Найти в Дзене

Вальс призрака в саду, цветущем под серебряной луной

Сад цвел. Неистово, дерзко, вопреки календарю. Яблони осыпали землю розовым снегом, вишни стояли в белоснежных фатах, а воздух гудел от пчел, опьяненных нектаром. И среди этого буйства жизни, у старой каменной скамьи, я сидел, как последний неопавший осенний лист – сухой, бурый, чужой и... одинокий. В руке тяжелый бокал темного как кровь вина. Оно было горьким, как воспоминания о ней. О моей Лилии, чей смех когда-то наполнял этот сад, чья тень теперь была лишь призраком в моей памяти. – прошептал я гнетущей пустоте. Одиночество сжимало горло туже ворота или удавки. Взгляд упал на второй бокал – всегда стоявший напротив, пустой и пыльный. Безумие? Надежда? А может просто самообман? Не знаю. Но внезапный порыв поднял меня. «Какая глупость!» - подумалось мне в тот момент. Я наполнил второй бокал до краев рубиновой влагой. – мой голос прозвучал громче, чем я ожидал, разрезая гнетущую тишину сладкого сада. Я поднял бокал высоко, к небу, где полная луна плыла в бархатном омуте, заливая все
Оглавление

Сад цвел. Неистово, дерзко, вопреки календарю. Яблони осыпали землю розовым снегом, вишни стояли в белоснежных фатах, а воздух гудел от пчел, опьяненных нектаром. И среди этого буйства жизни, у старой каменной скамьи, я сидел, как последний неопавший осенний лист – сухой, бурый, чужой и... одинокий. В руке тяжелый бокал темного как кровь вина. Оно было горьким, как воспоминания о ней. О моей Лилии, чей смех когда-то наполнял этот сад, чья тень теперь была лишь призраком в моей памяти.

«Пью в одиночестве вино»,

– прошептал я гнетущей пустоте. Одиночество сжимало горло туже ворота или удавки. Взгляд упал на второй бокал – всегда стоявший напротив, пустой и пыльный. Безумие? Надежда? А может просто самообман? Не знаю. Но внезапный порыв поднял меня. «Какая глупость!» - подумалось мне в тот момент. Я наполнил второй бокал до краев рубиновой влагой.

«Я чащу подниму!»

– мой голос прозвучал громче, чем я ожидал, разрезая гнетущую тишину сладкого сада. Я поднял бокал высоко, к небу, где полная луна плыла в бархатном омуте, заливая все своим холодным и равнодушным серебром.

«И приглашу луну! Луна! Приди разделить мое одиночество!»

И тогда случилось невероятное. Не луна спустилась, нет, не подумайте чего плохого про меня, я не настолько безумен. Просто в какой-то момент от моей собственной тени, четко очерченной лунным светом на плитках дорожки, отделился второй силуэт.

Он дрогнул, стал гуще, обрел объем. И из лунного сияния и садовой тени возникла… она. Моя Лилия. Не призрак ужаса, а словно отражение в зеркале забытого летнего дня. Платье цвета молодой листвы, знакомые искорки в глазах, которые теперь светились нежным лунным блеском.

«С моею тенью нас уже двое»

– прошипел я, онемев. Не страх сковал меня, а абсолютное, оглушающее неверие.

Она улыбнулась. Улыбка была теплой, как майское солнце, и печальной, как осенний ветер. «Ты звал Луну, – ее голос был шелестом листьев и звоном хрусталя. – А она послала меня. Тенью, отзвуком… всем, что осталось от лета в этом странном саду. Но я могу чувствовать. Чувствовать лунный свет… и вино». Ее пальцы, полупрозрачные, но явные, обхватили поднятый мною бокал. От них шел легкий холодок, но не леденящий, а освежающий, как ночной ветерок, дарящий столь желанную прохладу после жаркого летнего дня.

Не было слез, не было вопросов о вечности и о том, как дальше жить. Моя Лилия взглянула на луну, потом на меня, и ее глаза засветились чистой, безудержной радостью. «Оно теплое! – воскликнула она с детским изумлением, пригубив вино. – И сад… он пахнет! Я помню этот запах!»

Она отставила бокал и внезапно закружилась, подняв руки к луне. «Танцуй со мной!» – позвала она, и в ее голосе не было ни тяжести утраты, ни тоски потустороннего или горечи потери. Была лишь жажда мгновения, дикая, неукротимая радость бытия – пусть даже такого, призрачного.

И я встал. Оставил бокалы на скамье. И мы закружились. Двое под луной – один из плоти и крови, тяжелый и грузный от прожитых лет, другая – сотканная из лунного сияния и доброй памяти. Мы танцевали без музыки, под немой аккомпанемент ночи.

Я чувствовал легкое дуновение холода от ее призрачных рук, видел, как лунный свет играет в ее полупрозрачных волосах. Мы смеялись. Смеялись над абсурдом цветущей осени, над вином для луны, над тем, что даже тень может стать самым желанным партнером. В этом танце не было прошлого, не было будущего. Было только «сейчас» – ослепительное, легкое, наполненное до краев чистым, мимолетным счастьем.

Она кружилась все быстрее, ее силуэт становился все тоньше, растворяясь в лунных лучах. «Спасибо за вино, – ее голос звучал уже как эхо. – И за танец…» И она исчезла. Не растаяла, а будто шагнула обратно в лунный диск, став частью его сияния.

Я стоял один. На скамье два бокала – мой, допитый, и ее, полный до краев. Но одиночество больше не давило и не душило. Воздух был напоен ароматом цветов и… легкостью. Невероятной, воздушной легкостью, как после долгого плача, приносящего облегчение. Грусть о моей Лилии осталась, но она больше не резала ножом. Она была теплой, как воспоминание о том танце. Я взглянул на луну, такую же полную и безмятежную.

«Спасибо, – прошептал я ей. – За то, что я теперь не одинок».

Чувство, охватившее меня и которым я хотел с Вами, мои дорогие Читатели поделиться – мимолетное счастье. Не вечное блаженство, а яркая вспышка чистой, ничем не омраченной радости посреди тишины и воспоминаний. Радости от того, что даже в одиночестве, под луной, можно найти незваное, но такое желанное чудо, которое напомнит: жизнь, в любых ее формах, прекрасна и достойна танца. А на душе – светло и пусто, как бокал после лучшего в мире вина. Люблю Вас, мои родные. Ваш -Коллекционер-