Она не работала ни одного дня.
Я работал на трёх работах.
И всё равно виноват я. Как такое вообще устроено?
Виноват по тому, что ты жив
Когда я в третий раз за ночь вернулся с дежурства, не выспавшись, не выдохнув, с глазами цвета битума, и увидел, что жена снова злится — мне стало понятным, что моя семейная драма дошла до уровня, на котором даже кот боится влезать в конфликт.
«Ты опять задержался!» — сказала она фразой, которая почему-то прозвучала как обвинительный акт.
Я посмотрел на часы. 06:17. Уточнил: «На третьей работе была ночная смена. Помнишь?»
Она вскинула брови — ну, знаешь этот бровный приём, когда тебя обвиняют не в действиях, а в том, что ты вообще существуешь.
Усталость у меня была не просто физическая — она уже пахла. Сначала как холодный пот. Потом как мужская депрессия.
А потом — как старый чайник на плите, гудела, но никто не подходил.
Она завернулась в плед, как в кокон, из которого вылупляются пасивно-агрессивные упрёки.
«Ты не бываешь дома. Мы вообще не разговариваем».
Ложь. Мы разговариваем. Только всё больше в форме обвинительных прений.
Я стоял с рюкзаком и пакетом, где хлеб обнял презервативы, а кофе мои последние силы.
«А когда я должен быть дома?» — спросил я. Не в надежде, а чтобы понять расписание обвинений.
Она ответила: «Ты всегда уставший. От тебя никакого толку».
И тогда внутри меня что-то очередной раз хрустнуло. Нет, не кость.
Что-то вроде мужской роли — той самой, где ты и добытчик, и сантехник, и клоун, и психолог, и банкомат с ногами.
В голове стучало от усталости и злости. Я просто молча сел на табурет.
И впервые за долгое время осознал, я не в браке. Я — в ловушке.
Дом, в котором мне больше нет места
Пришёл домой — нет, ввалился — где-то около семи утра. После третьей смены. С работы, где я больше не человек, а ходячий функционал.
Ключ еле провернулся в замке, как будто и он устал от меня.
Я уже не чувствовал пальцев. Да и зачем? Это не пальцы, это кнопки для зарплаты.
Она стояла на кухне в халате, в котором я её видел чаще, чем в любом другом наряде за последние три года.
Чайник уже вскипал. То есть был шанс, что разговор тоже вскипит.
— Опять? — сказала она. Даже не "Привет", не "Ты как". Просто "опять".
— А что "опять"?
— Опять домой, когда уже утро? Ты вообще когда спишь?
Я хотел сказать: «Между остановками маршрутки и микросном у кофемашины на складе». Но не сказал.
Я просто молча снял куртку. В носу запах грязных кружек и молчаливого осуждения. Проблемы в отношениях пахнут хуже, чем немытая посуда.
На диване уже дежурила её мама. Она всегда приезжала, когда семейный скандал начинался особенно громко. Как будто у неё был радар на наши крики.
— Ты вообще на жену свою посмотри, — сказала она мне с порога как прокурор. — Девочка тут одна, целыми днями, а ты где?
Я хотел сказать, что «девочка» — это 32-летняя женщина с подпиской на Netflix и вечным зарядом обид. Но не стал.
Промолчал. Потому что уставший. Потому что мужская усталость — это не то что здесь обсуждается.
На кухне уже сидела Света, её подруга. В семь утра!!!
Психолог. Ну как — инстапсихолог, три марафона по чакрам и один курс по «Как перестать быть жертвой (если не хочешь готовить)».
— А ты попробуй хотя бы выслушать её, — вставила свои три копейки она. — Ты холодный. Эмоционально.
— Я не холодный, Света. Я замёрз. Я шесть месяцев сплю по четыре часа в день. Я не муж, я холодильник с функцией перевода денег.
Они обе обиделись.
А жена? Она просто молчала. Смотрела в меня глазами, в которых было всё, кроме желания меня понять.
А потом сказала тихо, почти шёпотом: — Я больше не могу так. Это не жизнь. Это каторга.
Удар.
Не по сердцу — по последнему хлипкому гвоздю, на котором держалась моя роль мужа, добытчика, партнёра.
Я почувствовал, что эмоциональное выгорание у мужчин — это не метафора. Это когда у тебя нет ни сил, ни слов. Только тишина внутри, и гул чайника снаружи.
— Окей, — сказал я. — Я понял.
— Что понял? — удивилась жена.
— Что вы все уже давно без меня. Просто я этого не замечал.
Вышел в коридор. Ванна и спать. Гуляйте вы все …….на банан.
Когда мусор становится последней каплей
Пришёл домой около полуночи. Работа №2 задержала, а от №3 отпустили только потому, что начальник сам упал в обморок.
Пальцы гудят. Спина — деревянная. Сознание — ватное. Я еле помнил, как зовут кота. Возможно, и он уже не помнил.
В подъезде — гам. Мужской голос, глухой, пьяный, с матами, как будто Сатана делает озвучку.
Я остановился на лестнице — узнал голос. Сосед. Николай. Ветеран возмущения. Вечно с перегаром и мнением.
Он колотил в нашу дверь.
— ТЫ САМА, ЧТО ЛИ, ДУМАЕШЬ, ЧТО ПОДЪЕЗД — ЭТО ТЕБЕ МУСОРКА?!! Я В ЭТОМ ГОВНЕ ПЕРЕСТУПАЛ УТРОМ!
— Николай, я утром хотела вынести! — кричала она. Голос — испуганный, но с этой её вечной нотой жертвы, которая всегда права.
И тут… он ударил её.
Я услышал. Потому что глухой шлепок по щеке — это тот звук, который навсегда прописывается в подкорку.
Я рванул вверх. Он уже спускался. Пьяный, шатающийся, но довольный.
Она стояла в коридоре. Плакала. Держалась за щеку.
Я спросил:
— Ты как?
— Поздно! Где ты был? Он на меня руку поднял, а тебя рядом нет! Ты на своих работах шляешься!
— Он тебе врезал за мусор. ТЫ оставила его у двери?
— А ты должен быть рядом! Защищать! Что мне теперь делать?!
И тут я понял. Я — не человек. Я — жилет, в который она орёт.
Я должен работать, защищать, искупать её ошибки. И быть удобным.
Я прошёл мимо неё. Молча.
Достал из шкафа рюкзак. Достал паспорт. Положил всё на стол. Сел.
Она замерла.
— Ты что делаешь?
— Я устал.
— Что это значит?
— Значит, я нашёл стройку на Севере. Три года. Контракт. Билеты на следующей неделе.
— Это шутка?
— Нет. Это отпуск. От тебя, от работ, от этой семейной трагикомедии.
— Ты просто сбегаешь!
— Нет. Я выхожу из роли, в которую меня никто не спрашивал, хочу ли я играть.
Она замолчала. Потому что у неё в голове не укладывалось, что мужчина может просто взять и уйти. Без скандала. Без кулаков. Без "в последний раз".
Я ушёл в спальню. Закрылся. Лёг. Впервые за долгое время — я не думал, как завтра всех устроить. Я вспоминал из интернета, какая погода в Якутии в октябре.
В зоне покрытия — только холод
Прилетел в Нерюнгри. От этого города стройка в 50-ти километрах.
В этом месте нет романтики. Тут есть экскаваторы, бесконечные снежные насыпи, серые вагончики и ощущение, что ты умер, но тебя никто не оформил.
Встретили меня без фанфар. Пожали руку. Выдали спецовку.
Заселили в жилой модуль. Сосед — молчаливый мужик из Кемерово с лицом, как будто ему задолжал весь мир.
И вот — тишина.
Я просыпаюсь утром — и никто не обвиняет меня, что я спал слишком долго.
Я ложусь ночью — и никто не выносит мозг за то, что я молчу.
Одиночество и изоляция? Возможно.
Свобода и новое начало? Абсолютно.
Я начал вставать в шесть утра по своей воле. Стал курить меньше.
Стал снова узнавать себя в зеркале, где раньше был только безмолвный банкомат с отёками.
Но на седьмой день ко мне подошёл Антон — бригадир.
— Слушай, ты там был в сети утром?
— Нет. А что?
— Просто твоя баба тебя в сети закопала. Там пост — мол, ты уехал, бросил, не помогаешь, она в одиночестве, без денег, без любви, без кота.
Кота, кстати, я забрал. Хоть кто-то заслуживал спасения.
Открыл старенький смартфон, подключился к Wi-Fi в столовке.
Пост был. Комментарии были. Там даже кто-то написал:
«Вот ещё один, который не выдержал мужской ответственности».
(Спасибо, Татьяна_369, из Волгограда.)
Она писала: «Он оставил меня одну. Уехал, не объяснив. Просто сбежал как трус. А я верила, надеялась, старалась…»
Я знал, это не мне. Это её друзьям, её подписчикам, самой себе.
Это — не крик боли. Это пиар боли.
А я — плохой пиарщик.
Вместо ответа я написал риэлтору.
Попросил начать предпродажную подготовку моей квартиры, выдам ему доверенность. Чтобы он начал сбор документов на сделку.
В ту ночь я спал как мёртвый. Потому что принял следующее решение:
продать квартиру. И закрыть последнюю дверь. С ключом изнутри.
Квартира без любви — объект на продажу
Риэлтор — молодой парень, по имени Дима.
Говорит быстро, как будто боится, что я передумаю.
— Вы уверены? — спросил он в третий раз. — Там же… ну… жена ваша. Прописана.
— Она не собственник, — ответил я. — А я больше не жилец этого цирка.
Оформил на него доверенность, выслал платной почтой, за 3 дня принесли ему в офис. Дима занялся всем: оценкой, документами, нотариусом, оплатил все платежки (она ведь не оплачивала ЖКХ и долг появился) и отключил лицевые счета.
Я просто кивал. Я не мстил. Я упорядочивал остатки разрушенного.
Квартира — это был последний якорь, который связывал меня с тем, чего уже не существовало: брак, который сгнил, но продолжал требовать внимания.
Она узнала через неделю. Позвонила.
Я не взял трубку.
Потом пришли сообщения.
— Это что значит?
— Ты серьёзно?
— Как ты мог?!
— Где я буду жить?!
— Мне идти некуда!
Все эти фразы, кстати, впервые звучали как признание, что без меня — никак.
А ведь раньше она говорила, что «сама справится», что «я только мешаю».
Дима прислал фото покупателей. Молодая пара. Мужик ростом под два метра. Молчаливый, от одного его взгляда мурашки по спине бегать начинают, написал Дима.
Потом позвонил: — Сразу купили. Им понравилась планировка. Я предупредил, что продажа с жильцом и объяснил, почему. Он сказал, всего два слова «я решу».
А я подумал, надеюсь, им понравится и прописанная жена, которая будет теперь долго-долго судиться. И то, что она точно проиграет, потому что жаловаться и командовать она умеет, а вот работать, особенно головой, нет.
Я не злорадствовал. Я просто впервые в жизни чувствовал себя свободным.
Через неделю пришёл официальный запрос от её адвоката: "Моя доверительница требует компенсацию и частичную долю".
Я отправил ответ: Никакой доли. Она жила за мой счёт. Всё — задокументировано. Квартира была куплена до брака. А мебель, что в квартире, не моя и не её, она куплена в кредит (кредит оформила жена на себя, а я только платил за него), пусть банк заберет за долги.
Вот и всё. Развод и раздел имущества завершён.
Вышел на улицу продышаться, снег под ногами хрустит, как хребет старой жизни.
На стройке сегодня заливали фундамент. Бетонная плита легла тяжело, но ровно. Как и точка в конце моей истории.
Я больше не муж.
Не банкомат.
Не громоотвод.
Я — человек.
Свобода и новое начало
Живу в вагончике. У меня кот, термос и ощущение, что я снова существую.
Иногда мне снится её голос. Я просыпаюсь и улыбаюсь — это просто сон.
Что делать, если чувствуешь, что выгораешь?
Иногда — просто уйти? Не чтобы вернуться. А чтобы спастись.
Как понять, что твой брак разрушен?
Когда вместо любви — чек-лист обязанностей. А вместо «мы» — два «я», которые только мешают друг другу дышать. Это теперь я запомнил на всю жизнь
Я выбрал себя.
Это не побег.
Это — выход.
Подпишитесь на канал, чтобы вы могли оставить комментарий, может он зря так с женой поступил? Может надо было по-другому как-то?
Редакция рекомендует: