Много ли вы знаете об Александре Македонском?
История помнит его, как стратега, как завоевателя и как юного царя, сокрушившего одну из самых могущественных империй древности.
Лишь однажды, и только однажды, он заплакал. И не на поле боя.
Это случилось не тогда, когда он терял друзей и не в день, когда усталость охватила его армию в глубинах Индии, а в тёплую весеннюю ночь, под куполом звёзд, когда в его глазах отражалось пламя. Горел Персеполь — символ персидского величия, а вместе с ним — память о тысячелетиях.
Тогда, возможно впервые, Александр понял, что значит потерять не стены, а смыслы.
Присаживайтесь поудобней, приятного времяпрепровождения!
Город, построенный для вечности
Персеполь — один из величайших городов Востока. Церемониальная столица Ахеменидской державы, выстроенная Дарием Великим и его преемниками. Это был не просто город — это был акт самопредставления империи. Храмовая архитектура, мозаики, лестницы с барельефами, изображающими народы, пришедшие с дарами. Всё здесь было символом порядка и силы.
Здесь хранились таблички, на которых писали не только законы и налоги, но и поэмы, мифы, медицинские знания. Архивы, чей возраст насчитывал столетия. Стены, на которых высекались переговоры и летописи, знали имена тех, кто строил империю, прежде чем она стала добычей чужеземного царя.
Александр видел это. И, как утверждают античные источники, он был поражён. Он хотел не разрушить, не разграбить, а впитать. Забрать силу города не только мечом, но и пониманием, что в этих колоннах застыли века.
Царь, который входил не с мечом
Весной 330 года до н.э. армия Александра вошла в Персеполь. Без боя. Персы, зная о поражении Дария III и падении других ключевых городов, не сопротивлялись. Храмовые служители открыли ворота, знать присягнула на верность и город пал, пускай и с достоинством.
Александр, как свидетельствует Арриан, был уважителен. Он приказал не трогать гробницы царей, совершил жертвоприношения в местных храмах и даже публично признал величие персидской культуры. Всё шло к тому, чтобы сделать Персеполь символом объединения Запада и Востока.
Некоторые современники и исследователи считают, что Александр видел в этом акт культурной передачи. Он хотел не стереть Персию, а включить её в состав своего имперского мира. Именно поэтому трагедия, развернувшаяся в ту ночь, стала для него личной драмой.
Пир, женщина и огонь
Плутарх, один из самых известных биографов, рассказывает историю о том, как Александр устроил пир в Персеполе. На этом пиру, среди македонской знати и приглашённых гостей, находилась гетера по имени Таис. Женщина, близкая к царскому кругу, она произнесла фразу, которая изменила всё:
«Пусть сгорит этот город, как сгорели Афины по вине персов!»
Александр, пьяный, охваченный эмоциями и воодушевлённый речью, якобы поднимается и бросает факел в здание дворца. Остальные подхватывают и начинается пожар. Горит не только зал, где был пир, горит уже и центр города, и храм, и... библиотека.
Некоторые считают, что Таис была лишь поводом, а настоящей причиной стала потребность в психологическом завершении войны: сжечь символ врага, чтобы окончательно победить.
Когда он понял
Утром, когда восточный ветер уносил пепел, Александр приказал остановить огонь, вот только было уже поздно. По словам историка Диодора Сицилийского, он «был поражён размахом разрушений и несколько дней отказывался говорить». Солдаты вспоминали, что он не выходил из шатра, кроме как для того, чтобы в молчании смотреть на обугленные стены.
Один из слуг Александра, как гласит легенда, подал ему табличку, уцелевшую в огне. На ней был список имён строителей храма. Александр, взглянув, сказал:
«Я уничтожил память, оставил только прах.... это не победа».
Историки спорят, насколько достоверна эта фраза, но сам факт того, что Александр оплакивал Персеполь, — засвидетельствован сразу в нескольких источниках. И главный предмет скорби не дворцы, а библиотека.
Потерянная память
Персеполь хранил тысячи табличек. Часть — клинопись на эламском и древнеперсидском, часть — на арамейском. Они содержали тексты, которые могли бы переписать нашу историю. Легенды шумеров, списки народов, данные о звёздах и медицинских снадобьях. Всё это, к сожалению, исчезло.
Современные археологи нашли лишь обугленные обломки. Всего несколько сотен уцелевших табличек, рассказывающих о налогах и поставках. Ни одного эпоса, ни одной философской записи и ни одного трактата, который мог бы стать наследием.
Возможно, там были зафиксированы мифы, которые предшествовали греческим. Возможно, знания, утерянные для цивилизации навсегда. Персеполь мог быть местом диалога культур, но стал эпизодом трагедии.
Александр и пепел
Что чувствует человек, уничтоживший то, что восхищало его? Можно быть победителем в битве, но проигравшим в памяти. Александр понял это и, возможно, впервые. Он завоёвывал не только копьями, но и культурой. Он уважал Египет, обожал Илиаду, носил с собой свитки. И в тот момент понял: он разрушил то, что хотел впитать.
По одной из версий, после пожара в Персеполе он изменился. Стал менее горячим. Меньше стремился к разрушению, больше к строительству. Появились новые города, памятники, школы. Может быть, в этом — тень Персеполя.
Некоторые биографы замечают: после Персеполя в Александре появился иной тон. Меньше театральной ярости, больше размышления. Он начал вести переписку с мудрецами, приглашал к себе жрецов и философов, пытался понять, как связать военные победы с духовным содержанием мира.
Когда цивилизация рушится
Мы думаем, что главное — не дать разрушить города, но на самом деле настоящая катастрофа случается тогда, когда исчезают книги, архивы, знания, когда дети не могут прочесть, откуда они, когда никто не помнит, какие были звёзды в древнем календаре (ну, допустим).
Александр увидел всё это в огне, и заплакал. Не как полководец, а как человек. И в этом — его величие. Не только в том, чтобы победить, но и в том, чтобы осознать цену победы.
И в итоге...
Давайте поразмышляем:
- Можно ли считать Александра виновным?
- Что на ваш взгляд страшнее: уничтожить город или знания о нём?
- Как вы думаете, почему мы до сих пор не учимся на историях, которые уже были прожиты?
- И правда ли, что плач царя — всегда поздно?
Встретимся в комментариях!