Был далеко за полночь, когда мы с Крисом вышли из круглосуточной забегаловки на окраине города. Весь вечер мы болтали за бургерами и кофе, вспоминали школьные годы и строили планы на будущее, которым, скорее всего, не суждено было сбыться.
Пока мы шли к моей машине, припаркованной чуть дальше по улице, Крис замедлил шаг. Я бросил на него взгляд и заметил, как он потирает виски. Лицо у него побледнело.
— Всё нормально? — спросил я полушутя. — Слишком много жирной еды?
Крис покачал головой и поморщился, опираясь на фонарный столб.
— Нет, это… другое, — пробормотал он. — Всё кружится. — Он скривился, схватившись за живот, и пошатнулся.
Я подскочил, успев подхватить его под руку, как раз в ту секунду, когда ноги у него подкосились. Дыхание стало прерывистым, каждое вздох-выдох — поверхностный и мучительный. В груди кольнул страх: это было явно не от плохого бургера.
— Давай, — сказал я, ведя его к машине. — Нужно в больницу.
До пассажирского сиденья мы добрались кое-как, после чего он окончательно обмяк. Я усадил его, пристегнул ремнём — голова у Криса безжизненно упала на стекло. Он едва дышал, кожа стала холодной. Не теряя ни секунды, я прыгнул за руль и понёсся к больнице. Пустые улицы тонули в бледном голубоватом свете, отчего всё вокруг казалось странно нереальным.
Когда здание больницы показалось впереди, я резко притормозил у приёмного входа. Автоматические двери разошлись с тихим шипением, и я, полтаща, полуподдерживая Криса, ворвался внутрь. Ослепительные лампы больницы резанули глаза, пока я звал на помощь.
К нам сразу подбежали медсестра и охранник. Криса уложили на каталку и увезли в смотровую. Я рванул следом, но медсестра подняла руку:
— Подождите в холле, сэр. С вами скоро поговорят.
Неохотно я повернул обратно в зону ожидания. Маленькое мрачное помещение встречало рядами выцветших пластиковых кресел. Жёсткий свет сверху гудел, как рой злых пчёл, холодным стерильным сиянием выжигая цвет. В воздухе пахло антисептиком и чем-то несвежим — то ли старым кофе, то ли дешёвой больничной едой.
В конце зала стояла стойка регистрации, заваленная бумагами и устаревшим монитором. За стеклянной перегородкой сидела уставшая регистраторша: она печатала без особой охоты, лишь изредка поднимая глаза. Казалось, ночная смена длилась для неё целую вечность — под глазами синяки, спина сутулая. Маленькое раздвижное окошко в стекле служило для общения с посетителями.
Кроме неё, в комнате было всего несколько человек. Мужчина средних лет в мятом пиджаке сидел, уставившись в пол, лицо бледное и осунувшееся. Напротив него молодая женщина листала телефон, отбивая ритм ногой. В дальнем углу, сгорбившись, тихо вязала старая леди, губы её что-то беззвучно шептали.
Над ними мигал телевизор, показывая беззвучные новости с бегущей строкой. Рядом часы тикали неровно, секундная стрелка толкалась, словно спотыкалась о каждое деление. Казалось, сама комната застряла где-то между мирами.
Я выбрал кресло в углу, пытаясь выровнять дыхание. Сердце всё ещё колотилось после гонки.
Сиденье было жёстким, напряжение не отпускало. Я поёрзал, и под бедром что-то шуршало. Поморщившись, достал скомканный листок бумаги, застрявший в щели кресла. Края пожелтели, будто пролежал он тут давно.
Разгладив лист, я увидел неровный, торопливый почерк, словно писали в панике. Это был нумерованный список, и, читая строки, я одновременно удивлялся и усмехался.
Правило 1. «Избегай зрительного контакта с регистраторшей с 2:00 до 2:30».
Я поднял бровь. Странно конкретно. Зачем такое писать? Оглянулся на регистраторшу — она всё так же стучала по клавишам, не обращая внимания. Какой-то розыгрыш? Невольно я ухмыльнулся.
Правило 2. «После 2:30, проходя мимо стойки, обязательно поздоровайся».
Я хмыкнул.
— Теперь ещё и учат вежливости? — пробормотал я. Виделось, как кто-то от скуки сочинил эту чепуху для ночных посетителей.
Правило 3. «Если появится посетитель и попросит указать дорогу, не помогай».
Я замер. Эта строчка звучала иначе. Кто откажется помочь заблудившемуся в больнице?
Правило 4. «Если услышишь голос друга из коридора, не покидай зал ожидания».
Улыбка сползла. По спине пробежал холодок, будто в комнате стало на пару градусов ниже. Я бросил взгляд на тёмный коридор, уходящий вглубь отделения. Отогнал дурные мысли: ну не может же это быть серьёзно.
Я продолжил читать, обеспокоенность росла.
Правило 5. «При отключении электричества оставайся на месте».
Правило 6. «Если обнаружишь открытую дверь, которая должна быть заперта, немедленно закрой её и не заглядывай внутрь».
Мурашки побежали по коже. Каждое следующее правило становилось мрачнее.
Правило 7. «Не смотри через стеклянные двери во двор после 4:00».
Правило 8. «Если почувствуешь внезапный холод, не оглядывайся».
Я сглотнул. Мысль о том, что за спиной может что-то стоять, а обернуться нельзя, отзывалась ледяным ужасом. Я невольно взглянул через плечо: пусто.
Последняя строчка заставила сердце ускориться.
Правило 9. «Если охранник скажет, что пора уходить, сначала посмотри на часы. Уходить безопасно после 6:00».
Я перевёл взгляд на часы на стене: 1:30.
Внизу, красными дрожащими буквами: «Поверь. Я узнал это слишком поздно». Уголок бумаги был заляпан бурым пятном, похожим на засохшую кровь. От вида его у меня скрутило желудок.
Нерешительный смешок сорвался с губ.
— Что это за место? — прошептал я.
Я откинулся на спинку. Всё казалось чьей-то глупой шуткой. Закрыв глаза, старался успокоиться, но мысли возвращались к Крису.
Тишина зала обволакивала, как ватное одеяло. И тогда я услышал это. Моё имя, произнесённое тихо, едва слышно, будто донёсшееся из коридора:
— Адам… Адам…
Я распахнул глаза, тело напряглось. Голос Криса — безошибочно. Я повернул голову к коридору — пусто. Голос повторился, громче:
— Адам, помоги…
Я вскочил и сделал пару шагов в коридор.
Оглянувшись, я заметил: остальные посетители и не шелохнулись, будто не слышали ничего.
— Адам… — Теперь голос был отчаянным, пропитанным болью.
Я шагнул ещё. Лампы над головой громче зажужжали, некоторые мигнули и погасли, оставив длинные тени. По сторонам тянулись двери палат, слегка приоткрытые.
Я приблизился к одной. Заглянул — и пожалел: в центре тусклой комнаты стоял пациент в больничной рубашке, лицом ко мне. Его голова дёргалась из стороны в сторону так быстро, что черт лица разглядеть было невозможно. В тот же миг дверь захлопнулась с грохотом, и я отпрянул.
Не успел перевести дух, как голос Криса позвал дальше:
— Адам, пожалуйста…
Я двинулся вперёд. Коридор сжимался тьмой. За очередной дверью я увидел врача: спина согнута, он что-то рассматривал на столе. Движения его были механические. В руке блеснула костная пила. Раздался душераздирающий крик пациента. Я отскочил, ударившись о стену, и моргнул — комната пустовала.
Дрожащие руки уткнулись в лицо.
— Этого не может быть, — зашептал я, но коридор будто тянулся бесконечно.
Повернув за угол, я застыл. В проёме другой двери свисала копна тёмных спутанных волос. Кто-то спрятался за дверью, высунув лишь часть головы. Из тени смотрело единственное чёрное, как бездна, око.
Меня затошнило. Фигура замерла, наблюдая. Я сделал шаг — глаз скрылся. Тишина давила. Я ускорил шаг.
Краем глаза — она снова, но теперь голова её была высоко, будто она прижалась к потолку. Длинная рука вытянулась, костлявая ладонь потянулась ко мне. Пальцы коснулись плеча — холодные, как трупные, царапнули кожу.
Я сорвался с места, ботинки заскользили по линолеуму. Не помня себя, врезался в первую попавшуюся дверь — и вывалился обратно в зал ожидания.
Сердце грохотало. Всё было как прежде: стойка, кресла, люди. Но плечо жгло, три бледных царапины напоминали о произошедшем.
Сев, я снова развернул правила. Строка «Если услышишь голос друга…» будто насмехалась. Я нарушил её — и понял: это не шутка.
Я пытался отдышаться, когда заметил мужчину, которого раньше не было. Он стоял у входа, руки в карманах длинного пальто, оглядывая зал. Высокий, худой, взгляд задерживался на каждом посетителе.
Стук сердца участился. Я нашёл правило 3: «Если посетитель попросит дорогу, не помогай».
Мужчина поймал мой взгляд и двинулся ко мне.
— Извините, — произнёс он ровно, — подскажете, где реанимация? Я заблудился.
Слова были вежливы, но звучали чуждо. Я сжал лист.
— Простите, не могу, — выдавил я.
Он не ушёл.
— Вы уверены? — Голос стал мягче, уговаривающим. — Это недалеко…
Я отвёл глаза. Он шагнул ближе.
— Нехорошо отказывать нуждающемуся, — в тоне скользнуло нечто тёмное. Его рот растянулся слишком широко, зубы показались неровными.
Я вскочил, отшатнулся. Мужчина повернулся, направляясь к стойке — шёл странно, а когда приблизился, просто прошёл сквозь неё и исчез.
Я оглядел зал: всё по-старому, люди неподвижны. Регистраторша печатает.
Я взглянул на часы: 1:58. Правило 1 всплыло в памяти. Я заставил себя не смотреть на неё, но вскоре глаза скользнули по привычке.
Она смотрела прямо на меня. Я отвернулся, кровь застучала в висках. Послышались её шаги, но не по полу — снова сквозь стойку. Воздух стал ледяным. Я зажмурился, не двигаясь. Через мучительные секунды всё стихло. Открыв глаза, я увидел её на месте.
2:40. Я выдохнул. Вспомнил правило 2: надо поздороваться.
— Э-э… здравствуйте, — пробормотал я.
Она не ответила. Я пошёл по кругу, но вскоре почувствовал позади дыхание холода. Не оглядываться. Шаг ускорился, пока я не вернулся к креслам.
Я опустился, дрожа. Тогда дверь открылась — вошёл Крис. На вид здоров, улыбается.
— Эй, Адам. Меня отпустили.
Облегчение всколыхнуло смех. Мы заговорили, но речь его звучала подозрительно ровно. Внезапно из коридора покатилась каталка: на ней лежал без сознания Крис. Я обернулся — рядом кресло пустовало. Мой разум захлебнулся паникой.
Часы показывали 3:00. Время словно ломалось. Я дождался 5:55. Почти свобода.
Охранник вышел из тени.
— Пора уходить, — сказал он.
Я вспомнил правило 9 и взглянул на часы: 6:01. Облегчённо кивнул и пошёл за ним. Снаружи утренний воздух казался спасением.
Мы сели в машину. Но дорога вокруг была чересчур тёмной. На часах — 4:30. Повернувшись к «Крису», я увидел тень. Страх ударил током. Машина встала.
…Я вновь сидел в кресле зала ожидания. Передо мной — тот же охранник с безумной улыбкой.
— Пора уходить, — повторил он.
Разум трещал. Я закрыл лицо руками.
Когда поднял глаза, передо мной стояла медсестра.
— Ваш друг стабилен, — мягко сказала она. — Его скоро переведут.
Часы показывали 6:30, сквозь двери лился рассвет. Я покинул больницу, дрожа, но живой.
Днём я вернулся. Крис был в палате, улыбался:
— Странные сны снились, будто я видел тебя в зале ожидания, а потом мы вместе уезжали ночью…
По коже пробежал холод. Я коснулся плеча — три царапины всё ещё болели.
И где-то в глубине ночи, за пределами света, правила этого места ждали — напоминая, что не всё так просто забыть.