— Что это? — Андрей держал письмо в дрожащих руках, словно оно могло обжечь.
Ольга замерла у двери, уже одетая для работы. Лицо побледнело мгновенно.
— Откуда ты это взял?
— Из твоего ящика. Искал запонки. — Голос хрипел, как будто он простыл за одну секунду. — Кто такой «А.»?
Она молчала. Мяла сумку в руках, не зная, куда деваться от его взгляда.
— Кто такой А.?! — повторил он громче.
— Тише... дети услышат.
— Кто он?
Ольга закрыла глаза, словно собираясь с духом.
— Преподаватель. В институте, где я учусь.
— И что между вами?
— Ничего. То есть... — Она запнулась, как девчонка, которую поймали на вранье. — Мы поцеловались. Один раз.
Андрей почувствовал, как земля уходит из-под ног. Восемнадцать лет брака. Восемнадцать лет! И вот — "поцеловались один раз"...
А ведь когда-то все было по-другому. Познакомились на том же заводе, где Андрей до сих пор работал инженером-конструктором. Ольга тогда была секретаршей в отделе кадров — молодая, смешливая, с живыми глазами. Он полгода не решался подойти, а потом она сама заговорила с ним в столовой:
— Вы всегда так серьезно едите борщ?
И они засмеялись. Боже, как давно это было! Как давно они смеялись вместе...
Свадьба, квартира, дети. Лиза — их принцесса, которой сейчас шестнадцать, и Максим — десятилетний мечтатель, вечно что-то изобретающий. Обычная семья, обычная жизнь. Работа — дом — дети — сон. И так по кругу, день за днем, год за годом.
Когда же они перестали «видеть» друг друга? Когда стали просто соседями в одной квартире?
Ольга в тридцать девять решила получить второе образование — психология. "Хочу понимать людей", — сказала тогда. А он подумал: зачем понимать чужих, если не понимаешь собственного мужа?
Но не сказал. Как многое не говорил за эти годы...
— Ты его любишь? — спросил Андрей вечером, когда дети наконец заснули.
Ольга сидела на диване, смотрела в окно. За стеклом метель разыгралась не на шутку — февраль в этом году выдался особенно злым.
— Не знаю, — призналась она, не поворачивая головы. — Он... другой.
— В каком смысле другой?
— Он «слушает», когда я говорю. Спрашивает, о чем думаю. Интересуется моими планами, мечтами...
— А у тебя есть мечты?
Она повернулась к нему — и в глазах было столько горечи, что Андрей сам испугался своего вопроса.
— Видишь? — тихо сказала Ольга. — Ты даже не знаешь, о чем я мечтаю. А мы живем вместе восемнадцать лет.
Он молчал. Потому что она была права.
— Расскажи, — попросил наконец.
— Поздно, Андрей. Слишком поздно.
Но она все-таки рассказала. О том, как хотела открыть свой психологический кабинет. Как мечтала поехать в Италию — не на пакетный тур, а настоящее путешествие, с музеями и книжками. Как покупала красивые вещи и не носила их, потому что "особых случаев" не было.
— Помнишь синюю кофту? — спросила она. — С перламутровыми пуговицами?
Он помнил. Пять лет назад, в магазине. Она мерила, крутилась перед зеркалом...
— Красивая, — сказал он тогда. — Бери.
— Я ее ни разу не надела, — призналась Ольга. — Некуда. У нас не бывает особых случаев.
А «с ним» бывают? — подумал Андрей, но не спросил. Боялся ответа.
— Мы можем все изменить, — сказал он вместо этого. — Начать сначала.
— Можем?
В ее голосе не было веры. Только усталость.
— Андрей, когда ты в последний раз дарил мне цветы просто так? Когда мы ходили в театр? Когда ты спрашивал, как прошел мой день, и «действительно» слушал ответ?
Он не помнил. И это было страшнее любого признания в измене.
На следующий день Андрей купил розы. Белые — Ольга всегда любила белые. Принес домой, протянул ей на кухне.
— Зачем? — спросила она, не беря букет.
— Просто так. Потому что люблю.
— Не надо, — тихо сказала Ольга. — Не надо сейчас.
И он понял: «поздно». Когда цветы дарят от отчаяния, а не от любви — это уже не цветы. Это попытка купить прощение.
Все решилось в субботу утром. Дети ушли гулять, и они остались наедине. Ольга сидела на кухне, пила кофе и листала какой-то журнал. Обычное утро, обычные движения. Но Андрей видел: она собирается что-то сказать. Видел в напряжении плеч, в том, как она избегала его глаз.
— Я ухожу, — сказала она наконец, не поднимая головы от журнала.
— К нему?
— К себе. Мне нужно понять, кто я такая.
— А дети?
— Будут с тобой. Я буду забирать на выходные.
Андрей сел напротив. Руки тряслись — как тогда, с письмом.
— Ольга... — Голос сорвался. — Мы же можем попробовать. Я изменюсь. Мы оба изменимся.
Она подняла глаза — и он увидел в них то же, что видел в зеркале по утрам. «Усталость». Смертельную усталость от жизни, которая давно перестала быть жизнью.
— Андрей, — сказала она очень тихо, — мы умерли. Давно. Но продолжаем ходить на работу, готовить обеды, заниматься с детьми... Мы — «хорошие родители». Но мы больше не муж и жена.
— Но ведь любовь...
— Кончилась. — Она допила кофе, поставила чашку. — И знаешь, что самое страшное? Мы даже не заметили, когда это случилось.
Андрей смотрел на нее и вдруг понял: он тоже не помнит, когда в последний раз «хотел» домой. Когда радовался ее голосу в трубке. Когда они были не просто родителями, а «парой».
— Но один поцелуй... — попробовал он еще раз.
— Дело не в поцелуе! — впервые за все время Ольга повысила голос. — Дело в том, что я вспомнила, каково это — быть «живой»! Понимаешь? Живой, а не функцией "мать-жена-домохозяйка"!
Она встала, прошлась по кухне.
— Он видит во мне «женщину». Не мать своих детей, не повариху, не прачку. Женщину! С мыслями, чувствами, мечтами...
— А я не вижу?
Ольга остановилась, посмотрела на него долго, внимательно.
— Андрей, — сказала она совсем тихо, — когда ты в последний раз смотрел на меня? Не проверял, сделала ли я то, что нужно. Не оценивал, как выгляжу. А просто «смотрел». Видел.
Он молчал. Потому что не помнил.
— Вот поэтому я и ухожу, — закончила Ольга. — Я не могу простить. Не тебя — себя. За то, что позволила нам стать чужими людьми.
Она ушла через неделю. Взяла две сумки с вещами и ту самую синюю кофту с перламутровыми пуговицами.
— Наконец-то пригодится, — сказала, складывая ее в чемодан.
Дети плакали. Лиза заперлась в комнате и не выходила два дня. Максим спрашивал, когда мама вернется, и Андрей не знал, что отвечать.
— Не знаю, сынок. Не знаю.
Ольга сняла маленькую квартиру на другом конце города. Устроилась на работу в психологический центр. Звонила детям каждый день, забирала на выходные.
— Мама другая стала, — сказала как-то Лиза. — Какая-то... яркая.
Андрей знал, что она имеет в виду. Видел это в редкие встречи, когда передавал детей. Ольга «светилась». Как будто внутри включили лампочку, которая годами была выключена.
А он остался в квартире, которая стала слишком большой и слишком тихой. Учился готовить завтраки, помогать с уроками, заплетать Лизе косы.
Развод оформили быстро. Без скандалов и дележки имущества.
— Хочу жить на свои деньги, — сказала Ольга в суде.
И Андрей понял: она хочет быть «свободной». От него, от их прошлого, от всего, что связывало ее годами.
Прошел год. Андрей привык к новой жизни — завтракать в одиночестве, слушать детские проблемы, быть и мамой, и папой одновременно.
Иногда, по вечерам, когда дети спали, он открывал семейные альбомы. Смотрел на фотографии — их свадьба, рождение детей, отпуск на море. Счастливые лица, объятия, улыбки.
«Когда это кончилось?» — думал он. «Когда мы перестали быть семьей и стали просто людьми, живущими в одной квартире?»
А потом закрывал альбом и шел спать. Потому что ответа на этот вопрос не было. Или он был слишком болезненным.
В прихожей до сих пор висел шарф Ольги — серый, теплый. Андрей не мог заставить себя убрать его. Как не мог выбросить ее кружку с надписью "Лучшая мама". Как не мог переставить мебель в спальне.
«Некоторые вещи нельзя простить,» — думал он, засыпая в пустой кровати. «Даже себе. Особенно — себе.»
А где-то в другом конце города женщина в синей кофте с перламутровыми пуговицами училась жить заново. И у нее получалось.
🦋Напишите, что думаете об этой ситуации? Обязательно подписывайтесь на мой канал и ставьте лайки. Этим вы пополните свою копилку, добрых дел. Так как, я вам за это буду очень благодарна.😊🫶🏻👋