Освобождение
На кухне пахло борщом и усталостью. Кристина стояла у плиты, машинально помешивая половником густую красную жидкость, и думала о том, что день выдался поистине убийственный. Два судебных заседания, капризный клиент, который трижды за час менял условия договора, срочная подготовка документов до утра — и вот теперь она еле держалась на ногах, а муж, развалившись на диване с телефоном, напоминал о воскресных «обязанностях».
— Кристин, ты же не забыла, что в воскресенье едем к родителям? — Марат лениво переворачивался, не отрывая глаз от экрана. — Мама просила, чтобы ты обязательно приготовила свой шоколадный торт.
Половник замер в воздухе. Кристина почувствовала, как что-то сжимается в груди — то ли от усталости, то ли от предчувствия очередного спора.
— Марат, послушай... — Она осторожно поставила половник на край плиты, стараясь говорить ровно. — Я думала, в это воскресенье мы останемся дома. У меня такой завал на работе, что просто сил нет. Хотела выходные провести спокойно...
Марат наконец оторвался от новостной ленты. На его лице появилось искреннее недоумение, как у ребёнка, которому объяснили, что Новый год отменяется.
— Как это — не поедем? Мы же всегда к родителям по воскресеньям ездим! Это уже традиция стала. Ты же знаешь, как мама нас ждёт...
— Ждёт тебя, чтобы я помогала с готовкой и уборкой, — не удержалась от усталого вздоха Кристина.
— Слушай, ну что ты... — Марат отложил телефон и сел на диване, как человек, готовящийся к серьёзному разговору. — Мама просто хочет, чтобы мы были одной семьёй. Тебе что, трудно помочь? В конце концов, это же моя мать.
Кристина промолчала. За полгода брака она заметила, как изменилось отношение Марата и его родственников к ней. До свадьбы всё было совершенно иначе — тогда она искренне любила его импульсивного, весёлого, заботливого. Свекровь при встречах интересовалась её успехами на работе, угощала домашними пирожками, и Кристина с улыбкой предлагала свою помощь. Теперь же помощь превратилась в повинность, а она сама — в бесплатную рабочую силу для всей родни.
— Кстати, — продолжил Марат, снова уткнувшись в телефон, — Рустам просил, чтобы ты в субботу посидела с его детьми. Они с Алиной хотят в кино сходить.
Тарелка чуть не выскользнула из рук Кристины:
— Марат, я же говорила, что иду с девочками в спа-салон! Мы уже месяц как запланировали.
— Ну и что? — Муж пожал плечами с видом человека, который не понимает, в чём проблема. — Отменишь. Это же мой брат, Кристин. Где твоя семейная солидарность?
— А где уважение к моим планам? — Кристина поставила перед ним тарелку с ужином чуть резче, чем собиралась. — Я тоже человек. У меня есть свои интересы.
— Да какие интересы? — Марат принялся за еду, говоря между жевательными движениями. — Накрасить ногти и попариться важнее, чем помочь родственникам? Ты теперь часть нашей семьи, а значит, должна поддерживать связи. В нашем роду так принято.
«Часть семьи», — горько подумала Кристина, глядя, как он методично опустошает тарелку. «Или скорее бесплатная служба доставки для всей родни».
Первый звонок тревоги прозвенел через две недели после свадьбы. Семейный ужин у родителей Марата подходил к концу, мужчины ушли в гостиную смотреть футбол, а свекровь, словно между прочим, обратилась к невестке:
— Кристиночка, ты ведь поможешь мне с посудой? Я так устала сегодня с готовкой...
Тогда это казалось естественным. Но с каждым воскресеньем помощь превращалась в полноценную барщину. Свекровь встречала её фразой: «Как хорошо, что ты приехала! Вот список дел на сегодня». И Кристина проводила целый день, готовя, убирая, стирая, перебирая кладовку — всё то, что сама Зульфия Равилевна, по её словам, не успевала сделать за неделю.
— Да, ещё... — голос Марата вернул её к реальности. — Тётя Зарема звонила. У неё какие-то проблемы с арендатором квартиры. Я сказал, что ты ей поможешь. Ты же у нас юрист.
— Марат, я не специализируюсь на жилищных спорах, — Кристина устало потёрла виски, чувствуя приближение головной боли.
— Но ты же юрист! — упрямо повторил муж, как заевшая пластинка. — Своим помогать надо.
Кристина опустилась на стул напротив него. Перед глазами всплыла картина месячной давности: тётя Зарема, изящно приподняв бровь, произносила за семейным столом:
— Конечно, не каждый мужчина может обеспечить семью так, чтобы жена дома сидела. Но в нашей семье все женщины прежде всего — хранительницы очага.
Это был тонкий укол в сторону единственной работающей женщины в их семье. Кристина тогда молча проглотила обиду, а Марат только согласно кивнул, словно речь шла о погоде.
— Я уже взрослая самостоятельная женщина, а чувствую себя как крепостная, — пробормотала она себе под нос.
— Что ты сказала? — нахмурился Марат.
— Ничего... — Кристина встала, ощущая, как усталость наваливается свинцовой тяжестью. — Пойду в душ. Устала сегодня.
Поднимаясь по лестнице, она вспомнила, как полгода назад сияла от счастья, надевая белое платье. Тогда и подумать не могла, что кольцо на пальце вместо символа любви станет клеймом рабства.
Солнце едва поднялось над горизонтом, когда Кристина уже стояла на кухне родителей Марата и замешивала тесто. Мечтала она только об одном — выспаться в законный выходной. Вчера пришлось отменить долгожданный поход в спа с подругами. Брат Марата привёз двоих детей внезапно, сказав: «На пару часиков». Часики растянулись до позднего вечера, а Марат даже не счёл нужным спросить её мнение.
— Кристиночка, ты уже начала? Умница! — Свекровь Зульфия Равилевна вплыла на кухню в шёлковом халате, словно королева, осматривающая владения. — Я тут ещё кое-что придумала. Давай заодно и голубцы сделаем. Отец их так любит.
Она устроилась за столом, размешивая сахар в чашке чая, — командир, наблюдающий за работой подчинённых.
— Зульфия Равилевна, мы же договаривались только о торте, — Кристина стиснула зубы, но всё-таки улыбнулась.
— Ой, да что такого? — отмахнулась свекровь. — Рук-то у тебя две, а времени полно. Вот когда детишек нарожаешь, тогда поймёшь, что такое настоящая усталость.
Кристина промолчала. Она уже усвоила: спорить со свекровью — только портить отношения. А отношения и так трещали по швам.
— Кстати, а что у вас с детками? — Зульфия Равилевна внимательно уставилась на живот невестки, словно рентгеном просвечивая. — Уже полгода прошло, а животик не растёт.
— Мы пока не планируем, — коротко ответила Кристина, энергичнее разминая тесто.
— Как — не планируете?! — Зульфия Равилевна чуть не поперхнулась чаем. — Что это значит — не планируете? В нашей семье все женщины рожают в первый же год!
— У меня карьера сейчас идёт в гору, — Кристина старалась говорить ровно. — Через год-два будем думать о детях.
Свекровь поставила чашку и покачала головой с видом человека, наблюдающего крушение цивилизации:
— Карьера, карьера... Какая карьера важнее семьи? Да и какая карьера у женщины? Бумажки перекладывать. Вот мой Равиль — он настоящий кормилец. А женщина должна рожать и семейный очаг хранить.
В кухне появился Марат, потягиваясь после сна:
— О чём разговор?
— Да вот, убеждаю твою жену, что детей пора рожать, — всплеснула руками свекровь. — А она о какой-то карьере думает.
Марат подошёл к Кристине, обнял за плечи — жест, который когда-то казался нежным, теперь ощущался как ярмо:
— Мам, не переживай. Всё будет как надо. Кристина знает свои обязанности.
Этот взгляд сверху вниз, снисходительный тон — словно она вещь, которую купили и теперь указывают, как функционировать.
Вечером, возвращаясь домой, Кристина получила звонок от начальника. Марат недовольно поморщился, слушая её деловой разговор.
— Опять работа, — процедил он, не отрывая взгляда от дороги. — У тебя только она на уме.
— Это мой начальник. Завтра важное заседание.
— А что важнее — твоя работа или семья? — Он резко затормозил на светофоре. — Мама правду говорит. Ты слишком увлеклась этой своей карьерой.
— А что — ты? — Кристина почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Ты требуешь помощи всей вашей родне, но при этом моя работа почему-то не важна?
— Потому что это всего лишь работа, а не семья! — повысил голос Марат. — Не понимаю, что тут сложного: готовить, помогать родным, растить детей. Миллионы женщин спокойно справляются.
— И работают при этом, и развиваются как личности.
— Какая ещё личность? — Марат раздражённо ударил по рулю. — Ты моя жена — вот твоя главная личность!
В этот момент зазвонил его телефон. Тётя Зарема, потом брат Рустам — и каждый раз Марат решал за неё, не удосуживаясь даже спросить мнения.
Когда они приехали домой, Кристина осталась сидеть в машине, глядя в темноту. Ей казалось, что эта темнота медленно, но верно заполняет и её жизнь.
— Кристин, отец просил помочь ему с налоговой декларацией.
Марат даже не поднял глаз от тарелки, будто речь шла о чём-то настолько обыденном, что не стоило эмоций.
Вилка в руке Кристины замерла на полпути ко рту. Усталость накатывала волнами — шесть часов в суде, три часа подготовки документов, а дома вместо отдыха снова поручение.
— Марат, я не бухгалтер, я юрист.
— Ну и что? Ты же изучала налоговое право. Для тебя это ерунда.
— Это не ерунда. Это несколько часов работы с чужими документами.
— Да ладно тебе... Что тебе сложного помочь? Это же мой отец.
Каждый раз одно и то же: «Это же мой отец», «Это же мой брат». А когда речь заходила о её родителях, Марат находил тысячу отговорок.
— И ещё — Айзеля просила помочь с переездом в выходные. У неё немного вещей.
Внутри что-то оборвалось:
— Марат, у меня встреча с клиентом в выходные. Я тебе три дня назад говорила.
— Перенесёшь. Айзеля уже рассчитывает на тебя.
— На меня?! Твоя двоюродная сестра, которую я видела два раза в жизни?
— Ты носишь нашу фамилию. Это значит, что ты часть семьи.
— За полгода брака я десятки раз помогала твоим родственникам. А ты хоть раз поинтересовался, нужна ли помощь мне?
— У них есть ты, а у моих — я и ты.
— То есть я должна помогать и твоим, и своим, а ты — только своим?
— Мужчина в семье — добытчик. Мне не до твоих родителей.
— Я тоже зарабатываю. И не меньше тебя.
— Хватит! — Марат стукнул ладонью по столу. — Меня достало твоё недовольство. В нашей семье женщины никогда не спорили.
— Быть бесплатной служанкой для всей родни — это мои обязанности?
— Я просто хочу, чтобы ты была как все женщины в нашей семье.
— А я не хочу быть как все женщины в твоей семье! — К горлу подступили слёзы, но Кристина сдержала их. — Я хочу быть собой — со своими интересами, карьерой, мнением.
Марат смотрел на неё, словно видел впервые:
— Если ты не можешь принять наши семейные правила, возможно, тебе не место в этой семье.
Вот оно — то, чего она подсознательно ждала все эти месяцы. Ультиматум.
— А ты знаешь что? — Что-то внутри оборвалось, а потом стало легко и ясно. — Думаешь, раз мы женаты, то ты и вся твоя родня имеете право мной командовать? Вот уж нет.
Марат побагровел:
— Неблагодарная! После всего, что мы для тебя сделали!
— А что вы для меня сделали, Марат? — спросила Кристина, глядя прямо в глаза. — Что именно?
Он открыл рот, но так и не нашёl ответа.
Тишина стояла такая, что слышалось тиканье часов. Марат и Кристина смотрели друг на друга через невидимую стену.
— Я звоню родителям, — наконец произнёс Марат. — Пусть приедут, надо решить этот вопрос.
— Наши отношения для тебя просто вопрос, который нужно решить с мамой и папой?
Он не ответил, лишь демонстративно набрал номер и принялся объяснять ситуацию в выгодном свете.
Через полчаса в квартире собрался семейный совет. Родители Марата, брат с женой, даже тётя Зарема, хотя её никто не звал. Они рассаживались в гостиной, словно судьи, готовые вынести приговор.
— Кристиночка, доченька, — начала Зульфия Равилевна медовым голосом. — Мы очень обеспокоены. Марат говорит, ты не хочешь быть частью семьи.
— Я не отказываюсь помогать. Я отказываюсь быть эксплуатируемой.
— Эксплуатируемой?! — Свекровь картинно прижала руку к груди. — Мы же семья!
— Семья — это взаимопомощь и уважение, а не эксплуатация одних другими.
— Да как ты смеешь! — подал голос отец Марата. — Мой сын дал тебе фамилию, крышу над головой!
— Рашид Ахметович, я сама заработала на эту крышу. И фамилию взяла не для того, чтобы стать служанкой.
— Вот оно, современное воспитание! — фыркнула тётя Зарема. — Никакого уважения к традициям.
— А разве вы думаете не о себе, требуя бесплатных консультаций? — спросила Кристина. — Или вы, — она повернулась к Рустаму, — оставляя детей без предупреждения?
— Мы же родственники!
— Родственники, а не владельцы. Моё время и силы заслуживают уважения.
Марат встал, в глазах застыла холодная ярость:
— Хватит. Ты выбрала свою дорогу. Ты не хочешь быть частью семьи.
— Не хочу быть такой частью, какой вы меня видите. Я человек со своими желаниями и планами. Думала, ты любишь меня такой, какая есть.
— Любовь, забота, взаимопомощь — это для тебя стандарты?
— Это прекрасные ценности. Только у вас забота превратилась в контроль, а взаимопомощь — в эксплуатацию.
— Мы тебя как родную приняли! — всплеснула руками свекровь.
— Как прислугу приняли, — тихо ответила Кристина. — И знаете, что самое страшное? Я почти поверила, что так должно быть.
Марат смотрел с презрением:
— Тебе просто нечего жертвовать. Ты пустая, эгоистичная. У тебя даже детей нет.
— И не будет от тебя, — спокойно ответила Кристина.
Мгновение все замерли. Затем отец Марата встал:
— Пойдём, сынок. Эта женщина недостойна нашей семьи.
Один за другим они покидали квартиру, бросая осуждающие взгляды. Последним уходил Марат:
— Я подам на развод. И все узнают, какая ты неблагодарная.
— Пусть узнают. А я наконец узнала, каким ты оказался.
Когда за Маратом закрылась дверь, Кристина не почувствовала горя или отчаяния. Только облегчение — словно с плеч свалился огромный груз.
Она подошла к окну и увидела, как семейство рассаживается по машинам, горячо обсуждая её, неблагодарную и эгоистичную.
Но впервые за долгие месяцы Кристина улыбнулась по-настоящему. Она была свободна. Никто больше не будет решать за неё, как жить и чем жертвовать.
Она достала телефон:
— Лена? Помнишь, ты звала в поездку на выходные? Я с вами.
В окно Кристина видела, как машины растворяются в вечерних сумерках. Они уезжали в своё прошлое, а она оставалась в настоящем — готовая строить будущее. Своё собственное, без диктата чужой воли.