Я толкнула входную дверь нашей двушки на окраине Екатеринбурга, и в нос сразу ударил запах борща — густой, сытный, с лёгкой кислинкой томатной пасты и ароматом укропа. Обычно такой запах вызывает уют, но сейчас он только раздражал. Это был не мой борщ. Это был борщ Светланы Ивановны, моей свекрови, которая месяц назад поселилась у нас, превратив нашу с Серёжей жизнь в какой-то бесконечный семейный сериал.
— Анечка, ты дома? — её голос, как всегда, звучал бодро, с той особенной интонацией, которая одновременно и тёплая, и слегка командует парадом.
— Да, Светлана Ивановна, — буркнула я, стягивая ботинки в тесной прихожей. Пальто повесила на крючок, стараясь не задеть гору пакетов с продуктами, которые свекровь вечно притаскивала из «Магнита».
— Борщик сварила, с говядинкой, как ты любишь! — она выглянула из кухни, вытирая руки о фартук с вышитыми подсолнухами. Её короткие волосы, подкрашенные в рыжеватый «каштан» из масс-маркета, были аккуратно уложены, а в глазах мелькала привычная искорка — смесь заботы и любопытства, от которого мне всегда становилось немного не по себе.
— Спасибо, — выдавила я улыбку, хотя внутри всё сжалось. Борщ я, конечно, люблю, но этот борщ был как флаг, который Светлана Ивановна водружала на нашей кухне, заявляя: «Теперь тут хозяйничаю я».
Всё началось, когда её однокомнатку в центре затопили соседи сверху. Трубу прорвало, обои отклеились, паркет вспучился — жить там стало невозможно. Ремонт обещал затянуться на пару месяцев, и Серёжа, мой муж, не спросив меня, предложил: «Мам, поживи у нас». Я тогда только кивнула. Ну а что я могла сказать? «Нет, пусть твоя мама живёт в подъезде»? Серёжа смотрел на меня своими большими карими глазами, которые я так любила, и я сдалась. «Ладно, — подумала я, — пару месяцев перетерпим».
Но уже через неделю я заметила, что в нашей спальне что-то не так. Сначала мелочи: дверца шкафа приоткрыта, хотя я всегда её закрываю. Потом мои книги на прикроватной тумбочке — я их раскладываю по цветам обложек, привычка с детства — вдруг оказались в другом порядке. Однажды я нашла свою любимую шёлковую блузку, которую ношу только по особым случаям, аккуратно сложенной, но не в том ящике комода, где я её оставила. Сначала я подумала на Серёжу. Он иногда любит «наводить порядок», что обычно заканчивается тем, что мои вещи оказываются в самых неожиданных местах. Но когда я спросила, он только пожал плечами:
— Ань, я в твоих шмотках не копаюсь. Может, ты сама забыла?
Забыла. Ага. Я, которая с детства приучена мамой держать всё на своих местах, вдруг «забыла». Тогда я начала подозревать Светлану Ивановну. Но как это доказать? Обвинять свекровь без фактов — это как бросить спичку в сухую траву. Серёжа тут же встанет на её защиту, и начнётся: «Мама не такая, она за нас переживает!»
«Переживает» — это было любимое слово Серёжи, когда речь заходила о его маме. Светлана Ивановна действительно переживала. За то, чтобы мы ели её борщ, а не заказывали пиццу. За то, чтобы мы вовремя платили за коммуналку — она даже пыталась сама сходить в ЖЭК, пока я не объяснила, что мы платим через приложение. И, конечно, за то, чтобы у нас поскорее появились дети. Это была её навязчивая идея. За ужином она могла вдруг сказать: «А вот у Наташки, моей подруги, уже трое внуков, а ей всего пятьдесят два!» Или: «Серёж, вы с Аней не затягивайте, возраст-то идёт». Я улыбалась, кивала, а внутри всё кипело. Нам с Серёжей по двадцать восемь, мы женаты всего два года, и о детях пока только болтали за бокалом вина, но ничего конкретного не планировали.
Последней каплей стало утро, когда я нашла свою косметичку не в ящике тумбочки, а на подоконнике в спальне. Моей спальне, куда, кроме меня и Серёжи, никто не заходит. Тушь, помада, пара кисточек — всё аккуратно выложено, как на витрине. Я стояла, глядя на это, и чувствовала, как злость накатывает волной. Это уже не случайность. Это было вторжение.
— Серёж, — начала я вечером, когда мы остались в спальне. — Кто-то трогает мои вещи. И это точно не ты.
Он отложил телефон, где листал паблики про автозапчасти, и посмотрел на меня с лёгким раздражением.
— Ань, опять ты за своё? Мама не будет лазить по твоим вещам. Она же не чужая.
— А кто тогда? Домовой? — я не сдержалась, голос сорвался на повышенный тон. — Мои вещи в спальне кто-то перекладывает, Серёж! Это ненормально!
— Может, ты сама не заметила, как переложила? — он пожал плечами, и я поняла, что разговор зашёл в тупик.
Тогда я решилась на хитрость. Идея пришла, когда я листала ленту в ВКонтакте и наткнулась на рекламу интернет-магазина с поддельными тестами на беременность. Такие продают для розыгрышей: две яркие полоски гарантированы. Я заказала один, благо доставка из соседнего района была быстрой. Через два дня тест лежал в моей сумке, и я, дождавшись, пока Светлана Ивановна уйдёт за картошкой в «Пятёрочку», зашла в спальню. Сделала вид, что пользуюсь тестом, и выбросила его в мусорное ведро под письменным столом. Ведро маленькое, для мелочей — ватных дисков, салфеток, упаковок от косметики. Я положила тест так, чтобы он был виден, но не торчал нагло. Просто ещё один мусор, если не приглядываться.
На следующий день начался цирк. Утром мне написала тётя Люба, Серёжина родственница из Челябинска: «Анечка, поздравляю! Когда рожать-то?» Я опешила, но ответила уклончиво: «Тёть Люба, это вы о чём?» Она прислала смайлик с младенцем и написала: «Ну как же, Света всем рассказала, что ты в положении!»
Часом позже позвонила Маша, Серёжина двоюродная сестра: «Ань, это правда? Почему молчала? Мы так рады!» Я уже начала подозревать, что мой план сработал, но всё ещё не могла поверить, что свекровь так быстро разнесла новость.
А вечером позвонил Серёжа. Он был на смене в автосервисе, где вкалывал мастером, и голос его звучал одновременно взволнованно и обиженно.
— Ань, ты почему мне ничего не сказала? — начал он без предисловий.
— О чём? — я старалась говорить спокойно, хотя сердце колотилось.
— О том, что ты беременна! Мама нашла тест в мусорке в спальне, позвонила мне, вся в слезах от радости. А ты мне ни слова!
Я замерла. Ловушка сработала. Но вместо торжества я почувствовала, как внутри всё сжимается от неловкости и лёгкого стыда.
— Серёж, — начала я осторожно. — Теперь ты понимаешь, что она лазит в наших вещах?
На том конце провода повисла тишина. Я слышала, как он дышит, как будто пытается осмыслить.
— Ты хочешь сказать, что тест был ненастоящий? — наконец спросил он.
— Да, — призналась я. — Я купила поддельный. Хотела проверить, правда ли твоя мама роется в нашем мусоре. И, как видишь, она не только роется, но и сплетни разносит.
Сергей молчал, а потом его голос стал холодным:
— Аня, ты понимаешь, что ты сделала? Мама думает, что у нас будет ребёнок. Она уже всем рассказала, даже бабушке в деревне звонила. А ты… ты её обманула.
— Я её обманула? — я сорвалась. — А то, что она лазает по нашей спальне, это нормально? То, что она роется в мусорке, это нормально?
— Это другое, — отрезал он. — Ты могла просто поговорить с ней. А теперь вся семья думает, что ты беременна, а ты, выходит, лгунья.
Я бросила трубку. Слёзы подступили, но я их проглотила. В тот момент я поняла, что мой план, такой гениальный на первый взгляд, обернулся против меня. Да, я доказала, что Светлана Ивановна нарушает наше личное пространство. Но теперь я была не просто жертвой её любопытства, а ещё и «манипуляторшей» в глазах Серёжи и его родни.
На следующий день я вернулась с работы раньше. Светлана Ивановна сидела на кухне, листая что-то в своём стареньком «Самсунге». Увидев меня, она подняла глаза, и я заметила в них не только обиду, но и какую-то растерянность.
— Аня, — начала она, и голос её дрогнул. — Я же от всей души радовалась. Думала, вы с Серёжей наконец-то… А ты… Зачем ты так?
Я хотела ответить резко, но что-то в её тоне меня остановило. Она выглядела не просто обиженной, а почти уязвлённой, как ребёнок, которому пообещали конфету, а потом отобрали.
— Светлана Ивановна, — начала я, стараясь держать себя в руках. — Я не хотела вас обидеть. Но вы трогаете мои вещи. Перекладываете их, роетесь в мусоре. Это наша с Серёжей спальня, наше личное пространство.
Она молчала, глядя в стол. Потом тихо сказала:
— Я просто хотела помочь. У тебя там такой бардак иногда, Анечка. А в мусорке… я просто убиралась, хотела вынести мусор, а там тест. Я же не специально.
— Но вы не спросили, — возразила я. — И сразу всем рассказали.
— Я думала, это радость, — она пожала плечами. — Для нас всех.
Я вздохнула. Может, она и правда не хотела ничего плохого. Но её «помощь» и её «радость» перешли все границы.
Вечером мы с Серёжей долго говорили. Он всё ещё злился, но уже не так сильно. Я объяснила, почему решилась на обман, и он, кажется, начал понимать. Мы договорились, что он поговорит с мамой, чтобы она больше не заходила в нашу спальню без спроса. А я пообещала, что впредь буду решать такие вопросы без фальшивых тестов.
Но что-то изменилось. Светлана Ивановна больше не варила борщ каждый день, а я стала внимательнее закрывать дверь спальни. И каждый раз, выбрасывая что-то в мусорное ведро, я невольно проверяла, не слишком ли это личное. А в глубине души я знала: этот случай с тестом оставил трещину. Не только между мной и свекровью, но и между мной и Серёжей. И как её заделать, я пока не понимала.
