синяки!
Тишина. Потом — тяжёлые шаги отца. Дверь распахнулась, и он вошёл, глядя на Катю не глазами отца, а взглядом надзирателя.
— Ну что, — прохрипел он, — Опять позоришь семью? Сидишь в своей комнате, если не на работе!
Катя не стала оправдываться. Она уже знала — он поверит не ей.
Тётя Ира стояла в дверях, кусая губу. Катя смотрела на неё, мысленно умоляя: Забери меня. Хоть сейчас. Хоть сегодня. Ты же видишь как мне живётся.
Но тётя лишь вздохнула и отвернулась. Видимо, ей спокойнее и легче жилось одной.
С тех пор комната Кати стала её крепостью. Она выходила только на работу, возвращалась — и сразу запиралась. Не ела за общим столом, точнее вообще ничего не ела дома. Брат и сестра демонстративно отворачивались, проходя мимо, конечно, они были за мать.
Вскоре Катю встретил после работы Ваня. Они теперь даже не могли созвониться, отец запретил Кате пользоваться телефоном.
— Всё, хватит, сегодня же переезжаешь ко мне.
— Но у вас же однокомнатная с мамой... — Катя растерянно моргнула.
— Поместимся, — твёрдо сказал он.
Вечером того же дня Катя робко переступила порог их квартиры.
— Заходи, родная! — тётя Вера, круглая белокурая женщина в выцветшем халате, тут же обняла её, будто знала годами. — Вот здесь будешь спать, не ахти что, у соседей взяла, потом что-нибудь получше придумаем.
Она гордо показала на старенькое раскладное кресло, уже застеленное свежим бельём. Катя ошалела от такого гостеприимства.
— Спасибо...
Первые дни она ходила как в тумане. Просыпалась от запаха жареной картошки, которую тётя Вера оставляла для неё с Ваней. Возвращаясь с работы, находила свои вещи аккуратно постиранными и сложенными.
— Тёть Вер, да я и сама могу постирать, и приготовить могу, вы только скажите что. Мачеха мне не разрешала плитой пользоваться, но я буду учиться.
— Ой, пустяки! Мне не трудно!
— Твоя мама... она такая добрая, — как-то призналась Катя Ване.
Он усмехнулся:
— Если быть точнее, она моя мачеха.
— Что?
— Когда мы с тобой познакомились, отец как раз сбежал, — Ваня развалился на диване. — Тётя Вера билась как рыба об лёд, чтобы оставить меня у себя. У неё есть взрослая дочь — для меня как сестра.
Катя не могла поверить:
— Неужели... бывают и такие мачехи?
— Как видишь, — Ваня потрепал её по голове, — Люди разные.
Катя никогда не рассматривала Ваню в качестве жениха, не в её вкусе, да и младше на год. Но когда через полгода ему исполнилось восемнадцать и он сказал: "А почему бы нам не пожениться?", ответ вырвался из Кати сам: "Действительно, почему нет?" Так они и расписались на радость всем Катиным родственникам - избавились. Отец ради такого случая пожертвовал немалую сумму в качестве приданого для Кати. Он дал деньги жене и сказал купить для Кати всякие нужные бытовые вещи. Каждый вечер Светлана раскладывала купленное для Кати приданое, чтобы продемонстрировать мужу, но потом большая половина вещей куда-то исчезла, так и не дойдя до Кати...
Ещё через год Катя получила перевод из-за границы на своё имя - Маргарита выслала ей крупную сумму денег для покупки квартиры. Так они с Ваней обзавелись своим гнёздышком и стали спокойно жить.
Она отвечала на звонки тёти Иры, но никогда не звонила ей сама - так и не смогла простить.
— Целую, дочка, - говорила ей на прощание Ирина. Какая неслыханная нежность! С чего вдруг?
— Пока, - отвечала Катя без взаимной ласки.
И в то же время жил один человек, которому Катя готова была каждый день говорить "люблю" и "целую". Мама Вани. Простая, бесхитростная женщина с открытым сердцем, приютившая её и подарившая нежность и тепло, отогревшая забитого котёнка с именем Катя. Катя называла её мамой, хоть и обращалась на "вы", и это было так приятно вымолвить, что она "мамкала" даже больше, чем нужно, при встречах.
— С днём рождения, мамочка! Как же я вас люблю! - улыбалась Катя в трубку, поздравляя Веру с праздником в начале первого ночи. Она хотела позвонить первой, но не успела - опередила родная дочь Веры. Всё правильно.
— И я тебя люблю, дорогая, спасибо большое. Спите сладко, а завтра жду вас у себя. Целую.
И столько любви и положительного заряда возвращалось к Кате с этими словами, что она захлёбывалась от их избытка, и лежала, долго улыбаясь просто так, и засыпала с такой же блаженной, лёгкой улыбкой. Наконец-то у неё есть мама!
Начало здесь: https://dzen.ru/a/aDNnRb10wkpvoxK0