Ловлю на себе взгляд на сессии, в котором читается нечто большее, чем просто раздражение или злость. Это не про меня. Это про кого-то из прошлого — мать, отца, учителя, того, кто однажды не увидел, не услышал, отверг. Но в этот момент я — этот кто-то. Я становлюсь экраном, на который проецируются все чувства, когда-то оставшиеся без ответа. И это одновременно честно и трудно. Особенно трудно не начать защищаться. Не оправдываться. Не доказывать, что я “не такой”. И самое главное — не исчезнуть эмоционально, не замкнуться в профессиональной броне, которая, по сути, есть просто форма бегства.
Раньше я думал, что устойчивость терапевта — это броня. Сейчас я уверен, что это скорее способность остаться рядом, когда тебя ненавидят, и при этом не перестать быть живым. Когда клиент злится на тебя — он злится через тебя. И если у него получилось разозлиться, значит, в сессии стало достаточно безопасно, чтобы злость вообще появилась. Это уже шаг. Это уже движение. Но для терапевта это движение бывает болезненным. Потому что оно ранит в те части, где ты сам, может быть, до сих пор не успел вырасти. И каждый раз это проверка — на зрелость, на границы, на личную терапию, на всё сразу.
Бывает, после особенно тяжёлой сессии, я выхожу из кабинета с полным ощущением, что я “плохой терапевт”. Что я что-то сделал не так. Хотя рационально понимаю — я просто оказался в эпицентре переноса. И если выдержал это — значит, сделал то, что и должен был сделать. Но рациональное знание редко утешает сразу. В такие моменты я думаю о том, что самая трудная работа терапевта — не интерпретировать, не задавать вопросы и не подводить к инсайтам. А оставаться человеком, когда тебя ненавидят. Быть рядом, не сворачивая ни в холод, ни в обиду. Не превращаться в камень и не растворяться в угождении.
Ненависть клиента — это не поломка процесса, а его часть. Часть глубокой динамики, где рядом с тобой оказывается не взрослый человек, а его внутренний ребёнок, которому больно, который был один, и который теперь проверяет: останешься ли ты, если я тебе не понравлюсь? Если я буду противным, колким, злобным? Не откажешься ли ты от меня, как тогда, в детстве, отказались те, кто должен был быть рядом? И если мне удаётся остаться — не из страха, не из долга, а из честного человеческого присутствия — тогда между нами рождается то, ради чего я когда-то вообще стал психологом. Что-то настоящее.
Автор: Дорофеев Александр Дмитриевич
Специалист (психолог)
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru
