Ну наконец-то началась весна! Хорошая весна с пением соловьев, одуряющим снежным цветением черемухи, изумрудной, молодой зеленью с алыми вкраплениями одичавших тюльпанов на заброшенных газонах и горделивых мордочек милашек-нарциссов.
Наконец-то воздух мягок и нежен. Наконец-то солнце улыбается спросонья застенчиво и чуть наивно. Стыда у солнца, конечно, нет никакого – в марте поманило нас ранним весенним теплом. А мы, дурачье, поверили, раскрылись, убрали поспешно в шкафы тяжелые зимние одежды – и справились, довольные – весна жеж! А потом – бац – и снег, и метель, и град, и все земные гадости обрушились на нас, сотни раз обманутых жителей северозапада, но так и не уяснивших – верить раннему теплу нельзя! До Николы ни стоит и рыпаться даже – чикилять в туфлях и в футболках, а также высаживать на огороде разные разности – померзнут все: и ноги, и овощи!
Потрепала погода нам нервы и в апреле, и в мае! Во время Парада Победы весь наш город, несмотря ни на что, вышел на главную городскую площадь и отдал дань памяти великим воинам. Колонна двинулась к парку, к вечному огню. И впереди колонны шли юные девчонки и мальчишки, держа огромное советское знамя. Ребята были облачены в военную форму тех огненных лет. Мальчишки – в касках и плащ-палатках. Девчата – в летних гимнастерках и юбках. С голыми коленями!!!
Шли мужественно, не плакали и не дрожали. Несколько километров. Под снегом! В ноль градусов! У меня сводило зубы. Мне, закутанной в пуховик, невозможно больно было смотреть на хрупких девчонок. Как они все это выдержали – ума не приложу. Солнце предательски спряталось от людей и плевать хотело на великий людской праздник. Мало того, оно плевало на нас еще добрых две недели кряду, вообразив, что мелкие людишки подождут, потерпят, выдюжат. Нас, понимаешь, много, а оно одно.
И мы терпели, куда денешься. Как терпят в очереди к врачу. Или в очереди в паспортном столе. Или еще какой-нибудь очереди – где от нас ничего не зависит, хоть ты плачь. Пока это хамоватое рыжее создание не выспится где-нибудь на облачке, не протрет глаза, ничего не будет. Надо ждать. Бог терпел и нам велел! И вот – дождались – прилипло к окну, гладит меня по щеке и доводит до «чихотки» старенького моего такса.
На часах – семь утра. Пью кофе и жмурюсь от лучей настырного светила. Такс настойчиво намекает, что неплохо бы выйти на прогулку. И как можно, скорее. А то сейчас он не выдержит и напрудит лужу. Он же старенький – ему все простительно.
- Потерпи три минуты, маразматик! – я лихорадочно тыкаюсь в нагромождение обуви в прихожей. Здесь все: (так и хочется сказать: Турбо, Стас и Дюша Метелкин!) демисезонные ботинки, туфли на каблуках, валенки, не убранные от греха, сапоги, калоши резиновые, тапки и кроссовки, в общем, все, что пришлось надеть с двадцатого апреля по двадцатого мая. Выбор пал на новехонькие кроссовки белого выпендрежного цвета. Пошли!
Какие запахи вокруг, как прекрасно, зелено и свежо! Я наслаждаюсь весной, я ее впитываю каждой клеточкой тела! Где-то в сердце зашебаршил, завозился глупоглазый, ушастый, бестолковый и невозможно веселый щенок. Он совсем не хочет взрослеть в теле довольно взрослой тети и радуется всему, что видит: пушистым одуванам, галкам и воронам, деловито заботящихся о потомстве, голубям, застывшим в луже по колено, заносчивым воробушкам, шмелям и бабочкам.
Старый мой такс молодеет на глазах и сердито облаивает всю эту пернатую шелупонь, занимающуюся вечной ерундой и отвлекающей его, порядочного и делового пса, от исследования какашек и прочей серьезной работы.
Мы никуда не торопимся и гуляем с толком и расстановкой. Нам можно. У нас выходной! Но, в отличие от нашей парочки, все остальные жители малюсенького, по уши зеленого, славного городка, спешат и торопятся. Движения людей подобны слаженному движению муравьев. Кажется, что вокруг хаос, но на самом деле – все правильно, все стабильно верно. Кто – на работу. Кто – в школу. Кто в клинику, кто – куда.
И вот смотрю я: что-то неправильное вокруг. Не понимаю – что? Что тут непонятного: солнце, зелень поблескивает, клейкие листочки на деревьях проклюнулись, липкие тополиные почки к подошвам пристают, дворники метлами ширкают по асфальту. Чистенько вокруг, будто город, разбудив, как ребенка, умыли ласковой ладонью. Что не так-то?
А! Дошло до утки на третьи сутки! И чему удивляться? Обычный российский городок. Обычные русские люди – несмотря на долгожданное тепло, идут без намека на улыбку. Хмурые, как ноябрь. Губы сжаты в скобку и брови сдвинуты у всех, у мужчин, у женщин, у дедушек-бабушек, у юношей и девушек. Они же – русские. Чего лыбиться без причины. Это признак дурачины. Идут, словно на татами – ногами сваи в землю вбивая.
Даже дети, господи, малявочки такие, наряженные в разноцветные, веселые курточки, такие малипусьные котятки, из-за ранца не видно – и те, сосредоточены и серьезны. Казалось бы – у них-то какие печали? Солнышко целует их в макушки, кредиты выплачивать не надо, как дотянуть до получки – думать не надо, хвостов перед сессией никаких, скоро каникулы, лето и радость, а они смотрят так, будто на дворе третье ноября и учителка задала домашку, не пожалела никого!
Даже дворовые хамоватые кошки не улыбаются. У всех мордочки, как у трех богатырей с картины Васнецова – смотрят вдаль из-под лапы и ворогов высматривают! Им-то что? Вон в мисках корма-премиум разложены. Бабуськи кыскают уже с пяти утра – трясутся – плохо киски кушают! Киски брезгливо лапками дергают и морды воротят. Зажрались, поганки! Никакой благодарности от них, нахалюг! Сосредоточены и пронзительны. Русские кошки, мы уже поняли!
И мне стало ужасно грустно. Ну почему мы так устроены? Почему лица наши (хорошие, добрые, симпатичные лица) с рождения уже спрятаны под маску суровости? Мы даже не замечаем этого за собой. Никто из наших не замечает. И я не замечаю, что, посмотри я на себя со стороны, то увижу такую же маску, намертво прилипшую ко мне: брови злобно топорщатся, ноздри хищно раздуты и рот куриной гузкой. Фу!
В общем, иду грустная. И погода не радует, и выходной не впечатляет.
Такс мой тоже призадумался. Вопросительно смотрит на хозяйку: как насчет картошки дров поджарить? Жрать когда будем? В общем, надо идти домой.
Идем домой. Дорога наша пролегает по Советской, центральной нашей, очень аккуратной, прилизанной улице, вдоль которой стоят всякие-разные административно-служебные ведомства. И поток городских неулыб постепенно всасывается во все эти желтые, красные, зеленые домики о двух этажах, приветливо поблескивающие отмытыми к весне европакетами окон. Во дворе полиции то и дело поднимается-опускается полосатый шлагбаум.
И тут я вижу, как по асфальтированному тротуару к полицейскому участку, не спеша, не торопясь (?), идет молодой, высокий, крепкий парень в отлично сидящей на молодецкой фигуре форме. От парня пахнет свежестью и молодостью, чистотой, здоровьем и бодрым одеколоном. И он… улыбается во весь рот!
Улыбка у полицейского такая… мальчишеская, задорная, открытая! Как в советском кино про советских милиционеров! Ну как там обычно показывали: солнце, чистый город, звон трамваев и цветущие акации на бульварах, нарядные люди в шляпах и море улыбок, конечно! И во главе, этакий постовой «дядя Степа», похожий на Гагарина, чистый, отглаженный – прекрасный бог всех постовых милиционеров!
Может быть, у него вчера было свидание, и девушка сказала ему «да». Может, он получил повышение по службе. Может, ему зарплату повысили, или он уходит в долгожданный отпуск. А, может быть, он просто радуется весне, аромату цветущей черемухи, красоте заневестившихся яблонь и вишен, которые запросто растут в наших дворах, жизни и юности своей, наконец!
И что же я? А я сложила гармошкой лоб и недоуменно фыркнула вслед: и чего это, собственно, человек при такой серьезной, «панимашь», должности и ответственности, идет и лыбится? А? А? Чему это он улыбается? Пьяный, наверное. Или блаженный, ага. Ходит, «панимашь», зубы скалит. Запрещенных веществ поел, да? Весело ему, да? В стране, «панимашь», такая обстановка напряженная, даже дети в курсе, как себя вести. Все бдят и себя помнят! А этот… Ишь ты, весело ему…
Жорик, пошли!
Ну что ты будешь делать? Только что грустила-тосковала, вопросы филосовские ставила, сокрушалась, понимаешь, а сама? Единственную улыбку увидела и сразу в стойку! Непорядок! Не положено! Как можно?
В общем, расстроилась чертовски. Мне бы этому парню улыбнуться в ответ, поделиться хорошим настроением, как огнем Прометея, и нести бы этот огонь дальше – для народа, для счастья, для прекрасного дня…
Но я боюсь: а что про меня люди подумают? Пьяная, небось, с самого утра, всю ночь, поди, квасила. И собака у нее дурная – на пару с хозяйкой квасила. Или вещества нюхала. Сразу же видно – в ненормальном состоянии обе, лыбу давят. Надо бы написать куда или позвонить – от греха…
И потому – брови вместе, зубы сжаты. Губы – куриной гузкой.
Как и положено суровым русским людям – улыбки дарить только любимым, хорошо проверенным товарищам, несмотря на добрый и замечательный от природы характер. Как на плакате: «Не болтай».
Так и живем. Недоступные, неласковые, неприступные снаружи, глубоко ранимые и нежные внутри. И хорошо, что хоть это мы про себя знаем. Слава Богу, что мы добрые, несмотря на внешнюю суровость. Но… иногда так здорово увидеть чью-то искреннюю улыбку. Просто так.
Ваша Анна Лебедева