— Эта женщина врет, — соседка по купе ткнула в меня пальцем. — Пересадите ее!
— Давайте разберемся, — я все еще надеялась уладить дело миром.
— Нечего тут думать! Наглеж средь бела дня, — голосила соседка. — Кого вы собрались убеждать?
Духота в вагоне стояла адская. Я протащила свою сумку по узкому проходу, чувствуя, как спина отзывается болезненными спазмами. Честно, в пятьдесят восемь таскать такие тяжести — не лучшая идея, но что поделаешь? Дочка, любимая и заботливая, билеты бронировала заранее.
— Мамуль, у тебя нижняя полка, не вздумай никому уступать из-за своей спины, — сказала она мне вчера по телефону.
Улыбаюсь, вспоминая ее голос. Подхожу к своему купе, заглядываю внутрь. Пока никого, я первая. Господи, ну, наконец-то, можно присесть! Закидываю сумку под полку, размещаюсь. Да-а-а... просто райское блаженство. После двенадцатичасовой смены в поликлинике ноги гудят, а позвоночник, кажется, отдельно от меня просит успокоительное.
— Сорок первое, — бормочу я, сверяясь с электронным билетом. — Точно мое.
В коридоре мелькают тени, хлопают двери. Кто-то смеется. Напротив моего купе слышны громкие голоса. Усмехаюсь — все куда-то спешат, суетятся.
Дверь купе с грохотом отъезжает, и на пороге возникает женщина. Яркое желтое платье, загорелая до черноты кожа, блестящий, явно новый чемодан. Волосы цвета спелой вишни, ну точно крашеные. Модные очки сдвинуты на лоб. Она бросает на меня цепкий взгляд, оценивающий, как у торговца на рынке.
Соседка, понятно. Вроде моя ровесница, но держит себя, как тридцатилетняя, с этой наигранной живостью, которая в нашем возрасте смотрится немного... Ну, скажем так, натянуто.
— Здравствуйте, — говорю я, слегка приподнимаясь.
Она кивает, не отвечая, втаскивает чемодан, суетливо оглядывает купе. Потом достает телефон, проверяет что-то.
— Так... — тянет она и вдруг хмурится. — А вы, простите, на каком месте сидите?
— На своем, — улыбаюсь я. — Сорок первое, нижнее.
Она смотрит на меня как-то странно, прищуривается и качает головой.
— Вообще-то, — она делает паузу, — это мое место.
Я моргаю в недоумении. Достаю телефон, открываю билет.
— Нет, смотрите... — начинаю я.
— У меня нижнее место, — перебивает она решительно, повышая голос. — Посмотрите внимательнее свой билет.
Открываю приложение. Сеть вдруг пропадает, телефон выдает ошибку. Ну конечно, как иначе! Закон подлости. В этих железнодорожных составах связь всегда барахлит. А уж на нашей станции так вообще, вокзал-то на отшибе городской жизни.
— Одну секундочку, — говорю я, пытаясь перезапустить приложение.
— Никаких секундочек! — женщина вдруг становится агрессивной. — Вы на моем месте сидите!
— Но мне дочка специально... — я не успеваю договорить.
— Знаете что, — она демонстративно вздыхает, — в вашем возрасте уже стыдно так... нагло врать! У меня сорок первое место, нижнее. На нижней полке ехать по здоровью положено!
Что? Я даже не сразу понимаю, что происходит. Эта... Эта... дамочка только что назвала меня лгуньей? Да еще и про возраст вспомнила?
— Послушайте, я не... — начинаю я, но она снова не дает мне договорить.
— Вы не пожилая женщина? Или не врете сейчас? — она картинно повышает голос. — Помогите кто-нибудь! Эта... женщина заняла мое место и отказывается уступать!
Ее крики привлекают внимание проходящих мимо пассажиров. В дверном проеме купе появляются любопытные лица. Мне становится жарко. Не от стыда, нет. От возмущения!
Сначала я теряюсь, но потом... Знаете, есть такой тип людей, которые специально используют твою растерянность. Чаще всего они нарываются на таких же наглых, как они сами, и получают отпор. Но иногда — на вежливых и уступчивых. Вроде меня.
Но сегодня... Я вдруг чувствую, что не могу, не хочу уступать. Сорок лет работы медсестрой научили одному, если ты знаешь, что права, не позволяй никому убедить тебя в обратном.
— Женщина, — говорю твердо, — у меня точно сорок первое место. Дочь покупала билет, она бы не ошиблась.
— А-а-а! — восклицает она театрально. — Дочь! Конечно, это все дочь! Может, вам и паспорт дочь оформляла? И вы не знаете, что там написано?
— Вы показывали билет при посадке? — спрашивает кто-то из коридора.
— Конечно, — киваю я. — Но там была молоденькая проводница, практикантка, наверное. Глянула и пропустила, сказала, позже пойдет проверять.
В коридоре уже собралась небольшая толпа. Кто-то шепчется, кто-то смотрит с интересом. Господи, только этого мне не хватало!
— Проводница! — кричит моя оппонентка, выходя в коридор. — Проводни-и-ица!
— Она в соседнем вагоне, — поясняет кто-то из коридора. — Что-то случилось с системой отопления, всех проводников туда вызвали.
Я хватаюсь за телефон, начинаю лихорадочно искать свои очки. Куда же я их положила? В сумке? В кармане? Руки ходят ходуном, очки не находятся, а приложение по-прежнему выдает ошибку. Поезд трогается, связь становится еще хуже.
В это время дамочка активно обрабатывает публику в коридоре.
— Вы представляете! — слышу ее возмущенный голос. — Пожилая женщина, а ведет себя... Ну вы понимаете! Нагло врет в глаза! У меня место нижнее, мне с моим давлением нельзя наверху...
Боже мой, как она виртуозно врет! Мелькает мысль, а вдруг я ошибаюсь? Вдруг дочка что-то перепутала с билетами?
Но нет. Я точно помню наш разговор.
— Нижняя полка, мама. Ради бога, никому не уступай, у тебя спина.
В купе заглядывает пожилой мужчина с газетой под мышкой и маленькой женщиной за спиной. Видимо, муж и жена.
— Заходите, — киваю я. — Только у нас тут... небольшой спор о местах.
— Я слышал, — Михаил Степанович кивает. — Что за путаница?
Женщина в коридоре продолжает свою обработку публики, периодически бросая на меня возмущенные взгляды.
— Она просто наглая обманщица! — доносится до меня. — В ее возрасте! Стыд и позор!
Я чувствую, как краснею от возмущения. Кажется, Михаил Степанович это замечает.
— Не волнуйтесь вы так, — говорит он, помогая жене устроиться. — Сейчас проводница придет, все выяснит.
— Галина Сергеевна, — представляюсь я, наконец отыскав очки в боковом кармане, торопливо надеваю их и смотрю на экран телефона.
Не успеваю договорить, потому что в купе врывается разгневанная соседка.
— Так! — она упирает руки в бока. — Значит, гражданочка, вы по-хорошему не понимаете?
— Простите, а вы... — начинает Михаил Степанович.
— Меня зовут Ольга Николаевна! — она произносит это так, будто представляется королева. — И эта... женщина сидит на моем месте!
— Давайте проверим билеты, — спокойно предлагает Михаил Степанович.
— Нечего проверять! — отрезает Ольга. — У меня сорок первое место, нижнее! Она все врет!
Поезд замедляется, проезжая через небольшую станцию. Мой телефон наконец подключается к сети, и я вижу свой электронный билет.
— Вот, смотрите, — я показываю экран всем присутствующим. — Сорок первое, нижнее.
Ольга бросает быстрый взгляд на экран и презрительно фыркает.
— Фотошоп! — заявляет она. — Вы что, думаете, я не знаю про эти ваши махинации с билетами? Сейчас же полезайте на свое место!
Михаил Степанович с интересом наблюдает за происходящим. Анна Васильевна испуганно жмется к мужу.
— Послушайте, — я пытаюсь сохранять спокойствие. — Давайте дождемся проводницу, она все выяснит.
— Не хотите по-хорошему? — Ольга буквально нависает надо мной. — Тогда мне придется вызвать начальника поезда. Или полицию! Да-да, стражей порядка! За мошенничество с билетами!
В этот момент я понимаю, она не остановится. Это какой-то нелепый спектакль, где мне отведена роль виноватой. Но я не собираюсь ее играть.
Замечаю, что задыхаюсь. Так не годится. Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, как учила когда-то знакомая врач, лечебная гимнастика такая. Не помогает. Пульс участился, каждый удар отдается в висках.
— Знаете что, — говорю я наконец, — сейчас мы все выясним.
Достаю телефон и набираю дочь.
— Катюш, привет. Тут такая ситуация... У нас спор из-за места в купе. Я включу громкую связь, хорошо? Тут все слушают.
— Конечно, мам, — слышится голос дочери. — Что случилось?
Включаю громкую связь.
— Ты можешь проверить мой билет? Какое у меня место?
— Мамуль, ты чего? — голос дочери звучит удивленно. — У тебя сорок первое, нижнее. Я же специально из-за твоей спины брала. Не вздумай уступать!
Ольга моментально меняется в лице. Я замечаю, как она стискивает ручку своего чемодана. В купе наступает неловкая пауза.
— Да тут женщина утверждает, что это ее место, — объясняю я дочери.
— Что за ерунда? — возмущается Катя. — Скажи ей, пусть сама билет покажет!
Ольга поджимает губы. В ее глазах мелькает что-то похожее на панику, но быстро сменяется новой волной агрессии.
— Это ничего не доказывает! — заявляет она. — Телефонный разговор — не документ! Сейчас придет проводница, и все выяснится!
Она выходит в коридор и снова принимается призывать проводницу. Я вздыхаю и смотрю на своих соседей. Михаил Степанович качает головой, его жена испуганно прижимает к груди маленькую сумочку.
— Ничего не понимаю, — говорит мой сосед по купе. — А почему она сама билет не показывает?
— Вот именно, — киваю я.
В коридоре Ольга продолжает свою обработку общественности. Ее голос то понижается до заговорщического шепота, то взлетает до возмущенных выкриков. Я слышу обрывки фраз: «…в таком возрасте... бессовестно... я даже растерялась... нормальные люди не поступают так...»
— А знаете, — вдруг говорит Михаил Степанович, — мне кажется, я ее где-то видел.
Мы все поворачиваемся к нему.
— В прошлом месяце ехал в Новосибирск, — продолжает мужчина, — и там была очень похожая ситуация. Женщина требовала нижнюю полку, утверждала, что у нее билет... И точно так же кричала на весь вагон.
— И чем закончилось? — спрашивает Михаила Степановича жена. — Ты мне не рассказывал.
— Ей уступили, — пожимает он плечами. — Девочка-студентка не стала спорить, залезла наверх. А потом эта женщина весь вечер громко разговаривала по телефону, всем мешала.
— Вы уверены, что это она? — спрашиваю я.
— Не на сто процентов, — признается Михаил Степанович. — Но очень похожа, и манера хамить… та же.
В этот момент в купе возвращается Ольга. За ней идет уставшая проводница — молодая женщина в слегка помятой форменной одежде.
— Такая суматоха была при посадке, — вздыхает проводница. — Два поезда одновременно отправлялись. Не всех успела проверить как следует. Так, в чем проблема?
— Эта женщина заняла мое место! — сразу начинает Ольга. — У меня сорок первое, нижнее, а она не хочет уступать!
— Покажите ваши билеты, — вздыхает проводница.
Я протягиваю телефон. Проводница внимательно изучает мой электронный билет, кивает.
— Да, сорок первое, нижнее. А ваш? — она поворачивается к Ольге.
Ольга краснеет, потом бледнеет, начинает судорожно копаться в сумочке.
— Куда же я его... Ну вот, — она разводит руками. — Кажется, я оставила его в кассе, когда меняла. Понимаете, мне сначала дали верхнее, но у меня давление, я поменяла на нижнее...
— Без проблем, — кивает проводница. — Назовите ваши паспортные данные, я проверю в системе.
Ольга запинается.
— Я... Э-э-э... Я не помню наизусть свои данные.
— Тогда покажите паспорт, я должна удостовериться, что вы действительно тот человек, чье имя указано в базе, — настаивает проводница. — По правилам РЖД.
— А паспорт в сумке, в большом чемодане… Глубоко закопан, не буду же я ради вас…
— Извините, — говорит Михаил Степанович, — но, по-моему, я видел эту женщину месяц назад в поезде на Новосибирск. Там была точно такая же ситуация.
Ольга резко оборачивается к нему.
— Что за ерунда! — восклицает она. — Я вообще никогда не ездила в Новосибирск! Вы меня с кем-то путаете!
— Дайте все-таки ваш паспорт, — настаивает проводница.
— Сейчас, — огрызается Ольга и выходит из купе с чемоданом.
Возвращается минут через пять, заметно успокоившись. Она протягивает проводнице паспорт и даже слегка улыбается.
— Вот, пожалуйста. Но я уверена, что у меня нижнее место.
Проводница проверяет паспорт, потом лезет в свои списки.
— Так... Петрова Ольга Николаевна, — бормочет она. — Место сорок второе... верхнее.
Ольга застывает с открытым ртом.
— Нет, — говорит она, — тут какая-то ошибка. Мне поменяли билет на нижнее.
— В системе верхнее, — отрезает проводница. — И места менять уже нельзя, поезд отправился.
— Но как же так... — растерянно тянет Ольга.
В этот момент в коридоре появляется пожилая женщина с палочкой.
— Извините, — говорит она тихо, — я из соседнего купе. У меня тридцать девятое место. Можно водички попросить? У вас же проводник тут? Мы ее все не дозовемся.
— Проходите к титану, — кивает ей девушка в форме, — сейчас подойду и налью.
Проводница снова поворачивается к Ольге.
— Так, женщина, ваше место сорок второе, верхнее. Если трудно подниматься, могу предложить помощь.
Ольга переводит взгляд с проводницы на меня, потом на пожилую женщину с палочкой, и вдруг ее лицо меняется. Теперь она выглядит смущенной и даже... виноватой?
— Ой, знаете, — говорит совсем другим тоном, — я, кажется, перепутала вагоны. Думала, что это третий вагон, а не седьмой. Извините за беспокойство.
Она хватает свой чемодан и стремительно направляется к выходу.
— Стойте! — окликает ее проводница. — Ваше место здесь, в этом вагоне!
Но Ольга, не слушая, уже выскочила в коридор. Все в купе замирают в недоумении.
— Что это было? — спрашивает наконец Михаил Степанович.
— Не знаю, — пожимает плечами проводница. — Но место ее точно в этом вагоне. Значит, вернется.
В этот момент мы слышим громкий возглас из коридора:
— Ой, а вы та самая? Ну ролик еще, скандалистка в поезде, под миллион просмотров! Я еще с тещей спорил, говорил, это специально, а не скрытой камерой снимают.
Я выглядываю в коридор и вижу, как Ольга пытается прикрыть лицо рукой. Напротив нее стоит крупный мужчина средних лет.
— Я вас узнал! — радостно говорит он. — Вы в прошлом месяце с моей тещей в Екатеринбург ехали! Такая же история была, вы уверяли, что у вас нижнее место!
У Ольги отвисает челюсть. Она лихорадочно оглядывается, ища путь к отступлению.
— Вы ошибаетесь, — бормочет она. — Я никогда...
— Да точно вы! — настаивает мужчина. — У меня даже видео есть! Я теще не поверил, думал, преувеличивает, а она сняла вас на телефон! И другие записывали. Мне потом друзья прислали, теща тоже на видео есть.
В коридоре начинают собираться заинтересованные пассажиры. Кто-то смеется, кто-то возмущенно качает головой.
Я вижу, как мужчина достает телефон и начинает снимать происходящее.
— Что вы делаете? — мгновенно реагирует Ольга. — Уберите телефон! Это нарушение моих прав!
— Ничего подобного, — спокойно отвечает мужчина. — Общественное место, публичная ситуация. Теще пошлю, скажу, что вас тоже встретил.
— Так же, как и пассажиры имеют право на свои места, — замечает кто-то из толпы.
— Эй, может, у нас тут серийная захватчица нижних полок? — шутит мужской голос.
Смех в коридоре усиливается. Ольга, съежившись, пытается пробраться сквозь толпу.
— Дайте пройти! — шипит она. — Мне нужно в туалет!
Я вдруг чувствую странное, мне жаль ее. Да, Ольга устроила весь этот спектакль, пыталась выставить меня лгуньей. Но сейчас выглядит просто жалко. И что-то мне подсказывает, за этим хамством и наглостью скрывается очень одинокий человек.
На часах почти девять вечера. Поезд мягко покачивается на рельсах, убаюкивая пассажиров.
В купе заглядывает мужчина в форме, видимо, начальник поезда.
— Что здесь происходит? — спрашивает он строго.
Проводница объясняет ситуацию. Начальник поезда качает головой.
— Где эта гражданка? — спрашивает он.
— Убежала в туалет, — отвечает кто-то из коридора.
— Найдите ее и проводите на законное место, — распоряжается начальник поезда. — И предупредите, если будет и дальше нарушать порядок, мы вызовем полицию на ближайшей станции.
Он поворачивается ко мне:
— Извините за неудобства. С вами все в порядке?
— Да, спасибо, — киваю я, хотя чувствую, как меня слегка трясет.
Начальник поезда уходит, проводница следует за ним. В купе остаемся мы — я и супружеская пара.
— Вы не волнуйтесь так, — говорит мне Анна Васильевна. — У меня таблетки успокоительные есть, хотите?
— Нет, спасибо, — улыбаюсь я. — Я сама медсестра, свои есть. Но мне уже лучше.
— Знаете, — задумчиво говорит Михаил Степанович, — я за сорок лет работы в школе повидал много разных людей. И таких тоже. Они уверены, что мир им что-то должен. И готовы идти по головам, лишь бы получить свое.
— Просто удивительно, как она это делала, — качает головой Анна Васильевна. — Так уверенно врала, что я сама на секунду усомнилась, хотя сидела рядом и все видела.
— Вот напасть-то какая, — вздыхает пожилая женщина, которая искала проводницу. — А представляете, сколько раз ей это сходило с рук? Наверняка много людей просто уступало, чтобы избежать скандала?
Я киваю. Действительно, если бы не мой телефон, не свидетельство Михаила Степановича и не случайный попутчик, узнавший Ольгу... что было бы? Возможно, я бы сдалась, уступила. Не из-за того, что поверила ей, а просто… чтобы прекратить этот цирк.
Проводница раздает постельное белье. В окнах уже совсем темно — за разговорами незаметно наступила ночь.
Через полчаса в дверях купе снова появляется Ольга. Выглядит потухшей, под глазами размазалась тушь. За ней стоит проводница.
— Вот ваше место, — говорит проводница, указывая на верхнюю полку напротив Анны Васильевны. — И я напоминаю, что только в определенное время пассажиры с верхних полок могут пользоваться нижними для приема пищи. Утром с семи до десяти утра, но не более тридцати минут. В остальное время прошу не беспокоить попутчиков.
Ольга кивает, не поднимая глаз, и молча забирается на свою полку. Ее чемодан проводница помогает разместить в специальном отсеке.
— Если будут проблемы, — шепчет мне проводница, — сразу зовите меня. Я за этой дамочкой присмотрю. Не переживайте.
— Спасибо, — киваю я.
Когда проводница уходит, в купе все молчат. Никто не знает, что сказать. Михаил Степанович откашливается и открывает свою газету. Анна Васильевна поправляет сумочку, украдкой бросает взгляды на верхнюю полку, где разместилась Ольга.
Проходит несколько минут. Напряжение постепенно спадает.
— Что-то душно стало, — говорит наконец Анна Васильевна. — После всего этого...
Я киваю в знак согласия.
— Может быть, чаю? У меня как раз термос есть. Наверняка он еще горячий. И к титану бежать не надо.
Я достаю из сумки термос с чаем и бутерброды, которые прихватила в дорогу.
— Угощайтесь, — предлагаю я соседям.
Михаил Степанович и его жена благодарно принимают чай. Потом Анна Васильевна достает из своей сумки домашнее печенье и предлагает всем. Пожилая женщина из соседнего купе, которая все еще сидит с нами, улыбается.
— Да чего я к вам привязалась, — говорит она. — У меня в купе так скучно!
Мы едим, пьем чай, потихоньку разговариваем. Ольга сверху делает вид, что спит, отвернувшись к стенке.
Мне становится ее жаль. Что должно произойти с человеком, чтобы он превратился в такое... существо? Как она чувствует себя сейчас, когда ее разоблачили?
Позже, когда свет в купе погашен, а все готовятся ко сну, я слышу, как Ольга тихо спускается с верхней полки и выходит в коридор. Через полуоткрытую дверь до меня доносятся обрывки ее шепота:
— Да, Маш... Нет, ничего не получилось... Тут вообще странная компания собралась... Да, завтра попробую с проводницей договориться...
Я вздыхаю. Нет, не чувствует она ничего. Ее мир не изменился. Рядом с нами — просто актриса, которая сегодня не смогла доиграть свою роль до конца. А завтра наденет новую маску и снова выйдет на сцену.
Поезд замедляет ход. Станция, Ольга пыхтит и волочет чемодан к выходу. Я закрываю глаза и представляю, как она спускается на перрон. Интересно, кого эта попутчица встретит в следующей поездке? (Все события вымышленные)