Марина открыла дверь своей квартиры на четвёртом этаже старого дома в Калинине, бросила ключи на полку в прихожей, поставила сумку на пуфик и стала расстёгивать пальто. Её пальцы замерли на пуговице, когда из глубины квартиры донёсся едва различимый звук — то ли шорох, то ли приглушённый голос. Мужской. Марина прищурилась и застыла на месте.
«Я не одна дома... Не может быть. У Дианы кто-то есть?» — сердце екнуло, внутри похолодело.
Она на цыпочках подошла к двери комнаты дочери и постучала, не дожидаясь ответа, решительно толкнула дверь.
Перед ней предстала нелепая сцена: Диана и какой-то молодой парень торопливо натягивали одежду. Она стояла в майке, парень в расстёгнутой рубашке и джинсах, босиком. На полу валялись кроссовки и носки. Постель кое-как прикрыта покрывалом, из-под которого явно торчало смятое одеяло.
Мгновение длилось вечность.
– Здравствуйте, – с трудом выговорил парень, приглаживая растрёпанные волосы.
– Добрый вечер, молодой человек, – голос Марины прозвучал на удивление ровно, но внутри всё кипело. Она перевела взгляд на дочь, которая пыталась сделать вид, что всё в порядке, хоть и не могла скрыть румянец.
– Диана, ты не представишь нас?
– Это Ваня. Иван Погодин. Мы вместе учимся в медакадемии. Мам, а ты чего так рано пришла? – вызов прозвучал в её голосе, хотя в глазах ясно читались растерянность и тревога.
– К семинару готовились? – Марина прищурилась, кивнув в сторону кровати.
– Мам, ну хватит… – попыталась улыбнуться дочь.
– Ужин скоро будет. Жду вас на кухне, – и Марина вышла, не дожидаясь ответа.
На кухне она включила воду и плеснула себе в лицо. Нужно было срочно прийти в себя. Она разогрела на плите куриную запеканку и поставила чайник. В голове всё ещё пульсировали обрывки мыслей: «Она взрослая… у них любовь… только не беременность…»
– Идите есть, не бойтесь, – крикнула она в сторону комнаты.
Первым в кухню вошёл Иван. Следом — Диана. Парень сел у окна, она — напротив. Ни один не поднял глаз.
– Запеканка с вечера, но вкусная, – сказала Марина, раскладывая по тарелкам. Пока ставила еду, Иван почти успел всё съесть.
– Ещё хочешь? – спросила она.
– Если можно, – пробормотал он.
– Значит, на врача учитесь?
Он кивнул, всё ещё не поднимая головы.
– И предохранялись? – резко спросила Марина, переводя взгляд на дочь.
– Мам!
– Что "мам"? Первый курс, а ты уже взрослая женщина? А если дети?
– У нас бабушка бодрая, справится, – вставил Иван с натянутой улыбкой.
– То есть, вы это обсуждали?
– Нет… я просто…
– Спасибо, мам, мы поели, – перебила Диана и резко встала. – Пошли, Ваня.
Они ушли, а Марина осталась. «Ну зачем я так? Не удержалась…» — подумала она, включая кран и начав мыть посуду. Это всегда немного успокаивало.
Через несколько минут хлопнула входная дверь. Потом вернулась Диана. Села за стол, глядя в упор.
– Ну зачем ты это устроила?
– Я? Я просто задала вопрос. Или у меня нет права?
Марина посмотрела дочери в глаза и вдруг замерла.
– Подожди… неужели…
Диана опустила голову, сцепила ладони между колен.
– Два месяца.
– Два… – воздух в груди Марине стал тяжёлым. В голове замелькали мысли: «Аборт… надо срочно…»
Кричала. Долго. Диана сначала пыталась что-то объяснить, потом замолчала, лишь тихо плакала.
– Он откуда?
– Из деревни под Костромой.
– Ах вот как. Значит, поедете к нему туда, в глушь?
– Мам, ты же сама родила меня, когда училась в институте.
– На последнем курсе. А ты? Первый семестр! А жить-то где будете?
– Здесь. Если разрешишь. Это ведь и моя квартира.
– А если нет?
Диана смотрела в пол. Потом подняла голову.
– Я аборт не сделаю.
И убежала, громко захлопнув дверь.
Прошло несколько дней. Марина с трудом сдерживала раздражение. То рубашка Вани в ванной, то носки под столом. Гора посуды, книги на столе, запах лапши. И готовить теперь каждый день.
– Ладно, Диана беременна, но ты-то что мешки не носишь? – срывалась она на Ваню. – Я мать, а не домработница.
– Мы можем уйти. В общежитие, – буркнул он.
– Куда? С пузом и младенцем в общагу? Или снимете квартиру на стипендию?
Диана молчала. А Ваня всё больше избегал Марины.
– Господи, я плохая мать. Я не выдерживаю. Кричу. Всё в себе держу, а потом рвётся. Никто не жалеет меня… – жаловалась Марина своей коллеге в клинике, Лене.
– А ты не думала: может, самой пожить отдельно?
– Куда я пойду?
– У нас дача под Левшино. Мама умерла, дом стоит. Простой, но тёплый. Воздух свежий, тишина. Поживи там. До родов. Освободишь пространство, отдохнёшь.
– Из своей квартиры? В чужой дом?
– Ты ж не в ссылку. Если не понравится — вернёшься.
Марина долго думала, но потом согласилась.
Через неделю Лена с отцом заехали за ней. Отца звали Пётр Иванович. Высокий, сухощавый, с добрым лицом и седыми волосами.
– Марина Юрьевна? «Рад познакомиться», —сказал он и взял её сумку.
Дом оказался ухоженным, с садом и большой кухней. Печь, газ, даже микроволновка. Пётр Иванович показал, как топить камин, где брать воду.
– Не стесняйтесь. Живите. Местные люди хорошие. Если что — звоните.
Они уехали. А Марина осталась. Плеснула себе чаю, разложила вещи, вздохнула.
Ночью спала крепко. Проснулась рано, вышла в сад, вдохнула морозный воздух. Было спокойно.
Диана звонила каждый день.
– Мам, ну вернись… пожалуйста…
– Всё хорошо. Успокойся. Справитесь. Это — ваша семья. А я рядом.
Спустя неделю в пятницу, вернувшись с работы, Марина увидела машину у ворот.
– Не ждали? – усмехнулся Пётр Иванович, ставя сумку с провизией на кухонный стол.
– Да нет, наоборот, – призналась она. – Останьтесь. Мне тут одной как в бункере.
Он остался.
Сидели, пили чай с мёдом. Разговор шёл неторопливо. Потом молчали.
– Знаете, вы удивительная женщина, – вдруг сказал Пётр Иванович.
– А вы не такой уж и старик, как сами говорите.
Он усмехнулся.
С тех пор он стал приезжать чаще. Сначала по выходным, потом и в будни. Помогал в саду, готовил, даже установил водонагреватель.
– Мне с вами… хорошо, – сказал он однажды, неловко почесав затылок.
И однажды не уехал.
Они вместе встретили рождение внучки. Приехали в город, забрали Диану с малышкой. Плакали все.
– Мам, пожалуйста, возвращайся. Без тебя всё валится из рук. Мы не справляемся.
– Я вернусь, но вы — семья. Учитесь быть самостоятельными.
А Марина вдруг поняла: всё произошло не зря. И беременность дочери, и слёзы, и крик. Всё — к лучшему.
Если бы не Ваня, не было бы дачи. А без дачи не было бы Петра Ивановича. А без него — не было бы того чувства, которое она уже считала потерянным навсегда.
И да, любовь действительно имеет свой возраст. И своя осень у неё может быть удивительно тёплой.