оглавление канала, часть 1-я
Глеб с недоумением уставился на охотника и его брови удивленно взлетели на лоб, словно две перепуганные птицы. Он переспросил, словно эхо:
- Труп…? Чей труп? И где в тайге? Тайга большая… Где ты умудрился обнаружить труп?
Охотник опять повертел головой по сторонам, придвинулся чуть ближе к Глебу и торопливо зашептал:
- Да труп-то… Он того… Наш это… Ну, как наш… В смысле деревенский. Михееича труп-то… - И выразительно завращал глазами.
Глеб озадаченно и несколько недоверчиво посмотрел на Ёшку. Нужно было сказать, что Михеич и точно был деревенским. Не просто деревенским, а, можно сказать, врагом Ёшкиным. Потому что промышлял черным браконьерством, против которого охотник вел неутомимую и почти партизанскую борьбу. Не единожды Михеич был бит охотником, хоть и был раза в два крупнее того. Потому как варнак этот ставил жесткие капканы на пушного зверя, которые нещадно и по-варварски ломали лапы несчастным, кто бы в эти капканы не попался, заяц ли, лиса ли или еще какой зверь. Мало того, стрелял зверя по тайге невзирая на время гона, что у добрых охотников считалось за грех великий. В общем, не почитал тайгу-матушку, без должного уважения и почтения к ней относился. Но при всем том ни разу этот хитрован в руки егерей не попадался. Хитер был больно, да изворотлив, как угорь речной. А вот Ёшка его сколько раз выслеживал. К закону не обращался и жалоб не писал, а лупил его нещадно смертным боем, коли на чем пакостном ловил. Да все без толку. Отойдет, отлежится и снова за свое. На Ёшку злобу лютую таил, и пару раз избенку охотника даже поджечь пытался. Да каждый раз неудачно. Шалый, верный пес Ёшки, настороже всегда был. Как почует кого, не то что чужого, а того, кто со злыми помыслами, так хай поднимал на всю деревню. Один раз даже с незадачливого поджигателя штаны спустил. В общем, не было меж ними мира.
Увидев, как Глеб на него смотрит, мужичок с праведным возмущением возопил:
- Да ты чего, Василич…!!!??? Даже и думать не моги!!! – Под пристальным взглядом синих глаз участкового, немного смутившись, заговорил уже тише, опустив свои честные глаза долу: - Нет… Оно, конечно… Зубы там выбить или по спиняке слегой отходить – это я не отпираюсь. Было… Ну, так за дело же, а не забавы ради!! Но, чтоб смертоубийством заниматься… Это ты напраслину на меня не возводи. Не моих это рук дело.
Глеба особо убеждать не пришлось. Он и без того знал, что Ёшка на такое был не способен. Ответил чуть виноватым голосом:
- Да, угомонись ты… Верю я тебе, верю. Просто подумал, может, силы не рассчитал или еще как. Сам же знаешь, всякое могло быть. – А потом спросил деловым тоном: - А ты не разглядел, отчего умер Михеич? Рана там огнестрельная или зверь порвал?
Ёшка, успокоенный заверением Глеба, что на него вину за смерть Михеича не «вешают», возбужденно проговорил:
- Дак, в том-то вся и загвоздка! Ни ран никаких, ни ушибов – ничего! Лежит, словно спит. – Увидев недоуменный взгляд Глеба, с некоторым раздражением выпалил: - Да ты чего, Василич! Нешто я живого от мертвого не отличу. Я и пульс у него пощупал, и перышко к носу подносил. Мертвый он. Да и закоченевший весь был уже. Стало быть, несколько часов-то к тому времени, как я его обнаружил, уже пролежал. – И вдруг замолчал, опустил взгляд и принялся указательным пальцем на коленях дырку на штанине крутить, будто не решаясь дальше говорить.
Глеб нахмурился.
- Ну… И чего замолк? Выкладывай все, как есть… Не тяни… Вижу же, что недоговариваешь чего-то… Ну…! – Слегка повысил он голос.
Ёшка от этого резкого «ну» даже слегка на месте подскочил. Посмотрел с недовольством на участкового и буркнул:
- Чего нукаешь? Не запряг, чай… - Вздохнул тяжело, будто собираясь с силами, и как-то виновато проговорил: - Понимаешь, Василич… Тут такое дело… Помнишь, как в прошлый раз… - Он крякнул и бросил быстрый взгляд на Глеба и продолжил, словно через силу: - Ну, когда тех, что пропали, искать ходили, ну и все, что потом случилось… Помнишь? – Тоскливо спросил он, явно стараясь не упоминать имя Варны. Глеб старания охотника оценил и угрюмо кивнул головой, мол, помню. А Ёшка продолжил: - …Ну там еще пещера была, где были эти, чудища-страшилища, менквы эти… Короче… Я Михеича рядом с той пещерой и нашел. – И он, затаив дыхание, будто ожидая от Глеба каких-то резких слов или действий, быстро глянул на него. Видя, что Глеб посуровел лицом, опять вздохнул и продолжил торопливо: - Ну… В общем… Ты же помнишь, что Варна сотворила с той пещерой? Ее, в смысле, пещеру, тогда всю завалило еще… Так вот… Сейчас там вроде бы кто-то копался.
Глеб с удивлением глянул на Ёшку.
- В каком смысле, «кто-то копался»? Там же обвалилось все, одни осколки, да щебень был. Как там можно «копаться»? Объясни толком.
Охотник смутился.
- Да не могу я толком… Не знаю!! Это видеть надо. Мы же за телом-то туда все одно пойдем, ведь так? Вот тогда сам все и увидишь. А я тебе объяснить более ничего не могу, не знаю, как это объяснить. – И он добавил доверительным шепотом: - А только, Василич, чего-то мне тревожно сделалось, как я там это все увидал. Как бы опять чего не стряслось… - И закончил совсем упавшим голосом: - А в случае чего, как без Варны-то справляться будем, а?
Глеб бросил сердитый, почти злой взгляд на охотника, и тот весь аж сжался, скукожился, будто ожидая удара. И тут Глеб опомнился. Да что же это он, в самом-то деле?! Ведь Ёшка ни в чем не виноват! И тем более, не его вина, что Варну Грань забрала! Чего же это он на мужика-то крысится, словно тот во всей этой ситуации крайний?! Положив руку на плечо притихшего охотника, он проговорил чуть охрипшим голосом:
- Ты прости меня, если что не так. Сам понимаешь… - И не договорил, не сумев справиться с горьким комком, подступившим к горлу. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, и уже более спокойно, почти деловым тоном продолжить: - Ты труп там оставил? А если зверье доберется?
Ёшка обиженно надулся.
- Да ты чего, Василич…? Совсем меня за сдёргоумка почитаешь что ли? Понятное дело… Я его в ложбинку положил, да камнями плоскими прикрыл. Зверь сразу не доберется. К тому же, в ложбинах там еще и снег не растаял, так что ничего с ним не станется. Но я бы все же поспешал, мало ли…
Глеб согласно кивнул и проговорил:
- Ты вот что… В дом пойдем. Там бабаня пирогов напекла. Пока почаевничаешь, а я соберусь. В деревню надо зайти за лошадьми. Пешком долго будет. Да и тело на горбу обратно не потащим.
К предложению почаевничать с пирогами Ёшка отнесся с большим энтузиазмом. Правда, перспектива при этом встретиться с бабой Фешей несколько гасила его благой порыв. В дом он вошел со скромно потупленным взглядом, словно у красной девки на выданье. Поздоровался тихим голосом, сдернул с лохматой башки свой помятый и видавший виды картуз, неловко скомкал его и, не зная, куда его притулить, запихал в карман потрепанного пиджачка, который, судя по неразборчивому цвету и обтрепанности, был чуть ли не старше самого Ёшки. Бочком, бочком, протиснувшись мимо Глеба, уселся на краю лавки за столом и с облегчением выдохнул. Баба Феша, делая вид, что не замечает смущения, если не сказать, испуга гостя, налила ему чаю, как положено, в большую кружку и пододвинула к нему поближе мису с пирогами. Проговорила серьезно, пряча лукавую смешинку в серых глазах:
- Ты там Манюню мою поди напугал? Она теперь и доиться дня два не будет…
Ёшка, чуть было не подавился, успев уже надкусить край пирожка. Распахнул свои и без того большие глаза на немыслимую ширину и скороговоркой затрещал, испуганно хлопая ресницами:
- Побойся Бога, Феодосья Аникеевна… Почто напраслину возводишь? Это еще разобраться надо, кто кого напугал так, что доиться не будет! – Баба Феша, не выдержав, прыснула. И даже Глеб, стягивающий с печки просушенные сапоги, не сумел сдержать улыбки. Ёшка, поняв, что брякнул чего-то не того, принялся объясняться, чуть заикаясь от обиды и волнения: - Я ж того… Не то совсем имел в виду-то! Я ж о другом… У тебя ж не коза, а чистый аспид с рогами…!! Сама кого хошь напугает!
Баба Феша залилась негромким звонким по-девичьи смехом и только рукой махнула, мол, уж лучше молчи. Ёшка сердито глянул на обоих, бабку и внука, и, сердито сопя, пододвинул к себе поближе кружку с чаем и принялся с шумом прихлебывать ароматный травяной отвар. Старая женщина, перестав смеяться, вдруг спросила:
- Так, скажи-ка мне, милок, что там с пещерой-то, с той, о которой ты Глебу говорил. Расскажи-ка мне еще разок, да поподробнее. А еще лучше, закрой глаза да представь себе, чего ты там такого увидел, что тревогу у тебя это вызвало…
Ёшка при этих словах испуганно посмотрел на Глеба, собиравшего вещмешок в другом углу комнаты. В глазах у мужичка плескался вопрос, мол, как это она узнала про рассказ-то? Ведь шепотом же говорил специально, чтобы никто не услыхал другой-то! Глеб ободряюще ему кивнул, мол, не бойся и делай все, как велено. И Ёшка смирился. А куда денешься? А ну как и взаправду в какую-нибудь жабу обернет? Мало ли… У них, у ведающих свои правила и свои порядки. Прикрыл глаза и стал вспоминать. Старался вспоминать очень подробно. Как к ручью этому вышел в распадке, как тело Михеича увидал, как с опаской к пещере подошел той, будь она неладна! Постарался даже вспомнить, как там возле засыпанного входа камни лежали. В общем, вспоминал все тщательно, с особым усердием, понимая, что не ради баловства его Феодосия об этом попросила.
Когда открыл глаза, баба Феша сидела задумавшись, глядя в одну точку перед собой, будто никого не видя и не замечая рядом. Потом, немного опомнившись, заговорила тихо, обращаясь к внуку:
- Глебушка… Вы одни-то не ходите… Возьмите с собой Сергия. – Глеб чуть вздрогнул от того, как бабушка назвала его друга, «Сергий». Так его и Варна называла. Тут же отбросил эти мысли от себя подальше. Незачем оглядываться все время на прошлое. Ни к чему хорошему это не приведет. Удивленно посмотрел на бабку, мол, откуда ему тут взяться, Сергию-то. Баба Феша мысли внука угадала (угадала ли? Или прочла, как ведающие умеют?) Ответила нетерпеливо: - Он скоро в деревню приедет. Дело у него к тебе какое-то. – И продолжила опять тихо: - С пещерой той не все так просто. Пока не пойму, в чем там дело. Но Сергий лишним не будет, это я вижу точно.