После выхода моей статьи на тему мифов о СССР в комментариях развернулась настоящая дискуссия. Люди делились воспоминаниями, аргументами, иногда — эмоциями. И я понял: споры не возникают на пустом месте. Просто у каждого из нас СССР свой.
Сама статья здесь https://dzen.ru/a/aDYO7gjZRh-BxJ7z
Один вспоминает 60-е — время космоса и оптимизма. Другой — конец 80-х, когда в воздухе уже витал запах перемен. Третий говорит о войне, голоде или репрессиях — словом, о том, что навсегда отпечаталось в памяти родителей или бабушек и дедушек.
И тогда я решил подойти к теме системно. Не просто "было хорошо или плохо", а — как менялась страна из десятилетия в десятилетие. Ведь СССР просуществовал почти три четверти века. И за это время он пережил войны и мир, голод и достаток, страх и надежду, идеализм и разочарование.
Поэтому в этой статье я разбил историю Советского Союза на несколько ключевых этапов — можно сказать, метафорично «пятилеток жизни СССР». Каждую мы рассмотрим через призму событий, настроения времени и, конечно, личного опыта — ведь я жил в СССР до самой его ликвидации.
Это будет не сухая хроника, а попытка взглянуть на прошлое глазами человека, который всё это видел, слышал и чувствовал. Какие то события я знаю из рассказов, бабушек, дедушек и родителей. И пусть наша совместная поездка по советским годам займёт чуть больше пяти минут — поверьте, она того стоит.
Истоки (1917–1941)
Советский Союз не начинался как великая империя. Он родился в огне революции — стремительной, яростной и необратимой. В 1917 году старый порядок рухнул стремительно — за какие-то недели всё изменилось до неузнаваемости. Но вместо новой гармонии пришла Гражданская война, в которой друг против друга оказались не только армии, но и целые семьи.
Это было время, когда сосед мог внезапно стать «врагом народа», а любимый человек — просто исчезнуть, оставив лишь вопрос: куда? Красные и белые, идеалисты и авантюристы, герои и жертвы — каждый играл свою роль в этом страшном и великом переломе.
Она длилась не один год, и за это время страна истекала кровью. Брат шёл против брата, сосед доносил на соседа, а миллионы людей теряли дом, семью, будущее. После этого — НЭП, временная передышка, когда можно было снова начать торговать и даже открыть своё дело. Но это длилось недолго.
С приходом Сталина страна резко свернула в новое русло. Началась эпоха масштабных преобразований, проводимых с железной решимостью. Коллективизация, форсированная индустриализация, планы на десятилетия вперёд — всё должно было быть по-новому, и как можно скорее. Но за этим величием стояли миллионы судеб.
Люди голодали, их насильно переселяли, уничтожали целые социальные слои — например, кулаков. Кто-то строил новые города в бескрайней тайге, кто-то просто исчезал без следа. Имя им было — «враги режима», но чаще всего они были просто невиновными. Страна менялась, но цену за эти изменения платили те, к кому никто не прислушивался.
Это был период формирования советской системы: железной дисциплины, веры в светлое будущее и страха перед любым отклонением от курса. Именно тогда появились такие понятия, как «враг народа», «пятая колонна», «вредительство». Это была эпоха, где идея должна была побеждать реальность, а число — человека.
Когда я много лет спустя слушал рассказы старших — как они прятали хлеб от чекистов или как целые деревни вымирали от голода — у меня мурашки бежали по коже. Я родился уже после всего этого, но эти истории стали частью моего восприятия страны, в которой мне предстояло жить.
Именно в этот первый этап Советский Союз закладывал основы того, кем он станет в дальнейшем: мощной индустриальной державой, но с ценой внутри, которую потом придётся платить поколениям.
Военная и послевоенная эпоха (1941–1956)
Утром 22 июня 1941 года жизнь людей в СССР стала другой. Радио, где обычно говорили о победах в социалистическом соревновании, рекордах пятилеток, вдруг просто замолчало. Не слышно было песен, ни привычного уху советского гражданина «Говорит Москва!», не было радостных сводок о перевыполнении плана.
Только пауза… и затем голос Левитана, который с этого самого момента звучал на протяжении всей войны: «Граждане СССР! Гражданки СССР! Братья и сёстры! Советское правительство обратилось к вам с важным сообщением...»
В первые месяцы Красная армия отступала почти безостановочно. Территории теряли каждый день, сотни тысяч бойцов попали в окружение и многие были взяты в плен. Но поднималась новая волна патриотизма. Мужчины разных возрастов, записывались добровольцами и шли на фронт, женщины, подростки и старики шли работать на заводы.
Правильно организованная эвакуация всей промышленности в Сибирь спасла страну от полного краха. Уже через пару месяцев советская машина войны снова начала выдавать танки, самолёты, снаряды — в условиях тотального дефицита и постоянных бомбёжек. Это свидетельствовало о том, что страна действовала строго по плану.
А в тылу началась совсем другая война — за каждый кусок хлеба. Было введено карточное распределение продуктов . В блокадном Ленинграде нормы хлеба падали до 125 граммов в день — и даже это не всегда. Люди ели кожу, мыло, клей. Но как то выживали.
На фронте был героизм и ад. В тылу — голод, страх, утрата. И всё же, как ни парадоксально, но именно в этом ужасе родилась легенда о «Народной Победе», которая объединила всех: от маршалов до колхозниц, которые вместо отдыха после работы шли косить траву для скота или чинить заборы, а так же шли нянечками к раненным бойцам в госпитали.
После войны страна лежала в руинах. Города восстанавливались медленно, люди возвращались домой с фронтов и из плена — но не все находили свой дом. Начался голод, особенно остро ощущался в сельской местности. Жили плотно, часто по нескольку семей в одной комнате, жилья не хватало. Продукты были строго ограничены, а дефицит стал нормой.
Именно тогда государство усилило контроль над обществом. Репрессии продолжались — не так массово, как было в 30-х при Сталине, но всё ещё жёстко. Борьба с мародёрством, дезертирством, спекуляцией, воровством и теми, кто хотел "поживиться" на общем горе — стала государственной необходимостью.
Это была не только политика страха, но и попытка сохранить порядок в хаосе. За нарушения могли отправить на зону без лишних слов, но многие тогда понимали: если бы не эти меры, страна могла бы скатиться в анархию.
Оттепель (1956–1965)
1956 год во власти Никита Хрущёв. Он выступил на XX съезде партии с докладом. В нём он открыто осудил культ личности Сталина и массовые репрессии. Его выступление стало первым серьёзным ударом по всей сложившейся монолитной системе власти и официальной идеологии СССР.
Страх стал чуть меньше, газеты начали писать чуть больше правды, а в домах снова стало можно говорить о том, о чём раньше даже шепотом не скажешь.
Всё это время называют «оттепелью» — не потому что стало теплее, а потому что растаял хотя бы верхний слой льда. Люди почувствовали, что жизнь может быть не только серой и строгой, но и немного яркой. Появились первые джазовые фестивали, в 60-х молодёжь слушала «битлов», а девушки завидовали платьям из западных журналов со странным названием для русского уха "Бурда".
После войны стала восстанавливаться и экономика. По нашим современным меркам цены на продукты питания были низкими, но и сами зарплаты были скромными — от 70 до 120 рублей в месяц. К примеру:
Хлеб:
- белый батон – 13 коп.
- серый -16 коп,
- белый круглый – 26 коп.
Сыр: 2.20 кг,
Колбаса – 2.80,
Сливочное масло – 3.40.
Сахар (1 кг) – 78 коп.
Однако дефицит оставался постоянным спутником. Чтобы купить колбасу или хорошее пальто, нужно было либо стоять в очереди, либо знать человека ("блат" — явление, означающее знакомство или связи, используемые в личных целях и ущемляющие интересы третьих лиц.), либо просто повезти.
Именно тогда получила развитие спекуляция — теневая торговля через "общие знакомства", "своих людей" или "через подполье". Кто мог — покупал за валюту импортные вещи в специализированных магазинах для избранных. Для остальных же существовала "блатная" система: кто к кому в очередь встал, кто что привёз, кто у кого занял.
Молодёжь всё больше тянулась к западной культуре — джазу, моде, кино. Появились первые поклонники «битлов», хотя их ещё не называли так громко. Всё это создавало ощущение, что страна дышит чуть глубже, чем раньше. Не свобода, но уже не полный запрет.
Это было время, когда наука и техника стали главными героями эпохи. В школах делали упор на математику, физику и черчение — эти предметы были фундаментом для будущих прорывов. Учителя не просто вели уроки — они зажигали в учениках мечты, вселяли уверенность в том, что впереди — огромные возможности. Советские дети грезили карьерой инженеров, конструкторов, космонавтов. И неспроста.
От космоса до попыток понять мир
В 1957 году весь мир услышал сигнал первого искусственного спутника — простого, но гениального. А спустя четыре года Юрий Гагарин облетел Землю всего за 108 минут. Эти события всколыхнули не только СССР, но и всю планету.
Мы смотрели в небо и понимали: раз смогли это — значит, нам по плечу любые вершины. Страна, пережившая войну, не просто восстановилась — она стала задавать тон в развитии всего человечества.
Но постепенно стало ясно: оттепель не вечна. Успехи в науке и культуре не могли скрыть растущие проблемы в экономике, бюрократии, планировании. Кое-где снова начали цензурировать фильмы, где-то «слишком свободные» мысли в университетах вызывали вопросы у партийных товарищей. И хотя страх стал меньше, он никуда не исчез — просто перешёл в новую форму.
А для школьников тех лет, это была пора первых книг, первых попыток понять, как устроен мир за границей стабильности и идеологии. Прочитав в библиотеке «Тихий Дон» Шолохова — впервые можно прочувствовать масштаб человеческой трагедии. Когда впервые мои родители услышали Бобкова и Олега Лундстрема — и стало понятно, что музыка может быть другой, не только из радиоприёмника.
Это было время перемен. Недолгих, но важных. Такой короткий, но яркий всплеск, который потом долго напоминал о себе: «Да, можно было иначе».
Застой (1965–1980)
С концом оттепели страна как будто замедлила шаг. В 1964 году Хрущёва сменил Брежнев, и вместе с ним пришла новая эпоха — спокойная, стабильная… и постепенно застывающая. Не было больше громких реформ, неожиданных заявлений или резких поворотов. Вместо этого — упорядоченность, предсказуемость, а затем и тишина.
Именно тогда в обиход вошло понятие "развитой социализм" — словно государство само себе объявило победу, даже не закончив игру. Политика стала шаблонной, речи — однообразными, а жизнь — будто замедленной. Но если ты жил в этот период, то помнишь: за этой тишиной скрывалась не только скука, но и свои плюсы.
Быт советского человека в эти годы был уже не таким суровым, как в послевоенные годы, но всё ещё ограниченным. Квартиры были маленькие, очереди — длинные, а выбор товаров — минимальный. Чтобы купить что-то хорошее — нужно было либо стоять с утра, либо знать «своего человека», либо попасть в магазин «спецназначения».
Помню что мама поехала в Москву в командировку. Побывала в универмаге Белград: были такие национальные торговые точки. Там очереди занимали и стояли насмерть всю ночь. Там была надпись из серии советского народного творчества:: - Дошел до стен Белграда, босоножки очень надо, но за эти босоножки горько плачут мои ножки".
Такие магазины как Лейпциг, Белград, Ядрана и другие существовали для партийного аппарата, военных, учёных — там можно было найти импортную колбасу, джинсы и даже кассеты с западной музыкой. Бывало, что простые смертные могли отхватить дефицитный товар.
Дефицит стал нормой. Он был повсюду — в продуктах, в бытовой технике, в стройматериалах. Но люди научились с этим жить. Появилась система "блат", "хороших связей", "круговой поруки" .
Ты не просто покупатель — ты кто-то из своих. Если знаешь продавца, если помог ему с ремонтом, если подвез его жену с работы — значит, сегодня у тебя на столе будет не только картошка, но и мясо.
Культура, несмотря на внешнюю застывшую форму, продолжала жить. Кино стало особенно важным — оно давало и развлечение, и смысл. Мы смотрели «Москва слезам не верит», «Служебный роман», «Доживём до понедельника» — фильмы, которые говорили о нас, о наших страхах, надеждах и мелкой радости.
Музыка тоже развивалась — хотя под цензурным контролем. Появились «Воскресение», «Машина времени», «Аракс» и много других, и даже в рамках дозволенного они находили свой голос.
Помню встречу в нашем институте с "Машиной" в аудитории пили чай ели тортик. Мы были молодые, полны надежд и перспектив.
Советская система заботы и её двойственность
В те годы государство активно использовало социальные гарантии и массовый досуг, чтобы поддерживать в людях ощущение стабильности и благополучия.
Профсоюзы, например, были не просто «бумажкой» — они реально помогали. Через них можно было получить путёвку в санаторий, отправить ребёнка в «Артек» или «Орлёнок», а то и недорого съездить на море. Это была своеобразная плата за лояльность — скромная, но всё же забота.
Для детей — летние лагеря с песнями у костра, зимой — экскурсии в музеи. Для многих ребят из провинции это были яркие, почти сказочные впечатления.
Каждую весну устраивали маёвки — праздники труда с шествиями, музыкой и цветами. Формально — идеология, а на деле — глоток праздника в серой повседневности. Люди выходили на улицы, смеялись, общались — на миг забывая о бытовых трудностях.
Но за этим красивым и благополучным фасадом...
Экономика буксовала. Плановая система работала всё хуже: заводы штамповали продукцию «для галочки», товары были низкого качества, а дефицит становился нормой. Очереди росли, а вера в «светлое будущее» таяла.
Карьера зависела не от таланта, а от благосклонности начальства. Инициативных чаще тормозили, чем поощряли. Многие чувствовали невидимый потолок — ты мог быть умным, трудолюбивым, но «выше» просто не пускали.
Государство давало людям чувство защищённости, но платой за это было отсутствие настоящей свободы. И чем дольше длилась эта игра, тем очевиднее становился разрыв между парадной картинкой и реальностью.
1979 год. Последний школьный звонок и тревожное затишье перед бурей
Мне 17, и весь мир кажется огромным и открытым. Школа позади, а впереди — только моя мечта: театральный институт. Родители качали головами: «Ну кому нужны эти артисты?», но я уперся — другого пути тогда для себя не видел.
Той осенью в воздухе витало странное напряжение. Мы, пацаны во дворе, еще гоняли мяч и спорили о «Спартаке», но уже ловили обрывки взрослых разговоров про «Афган», «фарцу» и «какие-то очереди». По телевизору, как всегда, рапортовали о «новых трудовых победах», но в магазинах всё чаще попадались полки с табличкой «товара нет».
Особенно запомнился ноябрьский вечер, когда мы с однокурсниками сидели на балконе общаги напротив нашего института. Я помню притащил гитару, кто-то бутылку «Советского шампанского», из дома принес. Мы смеялись, пели Высоцкого и строили планы: «В 80-м всё будет по-другому!»
А потом грянули 1980-е. Олимпиада, джинсы-варёнки. Фильмы Тарковского... "Зеркало", "Солярис" и другие. Было ощущение, что старый мир трещит по швам. Но тогда, в том ноябре 79-го, мы просто верили, что успеем всё. И даже не догадывались, как сильно ошибаемся.
1981–1985: Заморозки перед оттепелью
К 81-му мы уже поняли – «развитой социализм» буксовал на месте. В театральном царил странный дуализм: на занятиях нам втолковывали «метод Станиславского», а после партийные собрания клеймили «формализм Тарковского». В буфете вместо бутербродов – вечные котлеты из макарон, зато в подпольных «капустниках» вовсю пародировали Брежнева – шепотом, конечно.
Приметы эпохи:
Борьба с пьянством началась еще до Горбачева. В 82-м в нашем районе вдруг исчезли лавки с пивом «Жигулевское», зато появились «зоны трезвости» с милиционерами у винных отделов.
Дискотечная лихорадка. После Олимпиады-80 страну накрыло модой на танцы. В ДК внезапно разрешили включать «Бони М», правда, предварительно проиграв пластинку цензору. Помню, как в 83-м наш факультет ставил «живые картинки» под «Rasputin» – девчонки в гетрах и лосинах, пацаны с набриолиненными «коками». Через месяц этот танец запретили как «несовместимый с советской моралью».
Теневая экономика проникала даже в театр. Костюмерша нашего института шила джинсы по ночам. Кроме того мы помогали нашему звукорежиссеру носить аппаратуру на очередную свадьбу или юбилей, а за 2 стипендии можно было достать «Мастера и Маргариту».
Да и мы сами шили себе новые прикиды. Друг мой Сашка - художник, он был мастером по шитью. Мы доставали какую то брезентуху зеленого цвета и он нам всем шил фуражки, как сейчас говорят "милитари".
А еще чтобы выделяться из толпы мы красили себе волосы травами: хной (рыжий) и басмой (черный), но с последней травой был ньюанс. Нужна была четкая пропорция хны+басма, а иначе волосы были бы зеленые, хотя сегодня этим цветом никого не удивишь.
Апрель 1985-го. Начало чего-то неясного
Когда объявили о «перестройке», мы в театре сначала не поняли — что это вообще значит? Какие-то туманные слова о «ускорении», «гласности». Наш режиссер, опытный повидавший многое на своем веку неожиданно сказал нам: —Запомните этот момент, ребята. Скоро всё изменится. Мы переглянулись — что он имеет в виду?
А изменения уже чувствовались в мелочах. В киосках вдруг пропал «Советский экран», зато «Крокодил» начал печатать карикатуры на бюрократов, о которых раньше и шёпотом боялись говорить.
1986 год: ветер перемен
К 86-му жизнь начала стремительно меняться. Появились первые кооперативы — странные полулегальные лавочки, где можно было купить джинсы или видеокассеты. В Севастополе открылся первый видеосалон — мы с коллегами тайком смотрели «Рэмбо» и «Крёстного отца», зажмуриваясь во время «идеологически вредных» сцен, еще было опасение что не всё можно.
Да и свобода была ещё очень хрупкой. В том же году одного моего знакомого который начинал свои первые режиссерские шаги выгнали из театра за то, что он пытался воплотить в жизнь абсурдистскую постановку про "Нашего Главного Ревизора пятилетки». Он видно подумал, что уже можно, но бдительный партком решил иначе и счёл это «клеветой на советскую действительность».
Мои личные 1985-1986
Я тогда уже работал в Севастопольском драмтеатре. Полгода колесили с гастролями — играли для моряков на кораблях, для отдыхающих в крымских домах отдыха, ездили в Белоруссию и по Украине.
Зарплата была как сейчас помню 84 рэ. И поэтому чтобы еще что-то капало ездил по воинским частям с концертами. В результате за каждое выступление +10 рэ прилипало. На кон где-то 120-140 выходило. Но это почти всегда в разъездах, а вечером спектакли.
А потом родился сын — и оказалось, что актёрская зарплата в 120 рублей не прокормит семью. После долгих раздумий и при участии дорого мне тестя я подписал контракт на пять лет службы — и началась совершенно новая глава жизни.
1991 год. Развал империи или взгляд из казармы
Когда в декабре 91-го над Кремлём спустили красный флаг, мы на службе ощущали всё иначе, чем «гражданские». Армия всегда живёт по своему времени — здесь перемены приходили с опозданием, но били больнее.
Август. Три дня ГКЧП:
- Утро 19 августа. Построение, политработник зачитывает приказ о ЧП: «Спасаем страну от хаоса!» В казарме шепчутся — кто-то за, но большинство молчит.
- Вечер того же дня. Слышим новые данные по радио. Оказывается, танки в столице, Ельцин на броневике. Командование уже не так уверенно.
- 21 августа. Утренний приказ: «Поддерживаем законное правительство!» К обеду — новый разворот: «Не поддаваться на провокации!» Мы переглядываемся — где теперь «законная власть»?
Декабрь. Беловежская пуща, а по телевизору:
- Горбачёв ещё президент СССР
- Ельцин, Кравчук и Шушкевич где-то в лесу
- Внезапно — Горбачёв объявляет о прекращении полномочий
Старшина наш, кадровый служака, плакал втихаря у гаража: «30 лет отдал Союзу — а теперь я вдруг в «иностранной армии»?»
Лично для меня — это было время странного отрезвления. Всё, во что заставляли верить (единство партии, нерушимость границ) — рассыпалось за месяцы. Но были и неожиданные плюсы: впервые за годы службы мы чувствовали — можно думать своей головой.
Возможно, что эта статья может кому-то показаться сумбурной, но я старался охватить основные периоды жизни в СССР. Жизни моих предков и собственно моей. В СССР каждый период имел свои особенности. Статья не претендует на комплексный и всесторонний анализ времени, а скорее это дань памяти предков, что жили тогда, дань памяти моему детству, юности и зрелости.
И сегодня с высоты своих лет и опыта могу сказать, что в СССР было то, чего сегодня не хватает. Мы не забыли как оставляли ключи от квартиры под ковриком, как в деревнях не закрывали избы. Как мы писали настоящие письма, брали почтовый конверт, клеили марку и запечатывали конверт, смачивая языком клей, который иногда засыхал.
Поздравляли с праздниками и днём рождения, родных, близких, друзей. Делали это не мемами и пересланными 100500 раз открытками, а просто говоря друг-другу приятные, добрые пожелания и при этом смотрели в глаза. Дети понимали что можно, а что нельзя.
В СССР было всё как в любой огромной стране: радость, разочарование, патриотизм, предательство, любовь и ненависть, богатство и нищета, но это было наше время и мы его будем помнить пока живём.
Напоминаю, что статья, которая вдохновила на написание этой статьи находится здесь