Лариса Григорьевна стояла посреди прихожей с влажной тряпкой в руках и смотрела на шестнадцатилетнюю Аню так, будто видела ее впервые. Девочка швырнула рюкзак на пол, сапоги отбросила под вешалку и направилась к себе в комнату, даже не поздоровавшись.
— Аня, подожди, — окликнула ее Лариса. — Ты не могла бы убрать обувь на место? И рюкзак тоже.
Девочка обернулась. Лицо у нее было точь-в-точь как у отца — узкое, с острым подбородком и прямым носом, только глаза светлее. Сейчас эти глаза смотрели с плохо скрываемым презрением.
— Ты кто такая, чтобы командовать в моем доме? — процедила Аня сквозь зубы. — Я скажу отцу, и он тебя выгонит.
Лариса почувствовала, как сжимается сердце. Два года назад, когда Владимир Петрович привел ее знакомиться с дочерью, та вела себя вполне дружелюбно. Но чем ближе становилась их свадьба, тем холоднее становилась Аня. А после регистрации брака девочка словно объявила мачехе бойкот.
— Аня, я просто прошу соблюдать порядок в доме, — тихо сказала Лариса. — Это же наш общий дом теперь.
— Мой и папин, — отрезала девочка. — А ты здесь временно.
Хлопнула дверь в детскую комнату. Лариса осталась стоять в коридоре, сжимая в руках тряпку. Надо было как-то выходить из этого тупика, но она понятия не имела как.
Владимир Петрович вернулся с работы в восьмом часу. Крупный мужчина лет сорока пяти, с седеющими висками и усталыми карими глазами. Поцеловал жену в щеку, спросил про дела, сел ужинать. Лариса подавала ему котлеты с картошкой и думала, стоит ли рассказывать про очередной конфликт с падчерицей.
— А где Анька? — спросил Владимир, оглядываясь.
— В комнате. Уроки делает, наверное.
— Позови ее ужинать.
Лариса постучалась в дверь Аниной комнаты.
— Аня, папа пришел. Иди ужинать.
— Не хочу, — донеслось из-за двери.
— Анька, быстро к столу! — рявкнул из кухни Владимир.
Дочь появилась немедленно. Подошла к отцу, обняла за шею, поцеловала в макушку.
— Привет, папуля. Как дела на работе?
— Нормально. А у тебя как в школе?
— Да все отлично. А знаешь, мне сегодня Светка Морозова рассказывала, что ее мама в институт поступила. Представляешь? В сорок лет решила психологом стать.
Лариса невольно поморщилась. Это была явная провокация — Аня прекрасно знала, что мачеха всю жизнь мечтала получить высшее образование, но так и не смогла. После техникума сразу замуж, потом развод, работа в три смены, чтобы поднять на ноги сына от первого брака.
— Ну и правильно, — проворчал Владимир. — Никогда не поздно учиться.
— Да-а-а, — протянула Аня, косясь на мачеху. — Только не все на это способны, правда, Лариса Григорьевна?
Владимир ничего не заметил, продолжал есть и рассказывать про работу. А Лариса сидела, глотая обиду, и думала о том, что эта маленькая змея специально пытается ее унизить.
После ужина Аня помогла отцу разбирать рыболовные снасти — они собирались на выходных на речку. Лариса мыла посуду и слушала их смех из гостиной. Девочка с отцом была совершенно другой — живой, веселой, любящей. И от этого становилось еще больнее.
Владимир женился на Ларисе не по большой любви, и она это прекрасно понимала. Они познакомились в поликлинике — он привез дочь с ангиной, она работала там медсестрой. Вдовец с ребенком на руках, она — разведенка, сын которой уже жил отдельно. Оба устали от одиночества, оба хотели тепла и покоя.
Первые месяцы все складывалось неплохо. Владимир был мужчиной надежным, хозяйственным. Дом содержал в порядке, зарабатывал хорошо — работал мастером на заводе. Аня тогда казалась обычным подростком — иногда капризничала, иногда хамила, но в целом была девочкой воспитанной.
Но постепенно Лариса стала замечать, что падчерица ведет какую-то свою игру. Могла, например, специально испачкать только что вымытую плиту, а потом с невинным видом говорить: "Ой, извини, не заметила". Или "забывала" передать важные сообщения от школы, из-за чего Лариса попадала в неловкие ситуации на родительских собраниях.
Самое неприятное было то, что при отце Аня становилась паинькой. Помогала по дому, интересовалась его делами, рассказывала смешные истории из школы. А стоило Владимиру уйти — превращалась в маленького тирана.
Тем вечером, когда Аня легла спать, Лариса решилась на разговор с мужем.
— Володя, — начала она осторожно, — мне кажется, у нас с Аней не очень складываются отношения.
Он оторвался от телевизора, удивленно посмотрел на жену.
— А что случилось?
— Да так, мелочи. Но она... она меня не принимает. Я не знаю, что делать.
Владимир нахмурился.
— Ларочка, она же ребенок еще. У них в этом возрасте характер трудный. Потерпи немножко, привыкнет.
— Володя, а может быть, мне с ней серьезно поговорить? Объяснить, что я не претендую на место ее мамы, но мы должны как-то ужиться?
— Не надо, — быстро сказал он. — Не травмируй ребенка. Аня и так много пережила после смерти матери. Давай пока не будем этого делать.
Лариса понимала, что разговор окончен. Владимир всегда вставал на сторону дочери, даже не разбираясь в ситуации. Для него Аня была святыней — единственное, что осталось от покойной жены.
Настоящий скандал разразился через месяц. Лариса пришла с работы и обнаружила, что в ее комоде перерыли все вещи. Белье валялось на полу, документы были разбросаны по всей комнате.
— Аня! — позвала она. — Иди сюда!
Девочка появилась в дверях с невинным лицом.
— Что случилось?
— Зачем ты рылась в моих вещах?
— А я не рылась. Может, это кот натворил?
— У нас нет кота!
— Ну тогда не знаю, — пожала плечами Аня. — Может, ты сама разбросала и забыла?
Лариса почувствовала, как в голове все закипает от бешенства.
— Аня, хватит врать! Немедленно убирай этот беспорядок!
— А почему я должна убирать то, что не разбрасывала? — дерзко ответила девочка.
— Потому что я старше! Потому что я твоя мачеха! Потому что в этом доме должны быть правила!
— Да ты никто мне! — взвизгнула Аня. — Ты чужая! Папа на тебе женился, потому что ему готовить некому было! А теперь думаешь, что можешь мной командовать!
В этот момент вернулся с работы Владимир. Услышал крики, поднялся наверх.
— Что здесь происходит? — строго спросил он.
— Она меня обижает! — тут же заплакала Аня, бросаясь к отцу. — Кричит на меня, ругается! А я ничего не делала!
Владимир обнял дочь, погладил по голове, посмотрел на жену холодным взглядом.
— Лариса, при чем здесь ребенок? Если у тебя проблемы, не срывайся на Ане.
— Володя, да ты посмотри, что она наделала! — Лариса показала на разгромленную комнату.
— Наверное, искала что-то. Аня, что ты искала?
— Я хотела спросить, можно ли мне взять фломастеры для школы. Думала, у Ларисы Григорьевны есть. Но она меня не слышала, вот я и заглянула в комод.
— Ну вот видишь, — сказал Владимир жене. — Ничего страшного не случилось. Убери все на место и давайте не будем из мухи делать слона.
Аня торжествующе взглянула на мачеху и ушла к себе. Владимир тоже ушел. А Лариса осталась убирать разбросанные вещи и думать о том, что живет в доме, где ее никто не уважает.
С тех пор отношения между мачехой и падчерицей окончательно испортились. Аня больше не стеснялась проявлять открытую враждебность. Могла накричать на Ларису при отце, могла демонстративно игнорировать ее просьбы, могла "случайно" испортить ее вещи.
Владимир же предпочитал ничего не замечать. Работал много, приходил домой усталый, хотел тишины и покоя. Если Лариса пыталась жаловаться на дочь, он раздражался и просил "не создавать проблем на ровном месте".
Лариса чувствовала, как постепенно теряет себя. На работе ее все хвалили — она была опытной медсестрой, к ней тянулись и коллеги, и пациенты. Но дома она превращалась в затравленное существо, которое боялось лишний раз открыть рот.
Особенно тяжело стало весной, когда Аня перешла в выпускной класс. Девочка стала еще наглее, еще увереннее в своей безнаказанности.
— Знаешь, Лариса Григорьевна, — сказала она как-то за завтраком, — я вчера с подружками разговаривала. Они говорят, что мачехи обычно долго не живут в семьях. Потому что дети их выживают.
Владимир был в ванной и не слышал. Лариса положила вилку, посмотрела на падчерицу.
— И что ты на это ответила?
— А я сказала, что у нас все по-другому. У нас папа добрый, он никого не выгонит. Даже если его об этом очень попросить.
— Аня, зачем ты так со мной? — тихо спросила Лариса. — Что я тебе плохого сделала?
Девочка наклонила голову, задумалась. Потом сказала вполне серьезно:
— А ты не должна была здесь появляться. Мы с папой прекрасно жили вдвоем. А ты пришла и все испортила.
— Но ведь твой отец был одинок...
— Зато у него была я! — вспыхнула Аня. — Мне не нужна была другая мама! У меня мама была — самая лучшая в мире! А ты думаешь, что можешь ее заменить!
Вот в чем была проблема. Покойная Елена Сергеевна для дочери была идеалом, святыней, недосягаемым образцом. Аня не помнила, как мать болела, как мучилась от химиотерапии, как плакала по ночам от боли. В памяти девочки осталась только светлая, красивая, всегда улыбающаяся женщина.
Лариса это понимала и даже сочувствовала падчерице. Но от понимания ей не становилось легче жить.
Переломный момент наступил в конце мая. Аня готовилась к выпускному вечеру, и в доме царила суета. Нарядное платье, туфли, прическа, макияж — девочка была в центре внимания, и ей это нравилось.
— Пап, а ты меня отвезешь на выпускной? — спросила она за ужином.
— Конечно, доченька. А потом заберу.
— А может, лучше на такси? — предложила Лариса. — У них там до утра праздник, тебе рано вставать на работу.
Аня резко обернулась к мачехе.
— А тебя кто спрашивал? Это мой выпускной, и пусть мой отец меня отвозит!
— Аня, не груби, — устало сказал Владимир.
— Я не грублю! Просто она лезет не в свое дело! — Девочка встала из-за стола. — Вечно она пытается между нами встрять!
— Аня! — прикрикнул отец.
— Что "Аня"? Она же правда лишняя здесь! — И девочка выбежала из кухни.
Лариса молча убирала со стола. Владимир курил на балконе, хмуро глядя в окно.
— Володя, — позвала его жена, — нам надо поговорить.
Он вошел в кухню, сел напротив нее за стол.
— Я устала, — сказала Лариса. — Я больше не могу так жить.
— Что ты имеешь в виду?
— Твоя дочь меня ненавидит. А ты позволяешь ей это делать.
Владимир вздохнул, потер лицо руками.
— Лара, она еще ребенок. Скоро в институт поступит, съедет, все наладится.
— А если не поступит? Будет дома еще год сидеть? А потом выйдет замуж и с мужем сюда переедет?
— Не накручивай себя.
— Я не накручиваю! Я просто хочу понять — у нас есть семья или нет? Я твоя жена или прислуга, которая готовит и убирает?
Владимир молчал. А потом сказал:
— Лар, ну что ты хочешь от меня? Дочь выгнать? Она у меня одна.
— Я не прошу выгонять дочь! Я прошу, чтобы ты поставил ее на место! Объяснил, что в семье есть правила, что нельзя унижать других людей!
— Да она же не специально...
— Специально! — взорвалась Лариса. — Очень даже специально! Она умная девочка, прекрасно понимает, что делает!
Они проговорили до полуночи, но к согласию не пришли. Владимир считал, что жена преувеличивает проблему. Лариса понимала, что муж просто не хочет портить отношения с дочерью.
На следующий день случилось то, что окончательно все разрушило.
Лариса пришла с работы и сразу почувствовала что-то неладное. В доме стоял запах гари, а на кухне царил беспорядок — везде были разбросаны продукты, в раковине стояла грязная посуда.
— Аня! — позвала она.
Девочка вышла из своей комнаты с виноватым лицом.
— Лариса Григорьевна, я хотела испечь пирог. К выпускному. Но что-то не получилось.
— А почему такой беспорядок?
— Да я сейчас уберу, не переживай.
Лариса прошла на кухню и ужаснулась. Аня не просто готовила — она устроила настоящий погром. Мука была рассыпана по всему полу, яичная скорлупа валялась на столе, молоко разлилось по плите. А в духовке торчало что-то черное и дымящееся.
— Господи, Аня, что ты наделала?
— Ну, я же сказала — не получилось. Бывает.
— Почему ты не позвонила мне? Я бы помогла!
— А зачем? Я сама могу.
Лариса открыла духовку и чуть не задохнулась от дыма. Противень был весь в нагаре, тесто превратилось в угольки.
— Аня, ты хоть понимаешь, что могла устроить пожар?
— Ну не устроила же, — равнодушно ответила девочка.
— А если бы соседи сгорели? А если бы кто-то погиб?
— Да ладно тебе, не драматизируй. Ничего же не случилось.
Лариса посмотрела на падчерицу и вдруг поняла — это было сделано специально. Аня прекрасно умела готовить, ее научила еще покойная мать. Но сегодня она решила устроить провокацию.
— Зачем? — тихо спросила Лариса. — Зачем ты это сделала?
— Что сделала? — невинно удивилась Аня.
— Устроила этот бардак. Нарочно.
Девочка усмехнулась.
— А докажи.
В этот момент Лариса что-то сломалось внутри. Она схватила Аню за плечи, встряхнула.
— Хватит! Хватит издеваться! Что тебе от меня нужно?
— Убирайся из нашего дома! — заорала Аня. — Убирайся и не возвращайся!
— Это мой дом тоже! Я здесь жена!
— Ты здесь никто! Папа на тебе женился от жалости! Потому что ты никому больше не нужна!
Лариса отпустила девочку, отступила на шаг. Аня смотрела на нее торжествующе, тяжело дыша.
— Знаешь что, — сказала мачеха тихо, — может быть, ты и права. Может быть, я действительно здесь лишняя.
— Наконец-то дошло! — фыркнула Аня.
Лариса пошла к себе в комнату, достала чемодан, стала складывать вещи. Руки дрожали, в горле стоял комок, но она заставила себя действовать спокойно и методично.
Аня стояла в дверях и наблюдала.
— И куда это ты собралась?
— К сыну. Пожить немного.
— А папе что скажешь?
— Скажу правду. Что устала соперничать с его дочкой.
Лариса закрыла чемодан, взяла сумку с документами. Прошла мимо падчерицы к выходу.
— Лариса Григорьевна, — окликнула ее Аня.
Мачеха обернулась.
— Ты же не серьезно? — В голосе девочки послышалась неуверенность. — Ты же просто так говоришь?
— Очень серьезно.
— А если папа расстроится?
— Должна была об этом раньше думать.
Лариса ушла. А Аня осталась стоять посреди коридора и вдруг поняла, что натворила что-то непоправимое.
Владимир вернулся домой в девятом часу. В доме было тихо, на кухне воняло гарью, а дочь сидела на диване и смотрела телевизор.
— А где Лариса? — спросил он, оглядываясь.
— Уехала, — не поворачивая головы, сказала Аня.
— Куда уехала?
— К сыну. Сказала, надоело с нами жить.
Владимир прошел в спальню, открыл шкаф. Вещей жены не было. Прошел на кухню, увидел беспорядок.
— Аня! Иди сюда!
Дочь нехотя подошла.
— Что здесь случилось?
— Да я пирог пекла, не получилось. А она начала кричать, что я специально. Ну я и сказала, что она лишняя здесь.
Владимир медленно обернулся к дочери.
— Ты что сказала?
— Ну, правду сказала. Что мы с тобой прекрасно жили, а она только мешает.
Отец молчал долго. Потом сел за стол, закрыл лицо руками.
— Папа, ну что ты? — забеспокоилась Аня. — Она же вернется. Куда ей деваться?
— Не вернется, — глухо сказал Владимир.
— Почему?
— Потому что я ее знаю. У нее характер гордый. Если ушла — значит, все.
Аня вдруг поняла, что отец не радуется, а страдает. Что он действительно любил эту женщину, а не просто терпел ее присутствие.
— Пап, а может, позвонить ей? Извиниться?
Владимир поднял голову, посмотрел на дочь тяжелым взглядом.
— А зачем? Ты же хотела, чтобы она ушла. Вот и ушла. Теперь мы будем жить вдвоем, как ты мечтала.
— Я не думала, что ты расстроишься...
— А я не думал, что моя дочь может быть такой жестокой.
Он встал, пошел к себе в комнату. Аня осталась на кухне и вдруг поняла, что победа оказалась горькой.
Три дня они жили в молчании. Владимир приходил с работы мрачный, ужинал наскоро приготовленной дочерью едой, ложился спать. По утрам кофе готовил себе сам — раньше это делала Лариса.
Аня пыталась вести себя как обычно — рассказывала отцу про школу, шутила, обнимала. Но он отвечал односложно и не улыбался.
— Пап, может, съездим на рыбалку в выходные? — предложила она.
— Не хочется.
— А может, в кино сходим?
— У меня голова болит.
— Пап, ну что ты как чужой? Я же не специально...
Владимир оторвался от газеты, посмотрел на дочь.
— Аня, а ты хоть понимаешь, что наделала?
— Понимаю. Но она же сама виновата! Лезла в наши отношения!
— В какие отношения? Мы семья! Были семья...
— Мы и сейчас семья! Ты и я!
— Нет, Аня. Семья — это когда все друг друга любят и уважают. А ты два года издевалась над человеком, который тебе ничего плохого не сделал.
— Она хотела заменить мою маму!
— Она хотела просто жить спокойно! А ты ее травила, как школьники травят слабого ребенка!
Аня заплакала.
— Пап, я не хотела тебя расстраивать...
— Ты не хотела думать! Тебе казалось, что весь мир должен крутиться вокруг тебя!
Владимир встал, прошелся по комнате.
— Знаешь, что мне больше всего обидно? Не то, что ты Ларису обижала. А то, что ты меня обманывала. Строила из себя паиньку, а сама устраивала чужому человеку ад.
— Но ведь мама...
— Мама тут ни при чем! — резко оборвал ее отец. — Твоя мать была добрая, отзывчая женщина. Она бы никогда не позволила себе то, что позволяешь себе ты!
Аня всхлипнула еще громче.
— Ладно, хватит реветь, — устало сказал Владимир. — Что сделано, то сделано.
Но дочь видела, что отец на нее обижен по-настоящему. И с каждым днем пропасть между ними становилась все шире.
Выпускной вечер прошел невесело. Аня краситься, но радости не чувствовала. Владимир отвез ее в школу молча, даже не пожелал удачи. А когда забирал утром, выглядел так, будто его заставили.
— Как прошел вечер? — спросил он для приличия.
— Нормально, — ответила дочь.
Больше они не разговаривали всю дорогу домой.
Дома Аня сразу пошла к себе в комнату и заплакала. Самый важный день в ее жизни прошел мимо — она думала только о том, как все испортила.
Через неделю пришли результаты вступительных экзаменов. Аня поступила в педагогический институт на филологический факультет. Обычно такая новость стала бы праздником в их доме. Но теперь Владимир только кивнул и сказал:
— Ну и хорошо. Поздравляю.
— Пап, а ты не рад?
— Рад, — сухо ответил он. — Теперь будешь жить в общежитии. Самостоятельно.
Аня почувствовала холодок в животе.
— А как же дом? Я же буду приезжать на выходные...
— Дом продаю, — спокойно сказал Владимир.
— Что?! — Аня подскочила. — Как это продаешь?
— А вот так. Большой он для одного человека. Куплю однокомнатную квартиру, мне хватит.
— Но это же наш дом! Здесь мама жила!
— Мама жила, а ты выгнала единственного человека, который мог сделать этот дом снова живым.
Владимир прошел на кухню, стал заваривать чай. Руки у него не дрожали, голос был ровным. Он не кричал, не упрекал — просто констатировал факты.
— Пап, но ведь можно все исправить! Позвони Ларисе, скажи, что я извинюсь!
— Поздно, Аня. Некоторые вещи исправить нельзя.
— Ты не можешь продать дом! Я не разрешаю!
Владимир повернулся к дочери, и в его глазах была такая холодная решимость, что Аня невольно отступила.
— Ты не разрешаешь? Интересно. А когда ты издевалась над Ларисой, ты у кого-нибудь разрешения спрашивала?
— Но я же...
— Ты решила, что имеешь право распоряжаться чужой жизнью. Теперь я распоряжаюсь своей.
Аня пыталась спорить, плакала, угрожала, что не будет с ним общаться. Владимир слушал молча, а потом сказал:
— Как хочешь. Мне уже все равно.
И это было страшнее любых криков. Отец действительно отдалился от нее, стал чужим. Аня поняла, что потеряла не только мачеху — она потеряла отца.
Через месяц дом продали. Владимир переехал в небольшую квартиру на окраине города, а Аню отвез в общежитие. Обстановка была натянутой, разговаривали они только о необходимом.
— Денег хватит на первый семестр, — сказал он, передавая конверт. — Дальше сама.
— Как сама? А стипендия?
— Стипендии на жизнь не хватит. Будешь подрабатывать.
— Но другие родители помогают детям!
— Другие дети не выгоняют из дома мачех.
Владимир развернулся и пошел к машине. Аня побежала за ним.
— Пап, подожди! Ну нельзя же так!
Он остановился, обернулся.
— Аня, ты хотела жить без Ларисы — живи. Ты хотела, чтобы в доме были только мы двое — получай. Только я больше не хочу жить с человеком, который способен так жестоко обращаться с теми, кто слабее.
— Но я же твоя дочь!
— Да. И именно поэтому мне так стыдно.
Он уехал. Аня осталась стоять возле общежития с сумками в руках и вдруг поняла, что впервые в жизни осталась совершенно одна.
Студенческие годы оказались тяжелыми. Стипендии действительно не хватало, приходилось подрабатывать официанткой, репетитором, продавцом в выходные дни. Аня быстро поняла, что мир не крутится вокруг нее, что никто не обязан ее жалеть и помогать.
С отцом она общалась редко. Он присылал небольшие суммы к праздникам, поздравлял с днем рождения сухими открытками. На встречи соглашался неохотно, разговаривал вежливо, но отстраненно.
Однажды Аня набралась смелости и спросила:
— Пап, а ты простишь меня когда-нибудь?
Владимир долго молчал, потом сказал:
— Я уже простил. Но забыть не смогу.
— А что с Ларисой? Ты с ней общаешься?
— Иногда встречаемся. В поликлинике.
— И как она?
— Нормально. Замуж вышла.
Аня почувствовала укол в сердце. Почему-то ей казалось, что Лариса Григорьевна будет всю жизнь страдать и ждать возвращения в их семью.
— За кого?
— За хирурга из местной больницы. Хороший мужик, говорят.
— А детей у них не будет?
— Не знаю. Не мое дело.
Владимир встал, собрался уходить.
— Пап, а если бы я тогда попросила у нее прощения... Если бы мы помирились...
— Ты бы не попросила. У тебя характер не тот.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что до сих пор не попросила.
Аня хотела возразить, но поняла, что отец прав. Она до сих пор считала, что была не совсем не права, что Лариса тоже виновата в их конфликте.
После института Аня работала учителем в школе, потом вышла замуж за одноклассника, родила дочку. Жизнь шла своим чередом, но отношения с отцом так и не наладились. Он был вежливым дедушкой для внучки, но теплоты между ними не было.
Когда Ане исполнилось тридцать, она вдруг поняла, что хочет помириться. Позвонила отцу, попросила встретиться.
— Хочу поговорить. Серьезно.
Они сидели в кафе, пили кофе. Владимир постарел, поседел еще больше, но держался все так же прямо.
— Пап, я хочу извиниться. За все.
— Передо мной?
— И перед тобой, и перед Ларисой Григорьевной.
— Перед Ларисой ты уже не извинишься.
— Почему?
— Умерла полгода назад.
Аня почувствовала, как мир качнулся. Она представляла эту женщину живой, счастливой, может быть, иногда вспоминающей их семью. А оказалось...
— От чего?
— Рак. Как у твоей матери.
Аня заплакала. Неожиданно для самой себя, навзрыд, как в детстве.
— Я не знала... Я думала...
— Ты не думала. Никогда не думала ни о ком, кроме себя.
Владимир допил кофе, встал.
— Пап, подожди! Давай попробуем начать все сначала!
— Зачем? — спросил он спокойно. — Мне уже поздно что-то начинать. А тебе рано что-то заканчивать.
— Но ведь ты мой отец!
— Да. И ты моя дочь. Но это не значит, что мы должны друг друга любить.
Он ушел. Аня осталась сидеть за столиком и понимать, что некоторые ошибки нельзя исправить. Что жестокость не прощается, даже если ты потом раскаиваешься. Что взрослая жизнь — это не сказка, где в конце все обязательно помирятся и заживут счастливо.
В тот день она впервые по-настоящему повзрослела. И поняла, что цена ее детской жестокости оказалась слишком высокой — она потеряла семью навсегда.