Это третья часть трилогии
-Первая За Мостом Радуги
-Вторая 9 жизней
Том и Бука продолжение
Вторая жизнь протекала у обоих географически близко. Это сразу навело Хранителя на догадку, что возможная встреча кошачьих душ, хотя бы случайная – одно из условий сюжета.
Сначала городок и пригород. И вот опять. Только на этот раз они поменялись местами.
Тот что был Чертом уродился белым котом с рыжими носочками, а тот, что Бланком рыжим с белыми.
Вторым в дому. Но простом деревенском. Ну у другой в городке километров за 15 лесом, на рыночной площади под крыльцом одной из лавок. В общем то совсем ничейным котенком. Но выжившим и примкнувшим к армии рыночных котов и кошек, живших в основном попрошайничеством.
Владельцы прилавков сильно не привечали, особенно и не гоняли. Совсем всех извести – мыши покоя не дадут. Да что мыши, тут самое место для крыс.
А если много котов разведется, они вся мясо с рыбой потаскают. Так что контролировали популяцию сообща. Следили, чтобы народ никого не подкидывал, кто засечет новорожденных мальцов, тот и топил.
Больных не жалели даже отстреливали, чтобы покупателей не пугали видом своим. В общем боролись с лишним количеством как умели, а изводить совсем не изводили.
Клички никакой у кота не было, иногда окликали его как Чулок. За носочки. А кто-то обозвал Портянкой. Какой же он Портянка, если это она? Неужели не видно, что кот? Очень даже видно!
Город тогда еще был густо населен, всеми жителями деревень посещаемый. Так что на рыночной площади жизнь кипела почти всегда, особенно в четверг и воскресенье – особые рыночные дни, когда окрестные жители свой товар привозили продавать – кто яблоки, кто яйца, кто цыплят, кто картошку.
Так года три на рынке и обитал. Пока был молод и свеж. Кот получился красивый, почти зазывала.
Была только у него одна слабость – вяленая рыба. Именно вяленая и сушеная. Ароматная такая и соленая.
Когда понял, что от самого продавца особенно ничего не получишь, то стал увязываться за теми, кто эту рыбу у него берет. Научился вычислять местных, городских, за кем до дома дойти можно.
У них обычно покупок немного, потому что могут чаще на рынок ходить и транспорта никакого при них нет.
Почти всегда как купят – так или ели, в тот же день.
В теплое время года такой пахучий продукт и вкушали во дворе, как лакомство, чтобы дома рыбий дух не застрял и очистка куда не завалилась. Только это коту и надо было. Шкурки и так отдавали и всякие внутренности.
Особенно одну тетку, которая икру в такой рыбе не любила. Главное не прозевать, как выкинет. Конкурентов много. Так что изучил многие дома – башмачника, портного, мельника, другого люда.
Даже вроде как приживался то там то сям на пару дней. На четвертый год к кузнице прибился. Кузнец чаще всего рыбу брал. Ел ее с хлебом и квасом. Зимой с горячим чаем. Мужик был с виду большой, но не грозный. На кузнеце было спокойнее чем на рынке, но без чужаков, как в других домах. Потому что жарко и шумно. Но к чему, к чему, а к шуму то Чулок уже привык.
Так что сначала стал в кузнецу чаще наведываться, считая рынок первым домом, а ее вторым, потом соотношение поменялось. В конце концов на рынок только в гости бегал по старой памяти.
Не так уж и рядом, через весь городок, с окраины в центр. Кузнечное дело для всех важно.
Так что не голодали. Не шиковали вовсе , но не голодали. Все тогда так.
В больших городах уже целые кузнечные цеха были, да разные заводы. А тут пока одного Степана хватало. Но государство ему положило небольшой оклад и вывеску сделало «Кузнечный цех». Хотя как был кузнеца, так и осталась такой, как до советской власти была. Степан и сила его. И старание. Подмастерьев брал пару раз, так те обучились и в большой город уехали. Опять один остался. Но с детства говорил плохо. Вроде и говорит, а не поймешь ничего. За это бабы над ним всегда посмеивались. С ними во всем, кроме дела своего кузнечного, уж очень неловок был.
Кот вроде как компаньон. Пес Бу (это произносится просто) и кот. Чулок стал зваться просто Кот.
Да это и не важно. Прожили вместе еще года три, до начала тридцатых. Скромно, но дружно, как все. Кот по звуку уже научился определять, когда лошадь подковывать ведут. Ага, обратно она дугим шагом пойдет. Выучил разные премудрости. С Бу тоже сдружился. Но рожон не лез и был принят в семью.
Половина жизни выходит была рыночной, половина почти что домашней. Степан хозяином себя, наверное, не считал, считал кота частым гостем. Но угощать всегда угощал. В том числе и любимой рыбой. Любовь к которой кота и подкосила. Видать с нее сначала по малой нужде ходить было больно, потом совсем почти невозможно, сплошное мучение.
Кричи, не кричи, что человек сделает? Это сейчас может к доктору сведет, и то не каждого кота. Степан видел, что с Котом что-то не так, но он даже не знал наверняка, сколько вообще кошки на свете живут. Всегда как-то вокруг они быстро менялись. Старый, наверное. Ссыт и орет от старости. С его дедом тоже так было, говорили песок в нем застрял или что-то типа того от возраста. Пять классов образования большей информации Степану дать не могли. Кот к нему взрослым пришел, кто ж знает, сколько ему кошачьих лет.
Но сочувствовал бедолаге, жалел даже.
Так Кот, наверное, с год кувыркался…Хорошо, что не на рынке. Там бы заметили слабость – считай пропал. И другие коты бы задрали и люди «списали», каким уж способом уже и не важно, все одно не своя смерть. А так своя. Не тихая, не спокойная, не без мучений, но все одно своя.
Считала ли кузнеца Кот своим домом, чтобы обратно хотеть? Скорее к родному городку в целом душа прикипела. В то время многие кошки не всегда даже к хозяевам обратно просились, а в ту же деревню или то же город. В принципе деревни и небольшие города, как и большие, все были в чем-то похожи. Некоторые как близнецы. Так что условие было вполне выполнимым. Да и к Степану уже не вернуть. Как война началась, на фронт его из-за речи не взяли, да и не первой молодости мужик. А вот на завод, где работников сразу меньше стало, а работы больше призвали тут же. Уехал Степан и жил в чужом доме на постое. У бабы одной солдатки. Муж ее не вернулся, а Степен там и остался потом детей ее поднимать. Там свои коты, свои «возвращенцы», которых после войны кормить нечем, чтобы держать больше одного.
Да и возвращение раньше случилось, весной перед тем страшным июнем, когда все началось.
А что ж тот, другой? Парный кот который? Хранитель понимал, что жизнь одного так или иначе географически связана с жизнью другого. То есть если одного после смерти возвращают назад, то другой должен быть к этому возвращению как-то «привязан» , а условие такое не всегда выполнимо. Поэтому жизнь с чистого листа у обоих – весьма вероятна. Не обязательна, но вероятна. Обязательной должна быть их встреча.
Второй кот на свет появился в деревне, через лес. Рождения его никто, кроме матери, не планировал. Только-только взяли в дом молодую кошку взамен куда-то пропавшей старой. Пусть мышей ловит. С котятами оно давно уже понятно, как поступать. Первые отправились в кошачий рай в первый же день своей жизни. Молодая, не сметливая мать удумала родить прямо на хозяйской постели. Спать ее туда в ноги пускали. У хозяйки ноги стыли, Муська и грела. Кошку Муськой назвали. Котят у нее отобрали, так что не было ничего удивительного в том, что следующие не заставили себя ждать.
Но на этот раз Муська, поняв, что бывает, если производить потомство в избе на постели, нашла более укромное место. В пристройке. Там всякое добро стояло. Телега небольшая, ящики деревянные и старые бочки.
К телеге пристегивают лошадь и тогда она едет. Если лошадь не пристегивать, стоит смирно. Это кошка уже знала. И успела ко вторым родам понять, что лошадь и телега встречаются, когда снега на дворе нет. А когда снег каждый сам по себе. Да и своей лошадки в хозяйстве не было. Брали в совхозе по надобности.
Вот уж какой месяц телега «спит», на ней сено наложено сухое, и телогрейка старая. Для гнезда в самый раз. На улице конец марта, теплеет помаленьку. В общем в том сене котята и родились. Двое всего. Один еще слепым по сену полз полз, с краю свалился и о кирпич на полу убился. Муся поняла, что случилось, второго сына за шкирку в бочку перенесла. Там две бочки были. Одна стояла, как положено, а другая на боку лежала. Внутри тоже сено оказалось. Так безопаснее.
Так что глаза единственный оставшийся кошачий ребенок уже в бочке открыл. Хозяева и не в курсе, что кошка их снова мать.
И котенок сначала дикушей рос. Сарайчик – весь мир. Бочка – дом, телега - Эверест, который очень покорить хочется. И получалось. Пока хозяин не решил, что пора бы проветрить, да колеса подтянуть к лету. Тут салагу и обнаружили.
Он человека считай первый раз увидел, до этого голос слыхал только, матери рядом не было, хотел было в родной бочке спрятаться, да от страха запутался, полез на вторую, свалился туда. А там на дне сена нет, вода только немного, по капле по капле с крыши набиралась через щель. Крышу бы тоже подлатать надо, раньше не текло. И как точно капало, что в бочку.
Вода напугала больше дядьки, ничего как орать уже не оставалось.
Достал его Митяй со дня, мокрого, перепуганного.
-Эх ты, Дурень, ну куды ж ты полез?
Митяй работал в совхозе на тракторе, жена Нюра свинаркой, дочка старшая в доярках, а сын еще маленький, подостаёт тоже за трактор сядет. Все по плану.
Куда его теперь уж девать? Топить поздно. Да он, дурачок, сам чуть не утопился. Забрал в дом, где его потом взволнованная мамаша и нашла.
Забрать то забрал, но решение принял – не приучать. Пусть пока при матери до теплых дней, а потом может сам куда денется, мать погонит, пойдет счастье искать.
Дурень особо и не навязывался. К людям, к дому еще привыкать надо. Мир оказался таким большим! И дом, и огород, и еще для скотины пристройки, и вокруг столько всего, что изучить требуется. Люди – не главные в списке.
Но дичиться со временем перестал. И счастья куда-то на сторону искать тоже не пошел. Жил так немного сам по себе. Зимовал в доме, а пока тепло не надоедал. Мышей гонял. Не наглел. В общем-то не дурной кот хоть и Дурень. Как-то имя само по себе к нему пристало.
Обжился в общем. Но на всю жизнь сохранил большую любовь к телеге и к бочкам. Как люди, наверное, к любимым игрушкам из детства все жизнь питают нежные чувства.
Поэтому в доме завелось целое правило. Если собираешься налить в бочку воды или насыпать чего, проверь сначала нет ли там Дурня. И если куда на телеге собрался, тоже по сену руками пошуруй, какие есть подстилки подними с той же целью.
Первый раз так за дровами уехали с Дурнем, другой раз чуть яблоками его в бочке не завалили.
Но он все равно к предметам своего вожделения неравнодушен оставался. Одиним утром до соседней деревни случайно доехал, еще раз в поле на покос попал – покатался.
Так что день, когда Дурень до городе добрелся обязательно должен был настать. Перед дорогой в город его особенно контролировали.. Потому как ехать далеко и через лес. Иногда Митяю казалось, что спрыгнул бы где - вроде сам виноват, захотел бы дорогу домой нашел, не захотел – новый дом.
Свой кот в доме только лишний отец для котят своей же кошке. Вообще к кошкам он относился ровно, спокойно. Они существуют, они должны быть. Жестокости не проявлял, чтобы ударить там чем или ногой пнуть, даже когда навеселе, но и нянчиться как с питомцами точно не собирался.
Но одно дело, если бы Дурень в поле или в соседнем селе сбежал, а другое дело в лесу. В лесу как-то тревожно, живая ж душа. И там он не просто бродячий кот, там он добыча. Волки водились, лисы водились, капканы тоже ставились. В лесу заблудиться всем плохо, даже простому коту.
Так что в город его никогда не брали.
До того самого дня. В июле. Когда Дурню уж шел не первый год, а Чулок он же Кот обитал на кузне.
Всегда в это время Митяй бочками и бочонками занимался. Готовил к сбору урожая. Где замазать, где заткнуть, где просмолить. Дерево хорошее, видно дуб, а вот обода проржавели, один совсем треснул, другой на подходе.
Надо бы новые обода. Хотя настроение у всех было не очень оптимистичное.
Уже казалось, что класть в эти бочки, солить и квасить будет нечего. Потому как такой засухи, как в это лето давно не случалось. Бабки помнили по деревне такое, а вот Митяй нет, молодёжь тем более. Чтобы в самого почитай мая без единого дождя. Это сейчас у дачников колодцы глубокие, насосы мощные, затенения всякие. А тогда – вся надежда на природу и Бога, веришь в него или нет.
Чтобы заморозков по ночам не было, чтобы дождь шел, да не затопило, чтобы солнце грело, да не сожгло.
Без урожая – быть беде, быть голоду. Колодцы обмелели совсем, пруд тоже, рыбу хоть руками уди. Трава вся жухлая. Скотину напоить нечем, пощипать ей нечего, удои упали, а без них никакой не жди премии. Своей еды не выросло, чужой особо не купишь.
Сохнет все на корю. И на совхозных полях и на огородах. Полить все это невозможно. Да и чем? Когда каждое ведро воды как ценность уже. Если не будет дождя – не быть даже картошке.
Все должно в это время наливаться, силу набирать. Яблоки с деревьев зеленые падают, яблони аж листву сбрасывать начали. Беда.
Времена такие были, когда особо крестным ходом с молитвами всем миром не походишь, дождя не попросишь, как в былые годы. Другие времена. Атеизм, вера в себя, а не в Бога. Но верующие да старушки втихаря молились, просили у неба помощи. Может меньше стало верующих, может прогневали Бога неверием своим, но дождь пока так и не пошел. Хоть бы один, хоть бы разок землю промочил.
Вот в такую пору Митяй в город и собрался. А кузнецу с бочками. Две бочки на телегу положил.
Проверил саму повозку, проверил одну – нет кота. Жена окликнула, яйца сварила да хлеба в дорогу дала. А то как починку начнут, на весь день в городе задержится.
Вернулся, во вторую бочку загнянул – нет кота. Жара. Жара такая, что спасения нету.
Хорошо хоть путь лесом. В лесу ни грибов, ни ягод, все посохло. Как жить станут? Чем?
Наверное, кот дрыхнет где-то под крыльцом, где еще прохлада осталась. Все куда-то попрятались. Даже кур не видать. Даже мышей и ворон.
Кот не дрых, кот затаился.. В бочке. В той самой, которую хозяин второй осматривал. Он просто не мог поверить своему счастью, когда увидел бочки на телеге. Два в одном! Мечты сбываются! Хоть иногда!
Тут же забрался в один из бочонков. Когда хозяин зашумел, зашуршал другим, уши навострил. Приготовился, что сейчас его обнаружат и как обычно выселят. Но раздался голос Нюры, мужик пошел в дом. А что если перебраться в ту бочку, что была уже им проверена? Что и сделал… Не, никак кот не дурак, как бы там не называли. Так и провел Митяя.
Обнаружил себя уж на подъезде к городу. На кочке телегу подбросило, он от неожиданности и мявкнул.
Назад уж не повернешь. Поехали вместе. До самого кузнеца. Наблюдать за всем было интересно. И за дорогой, и за людьми. Кот в городе первый раз оказался. Сколько домов, сколько народу. Вау… и другие коты в изобилии. Но он тут чужак, права лучше не качать и на разборки не напрашиваться.
Только когда у кузни встали кот лужу приметил. Может пролили что. Лужа в это лето – почти что невидаль. Пить хотелось, сил никаких. Да и бочки хозяин сгружать начал.
Спрыгнул, по сторонам огляделся, понюхал – вода вроде. Даже не тухлая. То и была вода, буквально вот-вот.
У живительного источника кот оказался не один. Прилетела пара воробьев. Но тут же взвились обратно в небо. Откуда-то из кустов выскочил на них котяра. Тоже бело-рыжей масти, но по всему видно что тутошний, что укрытие давно свое знал и что на этом месте лужа бывает тоже. В своем дворе Дурень тоже про все ведал, и где засаду лучше устроить, и где какие птицы когда сидят, и в какой канавке когда вода застаивается. Все знал. Как и этот. Откуда вода?
Потому что там коряга из земли торчит, а тропинка - самая короткая дорога от колодца до дома. И хозяин через раз о корягу то спотыкается, чертыхается, вода выплескивается. Немного. И всегда птицы прилетают. Это весело. Самого то кота хозяин поил. Да и Дурня тоже поили, просто путь оказался долгий, а погода жаркая. Каждый раз Степан себе слово дает выдрать этот корень с земли и опять забывает. Потому что не падал ни разу, только воду что расплескивал малость.
Увидали один кот другого, напряглись. Незваный гость больше волновался. Аж на телегу обратно залез. Хорошо пару глотков сделать успел. Хозяйский котище, всю телегу вокруг два раза обошел, хвостом по бокам себя хлестая. Вид сделал грозный. Дурень бы тоже без боя не сдался. Хозяином быть, понятно, лучше, сразу сил это прибавляет, потому как ты защитник территории своей, а не захватчик. Что ж, телега – его территория. Ее он будет оборонять. А чужого ему и не надо. Лужа вообще не чужая, она как все лужи – ничейная. Ведро с водой – это да, оно собственность, а лужа она общая.
Так видимо и второй кот рассудил. Что лужа не стоит того, чтобы за нее биться. Да еще в такую погоду. Дышать хочется аж по собачьи какое пекло…. Ну приехал какой-то кот. Как приехал, так и уберется восвояси. Клиенты разные приезжают. Многие с рынка или на него. Тогда в поклаже могут и куры быть и даже поросята, гуси, утки бывали, кроли.
Продать или купили.
Кот на телеге – конечно странно. Потому что сколько ни обитал он до этого на площади, вот ни разу не видел, чтобы кота кто продать привез, а уж тем более чтобы за деньги его купил! Но люди разные странные бывают. Может это как раз такой чудак, который кота купил. Не его дело, хоть и чудно.
Вот так и пересеклись ненадолго.
Одна бочку прямо сразу поправили, а вот вторую оставить пришлось. До другого разу.
Воды тоже Митяй испил из ковша и домой отбыли. Только завернули к булочнику за баранками.
Дело было сделано. На рынке и то торговля не бойкая шла. Ни у кого ничего не уродилось, что есть себе бы хватило. Какие-то у людей лица тревожные. А как не тревожиться, если голодной будет зима?
Обратно кот ехал в единственной бочке. Не было у него теперь выбора. Морду высунул и смотрел по сторонам.
И надо же было такому случиться, что до дома доехать не успели, как туча их нагнала. Взялась как из ниоткуда прямо. Все потемнело, деревья закачались и хлынул дождь. Такой, какого кот отродясь не помнил. Прямо стеной.
Теплый ,капли крупные, спорый, шумный такой.
Митяй аж рубаху скинул на радостях и руки к небу простер! Слышно было как еще кто-то в лесу радуется, ликует прямо. Казалось, ликует все – каждое дерево, каждый куст, каждая травинка.
Кот не ликовал. Не разделял он любви людей к купаниям.
Пусть Митяй мокнет, а кот лучше в бочку поглубже залезет. Вот так хорошо, словно в домике.
Дышать стало легче – это вот хорошо!
Воздух сделался совсем другим, приятным таким, свежим.
И до самого вечера дождь поливал и ночью даже немного. Все растения напились, все птицы и звери. Даже вода в пруду и колодцах поднялась. Дело в субботу было. И с тех пор все лето до самой осени по субботам ближе к вечеру приходил такой дождь. Сильный и теплый.
Как по часам. Радости людской не было придела. Полив будто по графику. Всю неделю солнышко и тепло, а в субботу орошение. И такое, что почти на неделю влаги растениям хватало, ничего не сохло и не гнило. Чудо? Чудо должно быть. Кто-то верил что молитвы услышаны, кто-то что природа сжалилась, кто-то чудом считал. Но что два коты как-то к такому могут иметь отношения не думал никто, даже сами коты и хозяева.
Только Хранитель это теперь понимал, ну и тот, кто изначально такое затеял.
Спасли ли они жизни тогда? Можно ли было тогда уже по золотому ошейнику присваивать?
Как и в первый раз – доказано чтобы наверняка никого не спасали, но влияние на жизнь оказали. Жизнь впроголодь может до смерти и не довела тут никого, но зима бы была очень тяжелой без дождя того.
Золотой ошейник никто никому не присвоил, но в летописи жизни все подробно описано. А не значимые события туда не заносят.
Как жизнь свою закончил Дурень? В бочке. Почти так как и начал. Бочка ему кров дала, Бочка на сотворение чудес заманила, бочка жизнь и отобрала.
Такая вот канитель.
Нет, не утонул он там, никто его ничем не присыпал и не закрыл случайно. И по морям как в сказке не пустил.
Он просто нашел однажды в перелеске за домом старую бочку. Даже не бочку, а половину ее.. Она в землю вросла как купол. Кто ее выбросил и когда? Это была ничейная и дряхлая бочка. А ничейная – это как лужа – для всех. Вот и решил проверить, забраться. Кто ж знал, что жилец он там будет не первый. Что первой вот уже второй год гадюка этот дом облюбовала. Очень удобно. Внизу тебя не видит никто, на досках сверху можно на солнышке греться. Два года уж там жила. А тут кот влез.
Куснула, да не один раз. Из бочки то кот выбрался, даже до дома дошел, а там и помер. От чего? Почему? Да кто тогда разбирался от чего до почему. Змеи в этих краях водились, и людей бывало кусали, и кошек, и кур. Люди не умирали, таких змей сильно ядовитых все же не попадалось, да и осторожными были. А кошки, мелкое зверье – бывало. Сдох неожиданно – может от змеи.
Так и подумали. Митяй сначала в канаву хотел просто котяру выбросить, но потом вспомнил что буквально на днях старую малую кадушку жечь собирался, ее уж не починить, только в топку. Как-то они померли с котом вместе. Пусть уж так и будет. Засунул кота в кадушку ту, она как раз оказалась впору, травой подсыпал, за ограду вынес и в меже прикопал. Раз уж дурак так бочки любил, пусть покоится в бочке.
Чтобы расстроиться особо или тосковать – нет. Приходили коты в дом, уходили, пропадали, дохли, по разному. Но как тогда ехали вместе и дождик пошел вспоминал иногда. Хозяйка по коту тоже не убивалась. А вот по матери его, по Муське – да. Горевала.
Муська три года всего и прожила.
Котят каждый раз в новом месте рожала. Потому что второй раз с телегой фокус у нее не прошел. Это место было изучено, детей опять отобрали. Куда их? В доме уже кошка, в доме уже кот.
Другой раз подпол забралась. Там котят паводок затопил, пришлось спасать. Заметили, опять отняли. Вот так и пряталась как могла. И не разродилась однажды. Забралась в погреб, что в конце сада был… и не разродилась. Нашли уж через пару дней, когда зачем-то туда пошли. Сразу Нюрка поняла, что случилось. Спасла бы вряд ли. Но себя винила.
Кошка уж больно хорошая. Ласковая. На ногах спит, они на утро как бы и не болят. Да и рожала бы на кровати дальше! Надо было как многие одного ей оставлять, не стала бы прятаться. Дурень он не такой. Взяла аж еще себе кошку – Мурку. Не, все равно та другая, не такая, как Муська была.
Так что тосковало сердце.
А посему на возвращение Муська первой в очереди оказалась. Потому что из всех котов по ней одной кто-то реально горевал. После такого снова да к Нюрке? Для деревни обычное дело, не за что тут людей особо винить. Да и до нее в доме водились коты да кошки. Если их хоть на одну жизнь опять назад – уже целый список.
Вернулась Муська, родившись, от той кошки, что взяли, от Мурочки.
Хозяйка как увидала – такой же расцветки котенок, что Муся была… забыла что дала себе слово родехе каждый раз одного и только кота оставлять, оставила кошку. То как раз в последнее лето Дурня было.
По Дурню так не переживал никто. И сам не настаивал чтобы в конкретный дом снова. И даже в Раю любовь к бочкам у него никуда не делась.
Так что мастер по изготовлению бочонков был для кота не следующую жизнь удачным выбором обладателя. И принципа парности, параллельности жизни это не нарушало.
Только очередная война внесла в жизни всех свои коррективы. И третья жизнь считай была почти фронтовая.