Я ехала поездом часто и знала, что комфорт в пути — это не только плед и беруши, но и нижняя полка, которую нужно ловить заранее. Поэтому билеты брала за две недели: нижняя, в середине вагона, не у туалета — как раз чтобы провести ночь нормально, без посторонних запахов.
Соседи по купе попались обычные: женщина лет пятидесяти, мужчина с модным рюкзаком и девушка, которая сразу забралась на верхнюю с наушниками и не выпускала из рук телефон. Все без претензий, спокойные.
Я успела разложить вещи, налить себе чай из термоса и даже выдохнуть, так как ноги гудели страшно. Вагон наполнялся глухим уютом — каждый устраивался как мог, поезд отходил, за окнами гас свет.
До тех пор, пока в купе не заглянула незнакомка.
На пару часов, пожалуйста…
— Девушка, извините, — голос был вежливый, но уверенный. — У вас нижняя, да? Не могли бы вы… ну, буквально на пару часов уступить место? Мне с ребёнком тяжело будет на верхнюю.
У двери стояла женщина лет тридцати с маленьким сыном — лет пяти-шести, не больше. Мальчик прижимался к её бедру и зевал. У неё в руках были пакеты и подушка. Говорила она негромко, но так, чтобы слышали все в купе.
Я поднялась с полки:
— Простите, но я тоже заранее брала билет. Мне тоже важна нижняя. Ночью я не люблю на верхней спать.
Она улыбнулась натянуто:
— Да мы только на пару часов. Пока ребёнок уснёт. Потом я вас обязательно пересажу обратно, честно.
Я на секунду замялась. Всё-таки с ребёнком. Всё-таки просит вежливо. Да и два часа — вроде бы не вся ночь.
— Хорошо, — сказала я, — но правда, только на пару часов. Потом мне обратно.
— Конечно! Спасибо вам большое! Вы — золотой человек!
Она почти сразу начала укладываться на мою полку, подложила подушку, разложила плед, посадила мальчика и начала кормить его из контейнера.
А я, чуть сбитая с толку, перешла в соседний купе, забралась наверх — и стала ждать эти обещанные «пару часов».
Время пошло… и остановилось
Прошёл час. Потом второй. Я лежала на верхней полке, без подушки, с курткой под головой и чужим чьим-то храпом из соседнего купе в ухо.
Я тихонько, раза три подходил к своему купе, аккуратно приоткрывал дверь — сначала из вежливости, потом — с растущим беспокойством.
Мать с ребёнком удобно расположились на моей нижней: мальчик уже спал, растянувшись поперёк, а она устроилась рядом, читала что-то в телефоне и даже не глядела на меня. Как будто это место — её.
Тогда я решилась.
— Простите, а можно, как договаривались? Уже прошло больше двух часов.
Она медленно подняла глаза:
— Он только-только заснул. Вы же не хотите будить ребёнка, правда?
— Но у нас была договорённость.
— Ну подождите ещё немного, в чём проблема? Вы молодая, вам и сверху удобно. Мы же вас не навсегда попросили.
Голос у неё всё ещё был мягкий, но уже с интонацией хозяйки, а не просящей.
Я опешила. Из купе доносились раздражённые взгляды соседей. Никто не вмешивался, но все всё слышали. Особенно — то, как тихо, но уверенно меня выставляют виноватой, если вдруг я попрошу обратно то, что моё.
На третьем часу я поняла: полку мне никто возвращать не собирается.
Наглость – второе счастье
На третьем часу я не выдержала. Зашла в свое купе, встала у своей полки и сказала чётко:
— Простите, но я вас просила — на пару часов. Вы уже тут половину ночи. Мне тяжело наверху, и я хочу лечь, как планировала.
Женщина даже не шелохнулась.
Только подтянула одеяло повыше и буркнула:
— Он всё ещё спит. Неужели вам не жалко ребёнка?
— Мне жалко себя, — ответила я. — Я тоже человек. И я оплатила это место. Согласилась временно. А теперь прошу вернуть мою полку.
Она вздохнула, громко, показательно:
— Люди… какая же нынче черствость. Мы всего лишь просили немного. А теперь вы хотите будить спящего малыша? Ради подушки поудобнее?
Я почувствовала, как закипает внутри.
— Ради своего законного места. Это не просьба, это требование. Поднимайтесь.
Сосед напротив, который как раз уже не спал и видимо готовился к выходу на следующей станции не выдержал и вмешался:
— Вы извините, конечно, но девушка права. Это её полка. А вы — злоупотребили. Попросили, заняли, и теперь держите оборону, как будто вам тут жильё подарили.
Женщина фыркнула:
— Ой, ну конечно, все против матери с ребёнком! Герои. Только бы не уступить. Ни капли сочувствия. Ни у кого.
Но несмотря на язвительность, начала собирать вещи. Плед, подушка, игрушку. Ребёнок уже проснулся, сонно глядя по сторонам. Ему, похоже, всё равно было, где лежать — главное, чтобы без скандалов.
— Пожалуйста, не надо больше так, — сказала я. — Если просите — держите слово.
— Если бы люди были добрее, слова бы и не понадобились, — бросила она на ходу.
Обратно на своё
Она поднялась, натянула капюшон, резко дёрнула сумку с пола. Всё это — с демонстративной обидой, как будто её несправедливо выгнали из собственного дома. Ребёнок молча стоял рядом, прижимая плюшевого мишку.
Я молча расстелила своё одеяло, села на полку. Не злорадствовала, не смотрела в её сторону. Просто хотела закончить эту ночь там, где планировала.
И вот уже в тот момент, когда она с ребёнком прошла к проходу, раздался чёткий звук —
Пфу!
Она плюнула на пол у моей полки.
Не в лицо, нет — в пол. Но так, чтобы все видели. Чтобы это было жестом. Ярлыком. Гадостью напоследок.
— Заранее видно, с кем лучше не связываться, — сказала она вслух. — В следующий раз не спрашивать буду, а занимать сразу. Всё равно здесь никто по-доброму не понимает.
Проводник, проходивший мимо, только посмотрел на неё, покачал головой:
— Вам бы не ребёнком прикрываться, а учиться вести себя как взрослый.
Она ушла.
В купе стало тихо.
Нет, не черствость. Просто границы
Когда за ней закрылась дверь, сосед напротив сказал:
— Вот из-за таких и боятся уступать. Один раз — и ты уже должен до конца пути.
Я наконец-то легла. На свою полку.
Неудобств не чувствовала — только напряжение от того, что пришлось отстаивать очевидное.
Это ведь даже не конфликт. Это — бытовой диагноз.
Когда вежливость принимают за слабость, уступчивость — за обязанность, а чужое — за временно «своё».
С тех пор я всё делаю просто.
Если кто-то просит «на пару часов» —
Я улыбаюсь и отвечаю:
— Извините. Больше — не меняюсь.
Потому что это не черствость.
Это просто границы, которые один раз пришлось защищать от плевка в лицо.