Павел стоял в очереди к травматологу, держась за распухшую руку, когда зазвонил телефон отца.
— Але, Виталик! — радостный голос отца эхом разнесся по коридору больницы. — Как дела? Как учеба в Америке?
Павел скривился. Виталий — младший сын, любимчик семьи, который уже пять лет изучал медицину в Бостоне на деньги родителей. В то время как сам Павел в тридцать два года все еще работал слесарем на заводе и снимал однокомнатную квартиру на окраине города.
— Конечно, конечно, переведу на карточку, — продолжал отец Григорий Иванович. — Сколько нужно? Тысяча долларов? Без проблем. Главное — учись хорошо, сынок.
Павел вспомнил, как три месяца назад просил у отца в долг тридцать тысяч рублей на ремонт машины. Григорий Иванович тогда читал лекцию о том, что в его возрасте пора быть самостоятельным, а не клянчить у родителей.
— Пап, — окликнул Павел, когда тот закончил разговор. — Ты помнишь, что у меня сегодня операция на руке?
— А? — отец отвлекся от телефона. — Какая операция?
— Я же говорил — сломал руку на работе, нужно ставить пластину. Ты обещал подъехать, поддержать...
— Ах да, да, — рассеянно кивнул Григорий Иванович, снова уткнувшись в телефон. — Вон твоя очередь подошла. Иди, я подожду.
Павел тяжело вздохнул и прошел в кабинет врача. Всю жизнь он пытался понять, чем так провинился перед родителями. Вроде бы учился неплохо, не пил, не дрался, работал с шестнадцати лет. Но мать с отцом всегда относились к нему как к досадной помехе, в то время как Виталий был окружен любовью и заботой.
— Перелом сложный, — врач показывал рентгеновский снимок. — Нужна операция под общим наркозом. У вас есть кто-то из родственников? На случай осложнений должен быть сопровождающий.
— Есть, — соврал Павел. Он знал, что отец уже ушел домой, как только понял, что придется провести в больнице несколько часов.
После операции Павел проснулся один в послеоперационной палате. Рука болела, голова кружилась от наркоза, а мобильный телефон молчал. Ни одного сообщения от родителей, от родственников. Только уведомление от начальника цеха: «Выздоравливай быстрее, без тебя работа стоит».
На следующий день, выписавшись из больницы, Павел решил заехать к родителям. Может быть, мать хотя бы поинтересуется, как прошла операция. Но дома он услышал разговор родителей с Виталием по скайпу.
— Витя, сынок, мы так скучаем! — мать Екатерина Степановна почти плакала от умиления. — Когда ты закончишь университет, обязательно вернешься к нам?
— Конечно, мам, — отвечал Виталий с экрана ноутбука. — Только сначала хочу пройти стажировку в клинике Мейо. Это очень престижно.
— Конечно, сынок! Мы поможем с деньгами, — заверил отец. — Главное — твоя карьера.
— А как дела у Павлика? — вдруг спросил Виталий.
Павел замер в прихожей, прислушиваясь.
— А что с ним? — мать пожала плечами. — Все как обычно. Работает, живет своей жизнью.
— Он же руку сломал на работе?
— Откуда ты знаешь? — удивился отец.
— Он мне писал в фейсбуке. Просил передать вам, что лежит в больнице.
Повисла неловкая пауза.
— Мы... мы не знали, что так серьезно, — пробормотала мать. — Думали, просто ушиб.
— Ему нужна была операция, — сказал Виталий. — Мам, пап, вы хоть звонили ему?
— Витя, не читай нам нотации, — резко оборвал отец. — Павел взрослый мужик, сам справится. А ты лучше расскажи, как твои дела.
Павел тихо вышел из дома, так и не зайдя к родителям. Ехал домой и думал о том, что же он такого сделал, что родная семья относится к нему как к чужому.
Через неделю, когда рука немного зажила, Павел решил разобрать старые вещи в кладовке. Среди коробок с детскими игрушками и школьными тетрадями он наткнулся на папку с документами. Обычно такие вещи его не интересовали, но сейчас, в состоянии душевной боли, он решил посмотреть семейные фотографии.
В папке были свидетельства о рождении — его и Виталия. Павел уже хотел отложить документы, но что-то привлекло его внимание. В свидетельстве Виталия было написано: «отец — Петров Григорий Иванович, мать — Петрова Екатерина Степановна». А в его собственном свидетельстве...
Павел перечитал несколько раз, не веря глазам. В графе «родители» стояло: «отец — неизвестен, мать — Иванова Алла Михайловна». А внизу была приписка: «Усыновлен Петровым Григорием Ивановичем и Петровой Екатериной Степановной».
Мир перевернулся. Павел сел на пол кладовки, держа в руках документ, который объяснял всю его жизнь. Он был приемным ребенком. Вот почему родители всегда относились к нему по-другому. Вот почему Виталий был любимчиком, а он — обузой.
С дрожащими руками Павел открыл другие документы в папке. Решение суда об усыновлении, датированное тем временем, когда ему было три года. Справка из детского дома. Медицинская карта с печатью: «социальный сирота».
Все встало на свои места. Теперь понятно было, почему в детстве его фотографии всегда висели отдельно от семейных портретов. Почему родители никогда не рассказывали истории о том, каким он был малышом. Почему у него совсем другая внешность — темные волосы и карие глаза при том, что вся семья была светловолосая и голубоглазая.
Павел вернулся домой и сразу позвонил родителям.
— Алло, — ответила мать.
— Мам, нам нужно поговорить, — сказал он твердо. — Приезжай ко мне. И папу позови.
— Что случилось? — в голосе Екатерины Степановны послышалась тревога.
— Приезжайте, поговорим.
Через час родители сидели на его кухне, недоуменно глядя на сына.
— Павлик, что происходит? — спросил отец. — Ты какой-то странный.
Павел молча положил на стол свидетельство о рождении и документы об усыновлении. Родители побледнели.
— Где ты это взял? — прошептала мать.
— В кладовке, в ваших вещах, — ответил Павел. — Теперь понятно, почему вы меня никогда не любили.
— Что ты говоришь! — возмутился отец. — Мы тебя любили!
— Правда? — Павел горько усмехнулся. — Как любили? Как любили, когда я просил денег на учебу в институте, а вы сказали, что у рабочего человека должны быть рабочие руки? А Виталию оплачиваете университет в Америке.
— Это другое дело...
— Да, другое, — согласился Павел. — Он ваш родной сын, а я — приемыш. Вот и вся разница.
Екатерина Степановна заплакала:
— Мы не хотели, чтобы ты узнал...
— Почему? — спросил Павел. — Потому что стыдились меня? Или боялись, что я начну искать биологических родителей?
— Мы боялись причинить тебе боль, — тихо сказал отец. — Думали, лучше, если ты не будешь знать.
— Лучше для кого? — Павел встал, прошелся по кухне. — Для меня или для вас? Чтобы вам было проще относиться ко мне как к чужому?
— Ты не чужой! — воскликнула мать. — Мы же тебя воспитали!
— Воспитали, — кивнул Павел. — Кормили, одевали, учили в школе. Выполняли родительские обязанности. Но любили ли? Хоть раз вы сказали мне, что гордитесь мной?
Родители молчали.
— Знаете, что самое обидное? — продолжил Павел. — Я всю жизнь думал, что виноват перед вами. Что сделал что-то не так, раз вы ко мне так относитесь. Старался быть хорошим сыном, не создавать проблем. А оказывается, дело было не во мне.
— Павлик, пойми, — начала мать, — мы взяли тебя из детского дома, когда тебе было три года. Ты был такой несчастный, напуганный...
— И что? — резко спросил Павел. — Это меня не сделало хуже Виталия.
— Нет, конечно! Просто... — мать искала слова, — просто к родному ребенку привязываешься по-другому. Это естественно.
— Естественно, — повторил Павел. — Значит, тридцать лет я жил в семье, где меня терпели, а не любили.
— Мы любили тебя! — воскликнул отец. — По-своему любили!
— По-своему, — горько усмехнулся Павел. — А что это значит? Что вы покупали мне самую дешевую одежду и говорили: «Зачем тебе дорогое, ты все равно порвешь»? Что на выпускной в школе не пришли, потому что у папы была важная встреча? Что никогда не интересовались моими планами, мечтами?
— Мы старались дать тебе все необходимое...
— Необходимое, — кивнул Павел. — Крышу над головой, еду, одежду. Все, что положено сироте. А любовь — это лишнее, да?
Екатерина Степановна рыдала, но Павел не чувствовал жалости.
— А теперь скажите честно, — потребовал он, — зачем вы меня взяли? Из жалости? Чтобы выглядеть хорошими людьми перед соседями?
— Мы не могли иметь детей, — прошептала мать. — Врачи сказали, что у меня бесплодие. Мы хотели ребенка...
— А потом родился Виталий, — понял Павел. — И я стал не нужен.
— Витя родился через четыре года после того, как мы тебя взяли, — сказал отец. — Врачи называли это чудом.
— Чудом, — повторил Павел. — И с этого момента я превратился в довесок к вашей настоящей семье.
— Это не так!
— Так! — крикнул Павел. — Иначе как объяснить, что вы забыли про мою операцию? Что никогда не поздравляете меня с днем рождения первыми? Что на семейных фотографиях я всегда стою с краю?
Родители сидели, опустив головы.
— Знаете что, — тихо сказал Павел, успокаиваясь, — я даже благодарен вам. За то, что вы меня вырастили, дали образование, не бросили обратно в детский дом. Но теперь мне все понятно. И я принял решение.
— Какое решение? — испуганно спросила мать.
— Я больше не буду пытаться заслужить вашу любовь, — твердо сказал Павел. — Не буду приходить на семейные праздники, где чувствую себя чужим. Не буду звонить вам каждую неделю, чтобы услышать равнодушное «как дела». Буду жить своей жизнью.
— Ты хочешь разорвать отношения с нами? — ужаснулся отец.
— Я хочу перестать страдать, — ответил Павел. — Тридцать лет я мучился, не понимая, почему родители меня не любят. Теперь я знаю причину. И мне легче.
— Мы тебя любим! — в отчаянии воскликнула мать.
— Нет, — покачал головой Павел. — Вы привыкли ко мне. Это разные вещи. А любите вы Виталия. И это нормально — он ваш родной сын.
Он проводил родителей до двери, чувствуя странное облегчение. Впервые в жизни он понимал, что не виноват в том, что произошло с его семьей. Он просто оказался не тем ребенком, которого они хотели.
Вечером Павел позвонил Виталию в Америку.
— Привет, брат, — ответил младший. — Как рука?
— Заживает, — сказал Павел. — Слушай, Витя, у меня к тебе вопрос. Ты знал, что я приемный?
Долгая пауза.
— Знал, — тихо ответил Виталий. — С детства знал.
— И молчал?
— Родители запретили говорить. Сказали, что ты расстроишься.
— Понятно, — Павел не удивился. — А ты как ко мне относишься? Как к брату или как к чужому человеку?
— Как к брату, — без колебаний ответил Виталий. — Ты же меня воспитывал, помогал с уроками, защищал от хулиганов. Для меня ты всегда был старшим братом.
— Спасибо, — Павел почувствовал, как теплеет на душе. — Это дорогого стоит.
— Пашка, а что теперь будет?
— Не знаю, — честно признался Павел. — Пока не знаю. Но впервые в жизни я чувствую себя свободным. Свободным от необходимости доказывать, что достоин любви.
После разговора с братом Павел долго сидел у окна, глядя на огни города. Завтра он начнет искать свои корни — может быть, узнает что-то о биологической матери. А может быть, просто будет строить новую жизнь, где не нужно будет извиняться за свое существование.
Одно он знал точно — больше никогда не будет стучаться в закрытые двери.
Спасибо вам за активность! Поддержите канал лайком и подписывайтесь, впереди еще много захватывающих рассказов.
Если вам понравилась эта история, вам точно будут интересны и другие: