Марина только-только опустилась в своё любимое кресло с чашкой горячего чая. День выдался тяжёлым — восемь часов на ногах в офисе, потом магазин, готовка, уборка. Муж, как обычно, задерживался на работе, и эти редкие минуты тишины были для неё как глоток свежего воздуха в душном метро.
Чай пах малиной и спокойствием. Кот дремал на подоконнике. За окном начинался дождь — тот самый, уютный, который только усиливает ощущение безопасности домашнего кокона.
И тут зазвонил телефон.
Марина знала этот звонок. Знала, кто звонит. И даже знала зачем. Каждую пятницу, словно по расписанию небесной канцелярии, свекровь звонила ровно в тот момент, когда Марина наконец-то садилась отдохнуть.
«Это не просто звонок, — подумала Марина. — Это испытание. Очередной тест на прочность».
Телефон продолжал вибрировать, подпрыгивая на журнальном столике, будто маленькое разъярённое животное. Можно было бы не брать трубку. Можно было бы выключить звук. Но Марина знала — если не ответить, будет хуже. Гораздо хуже.
Вздохнув, она потянулась за телефоном.
— Алло.
— Мариночка! Золотце! — голос свекрови звенел, как колокольчик на шее у коровы. — Как ты, дорогая? Как Петенька? Кушали?
Марина посмотрела на часы. Было ровно семь вечера — то самое время, когда люди обычно ужинают. А её свекровь, Людмила Аркадьевна, точно знала их распорядок дня.
— Да, Людмила Аркадьевна, всё хорошо. Пётр ещё на работе, я только приготовила ужин.
— Ах, бедный мой мальчик! Наверное, голодный сидит! — в голосе свекрови зазвучали трагические нотки. — Ты хоть завтрак ему сделала сегодня?
«Тридцатидевятилетнему мужику. Завтрак. Конечно, я ему ещё и шнурки завязываю», — пронеслось в голове у Марины.
— Конечно, Людмила Аркадьевна. Как всегда.
— А то он у меня такой нежный с детства! Кушать должен хорошо, иначе желудок... А я вот что звоню-то. Мне тут лекарства новые выписали. Совсем чуть-чуть стоят, всего-то тысяч пятнадцать.
Марина моргнула. Чашка с чаем замерла на полпути ко рту.
— Пятнадцать тысяч?
— Ну да! Сущие копейки! — свекровь засмеялась, словно речь шла о пакете семечек. — Ты же не откажешь старушке? У меня пенсия только через неделю, а лекарства нужны срочно.
Марина сделала глубокий вдох. Они с Петром только вчера говорили о том, что нужно экономить — ипотека, коммуналка, машина требует ремонта.
— Людмила Аркадьевна, боюсь, сейчас у нас нет таких денег. Может быть, в следующем месяце...
Пауза. Такая тяжёлая, что, кажется, под её весом прогнулся пол.
— Что значит — нет? — голос свекрови изменился мгновенно, словно кто-то переключил канал с детской сказки на фильм ужасов. — Как это нет? На шубу себе есть, а на лекарства больной свекрови — нет?!
Марина опустила взгляд на свой старый свитер с катышками. Последнюю куртку она покупала три года назад.
— У нас правда сейчас сложный период...
— Сложный период! — свекровь уже не говорила, а вещала, словно со сцены большого театра. — А когда я его растила — у меня был не сложный период? Когда ночами не спала, когда последний кусок ему отдавала! А теперь вы там на две зарплаты живёте и старушке помочь не можете!
Марина закрыла глаза. Чай остывал. Вечер рушился, как карточный домик под напором урагана.
— Я поговорю с Петром, — устало сказала она.
— Вот и поговори! — голос свекрови моментально смягчился. — Ты ему скажи, что мамочке плохо. Совсем плохо.
Свекровь драматично вздохнула и добавила:
— Скажи, что я, может, уже и не доживу до своей пенсии...
Повесив трубку, Марина долго смотрела в окно. Дождь усилился, капли стекали по стеклу, как слёзы по лицу обиженного ребёнка.
Через час приехал Пётр. Уставший, с мокрыми от дождя волосами, он поцеловал жену в щёку и спросил:
— Как день?
— Звонила твоя мама, — Марина решила сразу перейти к делу.
Пётр замер с ботинком в руке.
— И что хотела?
— Пятнадцать тысяч на лекарства. Срочно.
Муж вздохнул и опустился на пуфик в прихожей.
— Опять... На прошлой неделе было десять.
— А до этого — семь, — кивнула Марина. — Инфляция, видимо.
Они посмотрели друг на друга и невесело усмехнулись.
— Я поговорю с ней, — сказал Пётр.
— Ты каждый раз это говоришь, — Марина скрестила руки на груди. — А потом всё равно переводишь ей деньги.
— Она же мама...
— А я — кто?
Вопрос повис в воздухе, как запах подгоревшей еды.
В субботу утром, когда Марина варила кофе, раздался звонок в дверь. На пороге стояла Людмила Аркадьевна собственной персоной — в новом пальто, с укладкой и макияжем.
— Мамуля! — удивился выглянувший из ванной Пётр. — Ты чего не предупредила?
— А что, к родному сыну теперь по записи ходить нужно? — свекровь театрально всплеснула руками. — Я вот решила зайти, узнать, как вы тут. — Она шагнула в квартиру, по-хозяйски осматриваясь. — Ой, а что это у вас пыль на шкафу? Мариночка, ты что, не убираешься?
Марина сжала в руке кофейную ложку так, что побелели костяшки пальцев.
— Проходите, Людмила Аркадьевна. Кофе будете?
— Что ты! Мне нельзя, у меня давление! Вот если чайку травяного...
Через полчаса свекровь уже сидела на кухне, пила третью чашку травяного чая и рассказывала, как тяжело жить одной пожилой женщине.
— ...и соседка эта, Клавка, всё время слушает свой телевизор громко! А я ей говорю — имей совесть, у меня голова болит! А она мне — а ты к сыну переезжай, раз так плохо!
Марина, нарезавшая салат, замерла с ножом в руке.
— И что вы ей ответили? — осторожно спросила она.
— Сказала, что мой сын меня всегда к себе зовёт! — гордо заявила свекровь. — Что у него квартира большая, места всем хватит!
Пётр неловко кашлянул.
— Мам, ну мы же обсуждали это...
— А что обсуждать? — свекровь мгновенно надула губы. — Ты что, мать родную на улице оставишь? Я, может, последние годы доживаю, а ты...
Марина положила нож и повернулась.
— Людмила Аркадьевна, — сказала она спокойно. — Вчера вы просили пятнадцать тысяч на лекарства. Сегодня пришли в новом пальто.
Свекровь поджала губы.
— Я на него два года копила!
— В прошлый раз вы говорили, что копили на шубу.
— Маринка, ты что, считаешь мои деньги? — свекровь перешла в наступление. — Пётр, ты слышишь, что твоя жена себе позволяет?
Марина посмотрела на мужа. Тот стоял, опустив глаза, как нашкодивший школьник.
— Петя, — мягко сказала Марина. — Ты не хочешь сказать что-нибудь?
— Мама, Марина права, — неуверенно начал он. — Нам действительно сейчас тяжело с деньгами, и...
— Ах так! — свекровь поднялась так резко, что чашка с чаем опрокинулась. — Значит, выбрал её, а не родную мать! А кто тебя вырастил? Кто ночами не спал? Кто последнее отдавал?
Марина смотрела, как чай растекается по скатерти. Капли падали на пол, как слёзы.
— Ты мне кто вообще? — спросила Марина у свекрови, и в кухне вдруг стало очень тихо.
Людмила Аркадьевна замерла с открытым ртом.
— Что... что ты сказала?
— Я спрашиваю — кем вы себя считаете по отношению ко мне? — Марина чувствовала, как внутри что-то ломается, но уже не могла остановиться. — Вы мать моего мужа. Не моя мать. Не мой начальник. Не мой кредитор. Так почему вы считаете, что можете указывать мне, как жить, требовать у нас деньги и угрожать переездом в нашу квартиру?
Пётр смотрел на жену широко открытыми глазами.
— Марина, может, не надо...
— Надо, Петя, — Марина не отводила взгляда от свекрови. — Давно надо было.
Людмила Аркадьевна побледнела. Потом покраснела. Потом схватилась за сердце.
— Сынок, ты слышишь, как она со мной разговаривает? У меня сейчас сердце остановится!
— Не остановится, — спокойно сказала Марина. — У вас прекрасное здоровье. Вы вчера требовали деньги на лекарства, а сегодня пришли с новой укладкой. — Она вдохнула. — Людмила Аркадьевна, я уважаю вас как свекровь. Но я больше не позволю вам манипулировать нами.
Свекровь открыла рот. Закрыла. Снова открыла.
— Петя! Скажи ей!
Муж переводил взгляд с матери на жену и обратно. Он явно был в ловушке — между двумя женщинами, которых любил по-разному, но одинаково сильно.
— Мама, — наконец сказал он. — Марина права. Мы не можем давать тебе деньги каждую неделю. И... и я не хочу, чтобы ты переезжала к нам.
Людмила Аркадьевна охнула и опустилась на стул.
— Родной сын... отказывает матери... — пробормотала она. — Позор... Стыд...
— Мы будем помогать тебе по возможности, — продолжал Пётр, обретая уверенность. — Но не так, как раньше.
Свекровь сидела, глядя в пол. Потом подняла глаза на Марину.
— Это всё ты. Ты настроила его против меня.
— Нет, Людмила Аркадьевна, — Марина покачала головой. — Это всё вы. Вы сами настроили нас против себя своими манипуляциями.
Свекровь резко встала.
— Я ухожу. И больше никогда сюда не приду!
— Хорошо, — кивнула Марина. — Когда захотите прийти просто в гости, без требований и манипуляций — будем рады вас видеть.
Дверь за свекровью захлопнулась с таким грохотом, что с полки упала фарфоровая статуэтка — её подарок на прошлое Рождество.
Марина и Пётр молча смотрели друг на друга.
— Она не простит, — наконец сказал он.
— Простит, — Марина подошла и обняла мужа. — Когда поймёт, что по-другому не получится.
Через неделю Людмила Аркадьевна позвонила снова. Марина включила громкую связь.
— Петенька, — голос свекрови звучал непривычно тихо. — Я тут пирог испекла... Может, зайдёте с Мариной?
Марина улыбнулась и кивнула мужу.
— Зайдём, мама, — сказал Пётр. — Спасибо за приглашение.
Вечер был тихим. Чай — горячим. За окном шёл дождь, но теперь он был просто дождём — ни злым, ни добрым. Просто водой с неба.
Марина поняла: иногда нужно всего лишь спросить «ты мне кто?», чтобы расставить всё на свои места.