А здесь, к счастью, была возможность ставить особенно наглых посетителей на место. Был тот же Коля, который, в случае необходимости, попросту выпроваживал их за дверь; кроме того, по внутренним правилам самого ломбарда, Стася имела право не обслуживать людей, которые вели себя нагло, вызывающе, грубо, - или же были, например, пьяными. Также в любой момент можно было вызвать полицию, - если есть хоть малейший намек на опасность или же даже просто неадекватное поведение со стороны посетителей.
В общем, пока в этой новой работе Стасю устраивало все. И она ни разу ни на миг не пожалела о том, что перешла сюда.
Былая работа в супермаркете представлялась ей теперь страшным сном.
Иногда Стася общалась с девчонками, работавшими в соседних магазинчиках. Кто-то из них нравился ей больше, кто-то - меньше, но, в общем и целом, все было нормально. И Стася понемногу начала оттаивать и приходить в себя после того кошмара, в котором провела последние пару лет своей жизни.
Впервые за многие годы Стася была полностью довольна своей работой. К тому же, она, - эта работа, - была совершенно необременительной. При десяти, максимум, посетителях в день, у Стаси оставалось время и отдохнуть, и почитать книжку, и поиграть в компьютер. Да и зарплата, как выяснилось вскоре, оказалась побольше, чем изначально обещала ей Лана. Так что, по большому счету, Стасина жизнь начала постепенно налаживаться. И теперь она уже могла без страха смотреть в завтрашний день, не ожидая от судьбы особых подвохов.
К сожалению, Николая, спустя несколько недель, перевели работать в другую организацию, поближе к дому. Он давно просил об этом, и, наконец-то, такая возможность появилась. Вместо него в Стасин ломбард пришли сразу два новых охранника, работающих по очереди, в графике два - два.
Один из них, Глеб Мартынович, был дяденькой уже довольно пожилым. С ним у Стаси, к счастью, никогда не возникало никаких проблем. Он мог быть в меру разговорчивым, - когда у самой Стаси вдруг появлялось желание поболтать. В то же время, если Стася, например, была занята, - или же просто читала книжку, или играла, - Глеб Мартынович никогда не мешал ей, не навязывался и не отвлекал. Он просто спокойно сидел на своем стуле, не привлекая внимания.
Мартыныч сразу же, с первых же дней, перезнакомился со всеми соседями и подружился с ними. Он был дружелюбным, добрым, отзывчивым и всегда с удовольствием помогал им, если нужно было, например, открыть тяжелую дверь или ввернуть лампочку. Благодаря своей общительности, он без труда находил общий язык с посетителями и, в меру сил, старался помогать Стасе. Работать с ним было одно удовольствие.
А вот со вторым охранником как-то сразу не заладилось. И он с первого же дня стал доставлять Стасе немало проблем.
Он был помоложе Мартыныча, - на вид ему было примерно лет пятьдесят, - а уж подробности Стася не уточняла. Невысокий ростом, худощавый и довольно щуплый, - он со спины легко мог сойти практически за подростка. Но только вот лицо сразу же выдавало и его истинный возраст, и его пагубные привычки. Достаточно было бросить на него один только взгляд, чтобы понять, что этот побитый жизнью и изъеденный молью мужчинка пьет, как не в себя, практически не просыхая. Стася так сразу же и сказала Мартынычу, когда увидела его в первый раз. Но наивный Глеб Мартынович, который был слишком добродушным, дружелюбным и искренне видел во всех окружающих друзей, тут же попытался заверить ее в том, что ей это просто показалось.
Но, увы, тут Стася не ошиблась.
Этого второго охранника звали Александр Александрович Гречкин. Разумеется, он с самого начала принялся настаивать, чтобы Стася обращалась к нему просто по имени и на “ты”. Но она сама прекрасно понимала, что они здесь работают в слишком замкнутом пространстве, - и поэтому стоит сразу же обозначить некоторые границы и не допускать излишней фамильярности. Стася пыталась таким образом избежать грядущие неприятности, которые она уже тогда предчувствовала. Поэтому она всегда и неизменно называла его “Сан Санычем” и на “вы”.
Впрочем, - тут уж ничего нельзя сказать, - но первые пару недель он как-то держался. Наверное, изо всех сил. В эти дни у Стаси к нему пока особых претензий не было. Кроме, разве что, одной. Сан Саныч был ну очень разговорчивый! Он болтал просто без умолку. Целыми днями он без устали рассказывал Стасе о себе, о своей жизни, о жене и о сыне. Вроде бы, ничего плохого в этом не было, - но он совершенно не давал Стасе заниматься своими делами. Он только говорил, говорил и говорил…
Как Стася поняла из рассказов Сан Саныча, в последние годы он нигде подолгу не работал. Правда, об истинных причинах увольнений со своих многочисленных предыдущих работ он тактично помалкивал. Из чего Стася, разумеется, небезосновательно, сделала вывод, что его попросту отовсюду выгоняли за пьянку.
Уже пару недель спустя, Сан Саныч стал приходить на работу с очень большого похмелья. Причем, у Стаси вскоре создалось впечатление, что, выходя на улицу покурить, он также “поправляет здоровье”. Он сам, правда, категорически отрицал это, но как иначе можно было объяснить то, что к вечеру он уже вообще едва держался на ногах?..
Он сам оправдывал это просто очень слабым здоровьем и истощенным организмом.
Стася заметила, что после подобных “перекуров” Сан Саныч становился еще более общительным и разговорчивым. Он целыми днями “веселил” ее, рассказывая ей анекдоты, которые с каждым днем становились все более похабными.
Спустя еще несколько смен, несмотря на все попытки Стаси держать дистанцию, рассуждения Сан Саныча как-то постепенно, словно сами собой, стали переходить на тему того, какая Стася замечательная расчудесная раскрасавица, - вот бы ему такую!.. Да он бы на руках ее носил всю жизнь и пылинки сдувал!..
Стася скептически приподнимала бровь, окидывая взглядом едва держащегося на ногах такого перспективного кавалера…
Нет, надо отдать ему должное, - Сан Саныч никогда не приставал к Стасе, не делал ей никаких неприличных намеков, - кроме подобных вот утверждений. Напротив, время от времени он так же охотно пускался в рассуждения о том, какая у него прекрасная жена, как ему повезло с ней, и как он всю жизнь с ней счастлив…
Стася невольно усмехалась про себя. Еще бы ему не быть с ней счастливым!.. Ведь, как Стася поняла из слов самого Сан Саныча, именно его супруга, торгуя на базаре, в последние годы содержала всю их семью; именно на ее деньги была куплена шикарная трехкомнатная квартира в новом доме с улучшенной планировкой, и именно она так любила и ценила своего мужа за какие-то там заслуги, что почему-то охотно позволяла ему пить и не работать…
Да на такую всепонимающую жену молиться надо было!.. Впрочем, вполне возможно, он это и делал.
Поскольку график у Стаси был три - один, а у охранников - два-два, она изначально подгадала так, чтобы ей два дня работать с Мартынычем, и только один - с Сан Санычем. Она надеялась, что так у него будет меньше шансов что-нибудь учудить непосредственно в ее смену. Но это, к сожалению, не помогло. Охранник с каждой сменой распускался все больше. Вскоре он даже перестал скрывать, что приходит на работу с бутылкой, и Стася, не сталкивавшаяся еще в своей жизни ни с чем подобным, поначалу просто растерялась от такой наглости.
Но, еще пару дней спустя, Сан Санычу и этого стало мало. И он повадился прямо во время перекуров наведываться в ларек, расположенный буквально в двух шагах от ломбарда, где продавали спиртное порциями.
Стася, признаться, оказалась в довольно затруднительном положении и не знала поначалу, как правильно на это реагировать. По-хорошему он понимать не желал. Что ей следовало сделать? Пожаловаться его начальству?.. Наверное, ей так и стоило бы поступить, - но Стасе просто жалко его было, чисто по-человечески, - да и не была она стукачкой по натуре, и ей попросту противно было кляузничать на кого-то… Она просто по-хорошему предлагала ему взять себя в руки и прекратить выпивать на рабочем месте. Но это было бессмысленно.
В общем, как справедливо говорится, дорога в ад вымощена благими намерениями… Стася не решилась сразу же пожаловаться на Сан Саныча, не желая подставлять его и надеясь, что он сам образумится и остановится. А Сан Саныч тем временем, очевидно, прекрасно понимая свою безнаказанность, вообще потерял всякий стыд…
Денег на водку ему жена, похоже, не давала, потому что он постоянно начал клянчить их у Стаси.
- Стась!.. А Стась!.. - целыми днями напролет ныл он, облокотившись на навесной столик под окошком ломбарда. - Дай пять рублей!.. Ну, Ста-а-а-ась!.. Дай пять рублей!.. Ну, Ста-а-а-а-а-ась!.. Ну, дай пять рублей!..
И все это могло продолжаться часами…
Стася одергивала его, временами довольно резко; она говорила ему, что он ей мешает. Сан Саныч кивал, извинялся, садился на свой стул… Для того, чтобы, спустя пять минут, снова повиснуть на окошке с прежней песней.
- Стась!.. Ну, Ста-а-а-а-а-ась!.. Ну, дай пять рублей!..
Иногда у Стаси уже больше не выдерживали нервы, и она давала ему деньги, - чисто для того, чтобы он отвязался от нее и хоть ненадолго оставил ее в покое. Он тут же убегал, довольный и счастливый, опрокидывал стопку в наливайке, а потом снова вешался на ее окошко и начинал ныть:
- Ста-а-ась!.. Ну, Ста-а-а-а-а-ась!.. Ну, дай еще пять рублей!..
НАВИГАЦИЯ ПО КАНАЛУ