Найти в Дзене

Фандорин: Тень Иуды #2

Оглавление
Дисклеймер:
Эта повесть написана нейросетью. Она создана исключительно для демонстрации возможностей искусственного интеллекта создавать осмысленные произведения в стиле известных авторов. Никакого ущерба писателю, создавшему оригинальный цикл романов о Фандорине, эта публикация не наносит, поскольку она не маскируется под его произведения и не монетизируется.

Глава 3. Поместье «Горизонт»: Тень Предателя

Колония барона Горин-Горинского, вечер того же дня

Фандорин, Маса и Давид подъехали к воротам поместья на запряженной мулом повозке. Белые стены, красные черепичные крыши, аккуратные ряды молодых апельсиновых деревьев — все дышало европейским порядком, резко контрастируя с хаосом Яффы.

— Барон назвал свою колонию «Горизонт», — пояснил Давид. — Он верит, что здесь начинается будущее нашего народа.

— Оптимизм, достойный уважения, — сухо заметил Фандорин, отмечая про себя высокие стены и вооруженную охрану у ворот.

Идиллия с винтовками.

Их встретил сам барон Владимир (Зеэв) Горин-Горинский — высокий, сутуловатый мужчина лет пятидесяти, с проседью в густой черной бороде и глубокими морщинами вокруг глаз. Его костюм — безупречный лондонский сюртук — выглядел слегка нелепо на палестинской жаре.

— Эраст Петрович! — Барон крепко сжал руку Фандорина. — Благодарю, что приехали.

— Вы п-писали о деле, которое требует деликатности, — ответил Фандорин. — И о вашей дочери.

Тень пробежала по лицу барона.

— Лея… исчезла три дня назад. Но давайте пройдем внутрь. Здесь не место для таких разговоров.

Кабинет барона напоминал каюту капитана — книги на полках, карты Палестины с разнообразными пометками, коллекция древних монет под стеклом. На столе стояла маленькая масляная лампа, хотя за окном солнце еще еще не зашло.

— Вы упоминали артефакт, — начал Фандорин, опускаясь в кресло. — Что именно нашла Лея?

Барон молча открыл сейф и достал небольшой глиняный осколок, завернутый в шелк.

— Это часть таблички. Надпись на арамейском. Лея обнаружила ее в пещере близ долины Кедрон.

Фандорин взял фрагмент. Знаки, выцарапанные тысячи лет назад, гласили:

«…и Йехуда сказал: „Если это воля Его, то я…“

Ниже текст обрывался.

— «Йехуда» — это…

— Иуда Искариот, — прошептал барон. — Лея считала, что это опровергает каноническую версию предательства. Что он действовал не из корысти, а… по велению свыше.

— Опасная теория, — задумчиво заметил Фандорин.

— Именно поэтому я просил ее молчать! Но она уже успела рассказать доктору Мюллеру — немецкому археологу. А через два дня… девочка пропала.

— Кто этот Мюллер?

— Иоганн Мюллер. Ученый из Берлина. Изучает раннее христианство. Он… — барон замялся, — человек сложной судьбы. Родился евреем, крестился ради карьеры. Но последние годы одержим идеей «реабилитации Иуды».

Фандорин почувствовал холодное любопытство.

— Где сейчас Мюллер?

— Исчез. Как и Лея.

В этот момент за дверью раздался громкий стук и в кабинет ворвался Михаэль Бар-Ада — высокий, широкоплечий мужчина с пистолетом на поясе.

— Барон! В арабской деревне нашли еще одного убитого! На стене — та же надпись!

Барон побледнел.

— Кровь за кровь… Это начало войны.

Фандорин встал.

— Нет. Это чья-то игра. И мы должны разгадать ее п-правила, прежде чем все взорвется.

*****

Глава 4. Шейх Касим аль-Хадад: Закон Пустыни и Тень Иуды

Деревня шейха Касима аль-Хадада. На следующий день.

Фандорин ехал в сопровождении Давида и молчаливого Масы.

Барон умолял воздержаться от поездки — «это безумие!», но Эраст Петрович знал: истина редко рождается в уютных кабинетах.

Дорога вилась среди холмов, поросших серебристыми оливами и колючим кустарником. Воздух дрожал от зноя. Вдали темнела арабская деревня — глинобитные дома, минарет мечети, стадо коз у каменной цистерны. Над воротами дома шейха развевалось зеленое знамя рода аль-Хадад.

Их встретили настороженно. Мужчины в куфиях смотрели исподлобья, дети затихли. Лишь старый слуга в белой галабии молча провел гостей во внутренний двор, где под виноградным навесом восседал на коврах шейх Касим аль-Хадад.

Хозяин дома был строен, как кипарис, с седой острой бородкой и глазами цвета черного кофе — умными, усталыми и непроницаемыми. Рядом стоял его сын Юсуф — горячий взгляд, сжатые кулаки, поза вызова.

— Мархаба, эфенди, — приветствовал шейх, не вставая. Жест руки указал на низкие диваны. — Кофе? Или ты предпочитаешь чай, как все франги?

— Кофе будет п-прекрасно, — кивнул Фандорин, садясь. Маса устроился позади, как тень. — Я п-принес приветствия от барона Горин-Горинского и п-прошу прощения за беспокойство.

— Беспокойство? — Шейх усмехнулся беззвучно. — Оно пришло не с тобой, франги. Оно пришло с ними. — Он кивнул в сторону колонии. — Они покупают наши земли через подставных лиц, роют наши холмы, ищут свои камни… а теперь их девушка исчезла, и они кричат: «Арабы!» Как будто у нас нет своих дел и своих честных девушек.

— Лея Горин-Горинская исчезла у пещер в долине Кедрон, — спокойно сказал Фандорин. — Недалеко от ваших земель. Нашли ее платок.

— И что? — вспыхнул Юсуф. — Платок — доказательство? Может, ветер унес! Или шакал! А у вас турка убили и намалевали еврейскую надпись на стене! Это кто? Ветер? Шакал?

— Юсуф! — строго остановил его отец. — Гость под нашей защитой. Закон пустыни священен. — Он повернулся к Фандорину. — Мой сын говорит грубо, но… не без оснований. Мы не похищали девушку барона. Зачем нам это? Чтобы дать франгам повод прислать солдат? Мы не глупцы.

Фандорин внимательно наблюдал.

Шейх говорил с достоинством стального клинка. Юсуф пылал, но в его глазах Фандорин прочел не вину, а ярость несправедливо обвиненного.

— Убийства турок, надписи… — продолжил Фандорин. — Это не дело рук барона. Кому выгодно стравливать вас?

— Тому, кто сеет хаос, — мрачно ответил шейх. — Может, турки сами, чтобы ужесточить власть? Может, твой барон, чтобы вызвать жалость Европы? Или… — он помолчал, — аль-Искриоти.

Фандорин насторожился.

— Искриоти? Иуда?

— В этих холмах есть старая легенда, — заговорил шейх тихо, словно боясь спугнуть тени. — О том, что дух Йахуды аль-Искриоти не нашел покоя. Он бродит, сея ложь и раздор, ища искупления, которого нет. Там, где он проходит, брат восстает на брата, друг предает друга. Его знак — тридцать серебряных монет и сломанный кувшин. Лея копала там, где его тень сильна. Может, она потревожила то, чего не следовало?

Кофе был крепким и горьким. Тишину двора нарушал лишь шелест листьев винограда. Фандорин чувствовал, как мистический холодок легкой змейкой скользит по коже, несмотря на зной.

Легенда? Да. Но как часто легенды становятся оружием в руках умных злодеев!

— Вы п-предостерегаете меня, шейх? — спросил он.

— Я предостерегаю всех, — шейх поднялся, это был знак, что разговор окончен. — Ищи свою девушку, франги. Но помни: если кровь прольется из-за лжи, закон пустыни будет суров. Даже к тебе. Маа ас-салама (С миром).

*****

Ночью в скромной комнате Русского подворья в Иерусалиме, где остановился Фандорин, сон к нему не шел. Эраст Петрович ворочался на жесткой кровати. В ушах звенели слова шейха «…тень Иуды… тридцать серебряных монет… сломанный кувшин». В мозгу вертелся обломок таблички: «…если это воля Его…». Лишь под утро усталость взяла свое.

И тогда ему приснилось.

Он стоял в темной пещере. Перед ним на камне лежали тридцать тусклых монет. Рядом валялся глиняный кувшин с отбитым горлышком. Из трещины сочилась не вода, а темная густая жидкость, похожая на кровь. Тень на стене шевельнулась, приняв очертания человека с мешком в руке. Человек обернулся. Лица не было — лишь бездонная чернота. Но Фандорин знал — это Иуда. Тень прошептала ледяным ветром:

— Ищи там, где начало и конец… Где кровь смешалась с водою… Где имя мое стало проклятием…

Фандорин проснулся с резким вздохом. По лицу струился холодный пот. За окном, в предрассветной мгле Иерусалима, завывал шакал — звук, похожий на смех проклятого.

Маса, спавший на циновке у двери, мгновенно открыл глаза, рука легла на рукоять ножа.

— Господин? Беда?

— Нет, Маса, — Фандорин встал, подошел к кувшину с водой, плеснул на лицо. — Не беда. П-подсказка. Или… ловушка.

Он посмотрел на восток, где над Масличной горой занималась кроваво-красная заря. «Где кровь смешалась с водою… Где имя мое стало проклятием…» Сердце Иерусалима билось рядом.

Храмовая гора.

Стена Плача.

Виа Долороса.

И Силоамская купель, куда стекали воды древнего туннеля. Или Голгофа...

Расследование только начиналось, но зловещая тень уже накрыла Святой Город.

(Продолжение следует)