Маша проснулась внезапно, будто чья-то цепкая рука вырвала её из сна. Перед глазами стоял всё тот же деревенский дом, что и год назад. Однако за это время здесь произошли изменения: к гусям и курам добавился важный петух, вальяжно расхаживающий по двору, и несколько уток, неуклюже ковыляющих по остаткам травы. Справа от машины Светы стояла чёрная иномарка с наглухо затонированными стёклами. Света и Лена курили, сидя на лавочке, которая за год стала ещё ниже. Как старая, грубо отёсанная доска выдерживала тучную Светлану и хрупкую Лену, оставалось загадкой.
Маше очень не хотелось выходить из машины. После долгого сна её мозг наконец-то пришёл в себя, и она осознала, что эта поездка была ей не нужна. Поведение Беляша вызывало ещё большую тревогу. Девушка чувствовала себя заложницей ситуации: она не могла ни вызвать такси из-за отсутствия связи, ни уйти пешком из-за удалённости деревни от города, а ездить на попутках было делом опасным.
Глубоко вдохнув, Маша отстегнула ремень и открыла дверцу машины.
— О, проснулась! Спящая красавица! — Веселье Светы было наигранным, это можно было легко прочитать по её глазам и мелкой дрожи в руках.
— Ага, даже не заметила, как поездка прошла, — потянулась Маша. — Привет, Лен. Как дела?
— Х.р.е.н.о.в.о... — Лена затушила окурок носком кроссовка. — Гнить начала.
— В смысле?
— В коромысле. Плата за красивую жизнь слишком рано началась. Я даже пожить-то не успела...
— Девочки, может, вы мне объясните, что с вами происходит и почему мы приехали сюда все вместе? Я же ничего не просила, зачем я тут? — Маша села на скамейку с опаской. Дерево под ними прогнулось и тягостно заскрипело, но ношу выдержало.
— Щас к бабке сходим и всё узнаем. Светка ж сказала тебе, не хочет она двоих принимать. Сказала, что все нужны.
Всё естество Маши противилось встрече с цыганкой. Её будто выворачивало изнутри, колени и локти крутило так, словно она не молодая и полная сил девушка, а старушка, которую сразили артроз, хондроз и тремор конечностей. Сердце билось учащённо, и каждый шаг давался с трудом, как будто к ногам были привязаны тяжёлые гири.
Света ударила ладонями по коленям:
— Всё, пошли, девки...
Они двинулись гуськом: сначала Света, потом Маша, а за ней Лена. «Будто конвой», — с горечью подумала про себя Маша, ощущая, как внутри нарастает тревога.
В доме цыганки ничего не изменилось, будто они нанесли ей визит не год назад, а на прошлой неделе. Всё тот же грязный тюль, колышущийся на тёплом ветерке, задувавшем в дом, тот же грязный пол в кляксах каши, те же противные жирные мухи, с жужжанием кружащие над головой. В воздухе витал затхлый запах, смешанный с тяжёлым ароматом дешёвых сигарет.
А вот в другой комнате обстановка изменилась. Вместо одного кресла стоял длинный диван, обитый выцветшей тканью. Тряпьё, раньше валявшееся повсюду, исчезло, открывая ободранную оранжевую краску на половицах. На месте коробок с пустыми банками теперь стоял старый сервант с помутневшими стеклянными дверцами и допотопный телевизор на шатком стуле.
Хозяйка дома сидела, откинувшись на спинку продавленного кресла. В её костлявых пальцах тлела сигарета, пепел с которой она небрежно стряхивала на пол. Её глаза, казалось, пронизывали насквозь, вызывая у Маши ещё большее чувство дискомфорта и страха.
— Долго же вы собирались, — проскрипела старуха, выдыхая серый дым, который медленно поднимался к потолку, окутывая комнату. Она осмотрела девушек придирчивым взглядом, оценивая каждую деталь их внешности и явно пытаясь прочесть их мысли.
— Поговорить надо, — сказала Лена осипшим голосом, её глаза блестели от волнения. Она расстегнула ветровку и обнажила плечо. Маша, сидевшая рядом с ней, невольно отшатнулась, почувствовав, как холод пробежал по спине. На маленьком хрупком плече Лены роились язвы, гной вытекал из ран жёлто-зелёными струйками, создавая жуткое зрелище.
Цыганка крякнула, её губы скривились в усмешке:
— Так вы ж сами в этом виноваты.
— А это можно исправить? — спросила Света, поднимая волосы. Её густая и тяжёлая шевелюра, которая раньше была предметом зависти, теперь почти исчезла. Перед глазами присутствующих предстал почти лысый затылок, покрытый редкими пучками волос.
— Ну, я же говорила вам, что у всего есть своя цена. А вы не... — начала было старуха, но её прервал отчаянный возглас Лены:
— Это можно как-то остановить?!
— Ха-ха, поняла, поняла, — старуха лукаво улыбнулась, обнажая белые и ровные зубы. — Рыжая, неси отвар, который на плите стоит.
— Извините, а это для чего? — дрогнувший голос Маши вклинился в разговор. Она чувствовала, как страх сжимает её сердце, и не могла отвести взгляд от ужасных язв на плече Лены.
— Сейчас вы все выпьете отварчику, и я сниму с вас всё, что вы на себя накликали, — ответила старуха, её глаза блестели в полумраке комнаты.
— Погодите, но я-то при чём? Я же ничего не просила! — воскликнула Маша, пытаясь подняться с дивана. Она хотела бежать без оглядки, но старуха усадила её на место одним лишь взглядом, в котором читалось зло.
— Была здесь, когда твои подружки ритуалы заказали? Со мной говорила? Вот, то-то же, теперь будешь отдуваться так, будто миллионы заработала вместе с ними!
Света вернулась в комнату, с явным отвращением держа в руках металлический ковш. Из его глубин поднимался едва заметный пар. Она вопросительно посмотрела на цыганку, та указала на Машу, и в воздухе повисло напряжение.
— Погодите! — взвизгнула Маша, вжимаясь в диван. — Почему я? Они дел натворили, а мне эту муть пить?
— Потому что на тебе ничего нет, — резко ответила цыганка. — Хлебай! Там надо-то всего лишь три глотка…
Света протянула ковш Маше, которая долго смотрела на мутное чёрное варево внутри. Она не могла заставить себя протянуть руку и взять его. «Всего лишь три глотка, потом они по три глотка, и мы уедем домой», — уговаривала себя девушка, пытаясь найти силы в этой мысли.
Когда Маша всё же решилась и поднесла ковш к губам, в нос ударил резкий запах битума, совершенно неуместный в деревенской обстановке. «Откуда он здесь?» — пронеслось в её голове. С каждым глотком горло жгло всё сильнее, внутри разливалась невыносимая горечь.
— Ну, молодец! — похвалила старуха, хищно потирая ладони.
— Нам тоже эту гадость пить? — шепнула Лена, с опаской глядя на ковш.
— Хочешь рядом с ней лечь? Давай, хлебни, — резко ответила Света, будто выплюнула эти слова.
Маша, ничего не понимая, переводила взгляд с одной на другую, а потом на третью. Слова, сформированные в её голове, никак не выходили изо рта. Язык не подчинялся ей, а следом за ним начало отказывать и тело. Она хотела встать и убежать, но ноги не реагировали на её сигналы. Потом пропало зрение, но единственное, что долго не покидало, — слух. Она должна была бояться, паника должна была затопить её сознание, но внутри неё разлилось полное безразличие.
— Так, рюкзак её сожгите в печи, — отдавала цыганка команду. — Потом в тележку погрузите, до леса вот дойдёте, куда показывала, там и оставите. Только смотрите ничего не берите с неё, а то он посчитает, что вы его обворовали, и худо будет всем.
Потом наступила тишина, через какое-то время послышался скрип и чьё-то натужное дыхание рядом с ухом.
— Вот почему мы в прошлый раз её не выпнули за дверь? — бубнила Лена.
— А я не знаю, чего ты оборону начала держать. Сказала ж бабка, что ни тебя, ни меня не тронет.
— Всё равно страшно было…
— Ну это да. Слышь, а чего она тебе наговорила-то?
— Мне цыганка нагадала жениха богатого, молодого, не скупого… — хихикала Лена.
— А если серьёзно?
— А если серьёзно, то если нас кто-то увидит и сдаст, сидеть мы с тобой будем очень долго…
Маша больше не могла слушать их разговоры. Предали в прошлый раз, предали и в этот… Прежде чем провалиться в забвение, она почувствовала, как что-то теплело в районе груди, и это тепло было единственным утешением в её мрачной участи…
Друзья, не стесняйтесь ставить лайки и делиться своими эмоциями и мыслями в комментариях! Спасибо за поддержку! 😊