Предыстория: до того, как всё перевернулось
Катя никогда не была из тех, кто «ищет удобного мужчину». Она верила в партнёрство — настоящее, взрослое, где двое держат друг друга не за горло, а за руку. После университета она осталась в Петербурге, преподавала английский и немецкий в колледже и тихонько мечтала когда-нибудь написать методику преподавания через литературу. Читала литературу, писала в блокнот свои наблюдения и иногда думала: а может, всё-таки магистратура?
С Георгием они познакомились на разговорном клубе. Он был немного неуклюжим, зато забавным, легко поддерживал темы про фильмы, а главное — слушал. Долго переписывались, гуляли в дождь, вместе искали квартиру.
Двушка на четвёртом этаже старого дома с лепниной и скрипучим паркетом казалась началом новой главы. Пока не оказалось, что этажом ниже — живёт его мама.
— «Случайность, — сказал он. — Но зато удобно. Она не одинока, и мы сами по себе.»
Так Катя верила... ещё какое-то время.
Первые тревожные звоночки
Людмила Григорьевна впервые «заглянула на чай» через неделю после их переезда. С выпечкой, рассказами о соседях и вопросом:
— «А ты не хочешь, Катенька, сменить подоконник в кухне? Столько пыли собирает, у Жорочки с детства аллергия была.»
Катя тогда улыбнулась. Мелочь же.
Через месяц Людмила переехала «временно».
— «У меня батареи плохо греют. Пока не наладят — я у вас поживу. Жорочка не против.»
Катя внутренне напряглась. Георгий ей не сказал ни слова.
— «Ты же не против?» — спросил он потом, уже вечером, потирая глаза.
— «На недельку. У неё спина, на холоде ей нельзя.»
Но неделя прошла. Потом вторая. Подушка на диване стала постоянной. На кухне появился её любимый сорт чая. В холодильнике — контейнеры с «домашним» супом, а не с "стряпней Кати, которую есть невозможно".
Катя всё чаще ловила себя на том, что говорит шёпотом в своей квартире.
Невидимая нагрузка
— «Катенька, у тебя же сегодня только три пары, успеешь разгладить блузочку?»
— «А ты не посмотришь, что у меня с телефоном? Что-то с вайфаем...»
— «Ой, я Коле сказала, что ты поможешь с переводом — у него деловое письмо. Ты ж у нас преподаватель, да?»
Коля — второй сын Людмилы Григорьевны. Катя вначале пыталась объяснять, что занята. Потом — что устала. А потом просто молчала.
Жора, казалось, ничего не замечал.
— «Ты же дома. И мама у нас не навсегда. Надо просто быть… добрее.»
Одна в двоих отношениях
Когда Катя попыталась завести разговор серьёзно, Георгий сидел за ноутбуком и даже не посмотрел в её сторону.
— «Я не чувствую, что это наш дом. Я чувствую себя гостьей у твоей мамы.»
— «Ты перегибаешь. Мама — главный человек в моей жизни. Она всегда была рядом.»
Катя вздохнула.
— «Мама может быть главной в твоей жизни. Но я не обязана быть второй.»
Он захлопнул крышку ноутбука с раздражением.
— «Ты не понимаешь, она одна. Ей тяжело. Почему ты не можешь просто помочь, не делая из этого трагедии? И не сходить с ума по пустякам?»
— «Потому что это стало моей жизнью. А не временной ситуацией. Невозможно жить с вами!»
Он вышел. Молча. Стук двери эхом ударил в живот.
Точка невозврата
Вечером, когда пришли гости — общие друзья, которые должны были узнать о дате свадьбы, атмосфера стала странной сразу. Людмила сидела рядом с Георгием, разливала чай, шутила:
— «Ну, может, к свадьбе ты уже научишься готовить щи по-человечески?»
Катя попыталась улыбнуться. Один из гостей — Саша, старый знакомый — заметил:
— «Ты устаёшь, Катя? Ты что-то как не в своей тарелке.»
Катя открыла рот… и не успела.
— «Да она вечно устала, — вмешалась Людмила, — у неё всё не так: квартира не та, мама не та, и Жорочка, наверное, тоже!»
В комнате повисла тишина.
Катя поднялась.
— «Вы же ещё не расписаны, — добавила Людмила, — мало ли, всё может быть.»
Катя посмотрела на Георгия.
Он не сказал ничего. Ни слова.
Выбор без аплодисментов
Катя не хлопала дверью. Просто собрала сумку и свой блокнот. Взяла запасные ключи, оставила на столе. Не громко. Утром она уже просматривала объявления: студия, двадцать шесть квадратов, рядом с метро и родителями. Одиноко, да. Но чисто. Тихо, своё.
Она устроилась на подработку в языковую школу — вела разговорные клубы по вечерам. Было тяжело: готовить уроки, оплачивать всё самой, но…
Впервые за долгое время никто не говорил:
— «Ты же дома, могла бы и…»
Никто не просил выгладить блузку. Никто не смотрел на неё, как на лишнюю.
— «Я ушла из твоей (ну, как твоей... съемной) квартиры. Не потому что не люблю тебя. А потому что начала не любить себя рядом с тобой,» — написала она в черновике, так и не отправив.
После
Через неделю Георгий прислал:
«Ты правда ушла насовсем? Мама не со зла, она просто переживает. Вернись. Мы поговорим.»
Катя долго смотрела на экран. Ответа не было.
Потом, через месяц, пришла Людмила. Стояла у двери с банкой варенья.
— «Я просто хотела узнать, как ты. Жоре тяжело.»
Катя не звала её войти.
— «А мне было легко? Я ведь не обиделась. Я просто больше не могу быть чужой в чьей-то семье.»
Несостоявшаяся свекровь ушла. Без скандала. Без слёз. Просто поняла — дверь закрылась не из злости. Из ясности.
Новая глава
В студии Катя повесила простую занавеску и купила подушку в зелёном чехле. Она завела привычку включать музыку по утрам и пить чай у окна. Однажды вечером к ней зашла соседка снизу — бабушка в вязаной жилетке. Принесла пирог. Просто так.
— «Вы смеётесь, когда по телефону говорите. Хорошо смеётесь. Я давно не слышала такого.»
Катя улыбнулась.
Смех был её. Не из вежливости. Из тишины. Из света.
Эпилог
Она не стала героиней драмы. Не устроила спектакля. Просто ушла, потому что сохранила себя.
Потому что любовь — не повод для жертвенности. И уважение к матери — не должно превращаться в пренебрежение к женщине, которая рядом.
Подумайте…
А вы когда-нибудь уходили не потому что не любили, а потому что перестали любить себя рядом с кем-то?
Оставьте своё мнение в комментариях. Или просто сохраните себе, если близко.