Телевизор был старый, но рабочий. Я привезла его на дачу, чтобы смотреть кино вечерами. А брат просто забрал — без звонка, без спроса. «Ну ты же одна. А у нас дети. Нам нужнее». Я поняла, что в их глазах мои вещи можно брать без спроса, будто они ничьи.
Когда я открыла дверь дачного домика, первое, что бросилось в глаза — пустота на комоде. Место, где стоял мой телевизор, теперь зияло неестественной пустотой. Я замерла на пороге, не веря своим глазам.
Вокруг пустого места не было ни пыли, ни следов. Кто-то забрал телевизор, но позаботился о порядке. Ответ пришёл в виде сообщения от брата: «Спасибо за телек, Маш. Детям будет чем заняться на выходных».
Я перечитала сообщение трижды, прежде чем смысл дошёл до меня. Петя, мой родной брат, просто взял и забрал мой телевизор. Без спроса. Без предупреждения. Как будто это было в порядке вещей.
Набрала его номер, зажимая телефон между плечом и ухом, пока разбирала продукты, привезённые на выходные.
— Привет, ты что, забрал телевизор? — спросила я, стараясь звучать спокойно.
— А, да! — беззаботно отозвался брат. — Представляешь, наш сломался, а Игорь с Ваней любят мультики смотреть. На новый сейчас денег совсем нет — ипотека съедает почти всю зарплату. Я вспомнил, что на даче есть твой. Проезжал мимо по работе — у меня с клиентом была встреча в том районе, решил заскочить и забрать.
— И ты не мог позвонить?
— Зачем? — в его голосе звучало искреннее недоумение. — У нас дети. Нам нужнее.
Эта фраза — «нам нужнее» — словно расставила всё по местам. Я вдруг с пронзительной ясностью осознала, что для Пети и его жены Вари мои вещи — это что-то вроде запасного склада, откуда можно брать всё, что понадобится. Потому что я одна, а у них — дети.
***
Наша семейная дача досталась нам от родителей десять лет назад. Формально она принадлежала нам с Петей в равных долях, но фактически за всё платила я. Комунальные платежи, налоги, ремонт — всё это ложилось на мои плечи, потому что «у Пети дети, ему надо их кормить и одевать».
Я не возражала. Мой бизнес по изготовлению специй и приправ для ресторанов приносил хороший доход. Я могла себе позволить содержать дачу, которая стала для меня не просто местом отдыха, но и маленькой лабораторией — на участке я выращивала редкие сорта трав для своих смесей.
Петя работал в консалтинговой фирме. Его жена Варя занималась детьми — восьмилетним Игорем и пятилетним Ваней. Они жили в трёхкомнатной квартире, купленной в ипотеку, и каждый раз, когда заходил разговор о даче, Петя вздыхал и говорил о своей «невозможности помогать финансово».
— У меня семья, Маш. Ты же понимаешь.
Я понимала. Я даже не спорила, когда они приезжали на дачу каждые выходные летом, оставляя после себя гору мусора и пустой холодильник. Я просто приезжала в понедельник и молча наводила порядок.
Но телевизор — это было что-то новое. Это была моя вещь, купленная на мои деньги.
***
В пятницу следующей недели я снова приехала на дачу. Была уже поздняя осень, но погода стояла тёплая, и я планировала собрать последний урожай трав перед заморозками.
Открыв калитку, я увидела машину брата, припаркованную у ворот. Сердце ёкнуло. Я не ожидала их здесь встретить.
Из дома доносились детские голоса и смех Вари. Когда я вошла, Петя готовил что-то, а дети носились по гостиной.
— Маша! — Варя вышла из кухни с чашкой в руках. — Мы не думали, что ты приедешь.
— Это заметно, — я оглядела разбросанные по всей гостиной игрушки и детскую одежду.
— Мы на выходные, — пояснил Петя, выглядывая из кухни. — Погода такая хорошая, решили вырваться.
— Могли бы предупредить.
— Так мы думали, что ты в пятницу не приедешь, — пожала плечами Варя. — Ты обычно приезжаешь в субботу утром, а сейчас ещё только вечер пятницы.
В её словах звучала такая уверенность в своём праве быть здесь, что я на мгновение растерялась.
— Тётя Маша! — Игорь подбежал ко мне. — А мы опять привезли твой телевизор! Папа сказал, что мы будем смотреть мультики и на даче.
— Вижу, — я заметила свой телевизор, стоящий теперь не в спальне, а в гостиной. — Решили вернуть?
— Да! Он здорово работает! — радостно сообщил мальчик. — А нам дома купили новый! Бабушка денег дала!
Я прошла на кухню и начала разбирать привезённые продукты. Петя что-то готовил на плите — судя по запаху, суп с морской рыбой.
— Ты не против, что мы взяли телевизор? — спросил он, не оборачиваясь.
— А если бы была против?
— Ну, Маш, — он повернулся ко мне с улыбкой, — тебе же он не так часто нужен. А дети каждый день просят мультики. Наш сломался, а новый — это тысяч двадцать минимум. Сейчас с деньгами туго.
— Почему ты не спросил разрешения?
— Так ты бы всё равно разрешила, — он пожал плечами. — Зачем лишние звонки?
В этот момент я осознала, что для Пети всё это было в порядке вещей. Он даже не задумывался о том, что нарушает мои права. В его сознании всё, что принадлежало мне, автоматически становилось доступным для его семьи.
— А если бы я приехала на выходных и захотела посмотреть фильм? — спросила я.
— У тебя же есть ноутбук, — вмешалась Варя, заходя на кухню. — А нам с детьми нужен большой экран. Им вредно в маленький экран смотреть.
Я сделала глубокий вдох. Спорить не хотелось, особенно при детях. Я решила вернуться к этому разговору позже.
***
Вечером, когда дети уже спали, а Варя читала что-то в телефоне, мы с Петей сидели на веранде. Осенний воздух был прохладным, и я закуталась в плед.
— Петь, нам надо поговорить о даче, — начала я.
— Что-то случилось? — он глотнул чай из кружки.
— Случилось то, что ты забрал мой телевизор без спроса. И это не первый раз, когда ты берёшь мои вещи без разрешения.
— Да ладно тебе, — он отмахнулся. — Мы же семья. Какие между нами могут быть счёты?
— Дело не в счётах. Дело в уважении. Эта дача — наша общая, но ты не вносишь ни копейки на её содержание.
— Потому что у меня дети и ипотека! — его голос стал громче. — Ты же знаешь нашу ситуацию.
— Знаю. И я не против помогать. Но я против того, чтобы мои вещи считались общими. Телевизор — это моя личная собственность.
— Нам он нужнее, — упрямо повторил Петя. — У тебя ведь нет детей.
Эта фраза задела за живое. В его словах я услышала то, что он никогда не говорил прямо, но подразумевал — моя жизнь менее значима, потому что у меня нет семьи.
— То, что у меня нет детей, не делает мои вещи общими, — я старалась говорить спокойно.
— Кстати, о телевизоре, — сказал Петя, помешивая суп. — Мама дала нам денег на новый, поэтому мы вернули твой. Поставили его на то же место в гостиной.
— Я заметила, — кивнула я. — Хорошо, что у вас теперь есть свой.
— Мы бы всё равно скоро вернули, — добавил он, не глядя на меня. — Просто на время взяли, пока не нашли решение.
Я почувствовала, что Петя не извиняется, а оправдывается. Он всё ещё не понимал, что проблема была не в самом телевизоре.
— Дело не в телевизоре, — сказала я. — Меня задело, что ты даже не позвонил. Я всегда делюсь с вами всем, но хочу хотя бы знать, что происходит с моими вещами.
— Это всё равно эгоистично, — вмешалась Варя, внезапно появившаяся на пороге веранды. — Ты же одна, а нам с детьми постоянно нужны разные вещи. Если мы что-то берём, почему бы просто не разрешить?
— Потому что я хочу знать, что происходит с моими вещами, — я повернулась к ней. — Я рада, что вы купили новый телевизор и вернули мой. Но дело в принципе — не в самой вещи.
— Ты не понимаешь, — покачала головой Варя. — Ты никогда не поймёшь, что значит быть родителем.
Её слова, произнесённые с таким превосходством, стали последней каплей.
— Нет, это вы не понимаете, — я встала. — Вы считаете, что ваше родительство даёт вам какие-то особые права на чужие вещи и чужое время. Но это не так.
Петя и Варя смотрели на меня с таким изумлением, будто я сказала что-то совершенно невообразимое.
— Телевизор останется на даче, — твёрдо сказала я. — И впредь, прежде чем брать мои вещи, спрашивайте разрешения.
С этими словами я ушла в дом, чувствуя, как внутри клокочет обида и негодование. Это был первый раз, когда я открыто высказала брату всё, что думаю.
***
Утром я проснулась от звуков на кухне. Варя готовила завтрак, дети уже носились по дому. Я вышла к ним, стараясь делать вид, что вчерашнего разговора не было.
— Доброе утро, — сказала я, наливая себе кофе.
— Доброе, — сухо ответила Варя.
Петя сидел за столом с хмурым видом. Было очевидно, что они с Варей обсуждали наш вчерашний разговор.
— Мы решили уехать сегодня, — сказал он, не глядя на меня. — Раз тебе так неприятно наше присутствие.
— Я не говорила, что мне неприятно ваше присутствие, — вздохнула я. — Я говорила только о телевизоре.
— Дело не в телевизоре, — вмешалась Варя. — Дело в твоём отношении. Ты считаешь, что раз платишь за дачу, то можешь диктовать условия.
— Я не диктую условия. Я прошу не брать без разрешения мои вещи.
— Ты всегда была эгоисткой, — покачал головой Петя. — Даже в детстве не делилась игрушками.
Я не стала напоминать, что в детстве всё было ровно наоборот — это он забирал мои игрушки, а родители говорили: «Не жадничай, он же твой братик».
— Хорошо, — я решила сменить тактику. — Давайте поговорим о даче в целом. Если вы хотите пользоваться ею наравне со мной, давайте и расходы делить поровну.
— Ты же знаешь, что мы не можем, — буркнул Петя. — У нас дети и ипотека.
— Тогда, может быть, вы могли бы помогать с уборкой? Или с работой в саду? Или хотя бы не оставлять после себя бардак?
Варя фыркнула:
— Да, конечно. У нас двое детей, и ты хочешь, чтобы мы ещё и работали здесь? Мы приезжаем отдыхать.
— А я, по-вашему, приезжаю работать? — я начинала закипать. — Я тоже хочу отдыхать, а не убирать за вами.
— Почему для тебя это такая проблема? — Петя отложил ложку. — Мы же всё вернули. И вообще, дача общая.
— Дело не в телевизоре, — повторила я. — Дело в том, что ты забрал его без единого слова, а потом ещё оправдываешься.
— Потому что ты преувеличиваешь! — он повысил голос. — Подумаешь, взял на пару недель. Сейчас-то он на месте.
— А если бы я приехала в те выходные и хотела посмотреть фильм?
— У тебя же есть ноутбук, — вмешалась Варя. — Неужели нельзя было потерпеть ради племянников?
В её тоне было столько снисходительности, что я почувствовала, как во мне закипает раздражение.
— Варя, речь не о том, чтобы «потерпеть». Я бы с радостью поделилась телевизором, если бы меня просто спросили.
— Знаешь что, — Петя резко встал из-за стола, — мне надоело это обсуждать. Если для тебя важнее какой-то старый телевизор, чем семья, то нам здесь делать нечего.
— Я не говорила, что телевизор важнее...
— Но ты именно так себя ведёшь! — перебил он. — Мы вернули твою драгоценную вещь, а ты всё равно недовольна!
Мы стояли друг напротив друга, и я вдруг увидела в его глазах что-то новое — негодование. Не простое раздражение, а настоящее негодование. Он действительно считал себя вправе забрать мою вещь.
— Мам, пап, вы чего ругаетесь? — Игорь появился в дверях кухни, испуганно глядя на нас.
— Ничего, сынок, — Варя быстро подошла к нему. — Взрослые просто разговаривают. Иди собирай игрушки, мы скоро уезжаем.
Игорь неуверенно кивнул и ушёл. Я видела, как он испугался, и мне стало стыдно.
— Видишь, до чего ты довела? — прошипела Варя. — Ребёнок испугался.
— Я? — я не могла поверить своим ушам. — Это не я повышаю голос и пытаюсь забрать чужие вещи.
— Знаешь что, — Петя схватил свою куртку, — мы уезжаем. И к тебе больше не приедем. Раз ты так переживаешь за своё имущество.
— Дело не в имуществе, а в уважении, — я старалась говорить тихо, чтобы дети не слышали.
Но они уже не слушали. Варя пошла собирать детей, а Петя начал выносить вещи в машину. Через полчаса они уехали, громко хлопнув дверью.
Я осталась одна в опустевшем доме, чувствуя странную смесь облегчения и печали. С одной стороны, я наконец отстояла то, что мне принадлежит. С другой — я поссорилась с единственными близкими родственниками, которые у меня были.
Три недели после нашей ссоры прошли в тишине. Петя не звонил, и я тоже не набирала его номер. Я знала, что рано или поздно нам придётся помириться — мы всё-таки семья. Но пока я наслаждалась спокойствием и возможностью приезжать на дачу, когда захочу, не подстраиваясь под их график.
На четвёртой неделе молчания я увидела у калитки дачи знакомую машину. Петя сидел за рулём и, заметив меня, вышел навстречу.
— Привет, — сказал он без особой теплоты. — Можно поговорить?
Мы сели на скамейке в саду. Ноябрьский ветер трепал последние листья на деревьях.
— Мы с Варей решили, что нам нужно прояснить ситуацию, — начал он официальным тоном. — Мы не хотим продолжать конфликт, но и не считаем, что были неправы.
— Вот как, — я почувствовала, как внутри снова поднимается раздражение.
— Послушай, Маш, — он вздохнул. — Я понимаю, что тебе не понравилось, что я взял телевизор без спроса. Но ты сделала из мухи слона. Мы же семья, а ты повела себя так, будто я украл у тебя что-то ценное.
— Дело не в ценности, — начала я, но он перебил:
— Я знаю, ты сейчас скажешь про уважение. Но пойми и ты нас — у нас дети, мы постоянно заняты, иногда просто нет времени на такие мелочи.
— Звонок — это не формальность, Петя.
— Хорошо, — он поднял руки, словно сдаваясь. — Я должен был позвонить. Я признаю это. Но мне кажется, ты слишком остро отреагировала на мелочь.
Мы помолчали. Я понимала, что он не видит всей картины, не понимает, что этот случай с телевизором был лишь последней каплей в чаше постоянного пренебрежения.
— Что ты предлагаешь? — спросила я наконец.
— Мы хотим продолжать приезжать на дачу, — сказал он прямо. — Детям здесь нравится, и это единственное место, где мы можем отдохнуть от города. Мы готовы соблюдать некоторые правила, если они не будут слишком обременительными.
«Некоторые правила». «Не слишком обременительные». В его словах не было ни капли понимания, лишь желание сохранить доступ к даче с минимальными уступками.
— А что насчёт финансовой стороны? — спросила я. — Я по-прежнему буду одна платить за всё?
— Маш, ты же знаешь нашу ситуацию, — он развёл руками. — Мы едва справляемся с ипотекой и расходами на детей. Мы можем помогать по хозяйству, но денег у нас просто нет.
Я смотрела на брата и понимала, что ничего не изменилось. Он приехал не ради примирения, а ради сохранения привычного и удобного для него положения вещей.
— Хорошо, — сказала я наконец. — Вы можете продолжать приезжать на дачу. Но с одним условием — я хочу составить чёткий график, чтобы мы не пересекались.
— Что? — он выглядел искренне удивлённым. — Ты не хочешь нас видеть?
— Дело не в том, хочу я или нет. Я просто поняла, что нам лучше проводить время отдельно. Так будет меньше поводов для конфликтов.
Петя смотрел на меня с непониманием и лёгкой обидой.
— Если это то, чего ты хочешь...
— Да, это то, чего я хочу.
После его ухода я долго сидела на той же скамейке, чувствуя странную пустоту внутри. Это было не то разрешение конфликта, на которое я надеялась. Не было ни настоящего примирения, ни восстановления доверия. Просто холодный компромисс, который позволял нам сосуществовать, не пересекаясь.
В следующие месяцы мы действительно соблюдали этот график. Они приезжали в первые и третьи выходные месяца, я — во вторые и четвёртые.
Иногда Варя присылала мне фотографии детей. Я отвечала вежливыми комментариями. Мы поздравляли друг друга с праздниками и днями рождения. Со стороны, наверное, всё выглядело нормально.
Но наши отношения превратились в вежливую формальность. То тепло, которое когда-то связывало нас, несмотря на все разногласия, постепенно исчезло. Мы стали как знакомые, которых объединяла только общая собственность и фамилия в паспорте.
Телевизор остался на даче. Иногда, приезжая туда, я включала его и смотрела какой-нибудь фильм, свернувшись под пледом на диване. В такие моменты я часто думала о том, как одна незначительная вещь смогла выявить такую глубокую проблему в наших отношениях.
А может, эта проблема была всегда, просто я не хотела её замечать.
Петя так и не понял, что дело было не в телевизоре. А я так и не смогла ему объяснить, что чувствовала все эти годы. Возможно, некоторые вещи невозможно объяснить. Или некоторые люди просто не способны услышать.
Однажды вечером я обнаружила, что телевизор перестал работать. Я не стала его чинить или покупать новый. В конце концов, он был просто вещью. А некоторые вещи, как и отношения, иногда просто заканчиваются, и с этим приходится смириться.
Другие читают прямо сейчас этот рассказ
Спасибо за подписку! "Радость и слёзы" — про нас, про жизнь, про чувства. Радуюсь, что вы со мной!