Вопрос о том, являются ли поступки человека неизбежным следствием начальных условий Вселенной и законов природы, или же у нас есть подлинная свобода воли, остается одним из самых фундаментальных и сложных. С одной стороны, детерминизм подразумевает, что каждое событие предопределено предшествующими причинами согласно законам физики. Если детерминизм истинен вплоть до мыслей и действий, то поведение человека можно рассматривать как звено непрерывной цепи, уходящей корнями к Большому взрыву. С другой стороны, интуитивное ощущение свободы воли заставляет нас верить, что мы способны выбирать и нести ответственность за свой выбор. Данная работа рассматривает проблему свободы воли сквозь призму современной науки: нейробиологии принятия решений, физики (классической и квантовой), мнений ведущих ученых и философов, а также достижений в создании искусственной жизни. Мы обсудим, что показывают эксперименты о “решениях” мозга, как физические законы трактуют причинность, смогут ли люди синтезировать живое из неживого и как это влияет на понимание уникальности жизни и свободы выбора.
Нейробиология решений и иллюзия свободы воли
Одним из самых известных научных вызовов свободе воли стали эксперименты нейрофизиолога Бенджамина Либета в 1980-х годах. Либет измерял электрическую активность мозга (так называемый потенциал готовности в моторной коре) во время простого добровольного движения пальца и сопоставлял ее с моментом, когда испытуемый осознавал желание двигаться. Результат оказался поразительным: характерный всплеск мозговой активности начинался в среднем за 0,4–0,5 секунды до того, как человек сообщал о возникновении сознательного намерения пошевелить рукой. Иначе говоря, мозг “решал” раньше, чем это решение попадало в наше сознание. Либет заключил из этого, что инициирование спонтанного волевого акта происходит бессознательно. Эти опыты многократно воспроизводились другими исследователями, подтвердив сам феномен предваряющей мозговой активности.
Такое открытие породило бурную дискуссию о том, не является ли наше ощущение свободного волеизъявления всего лишь иллюзией. Психолог Дэниел Вегнер, изучавший феномен сознательного контроля, метафорично сравнил роль сознания с поворотником автомобиля: вспышка сигнала сопровождает поворот, но не вызывает его – так и ощущение воли может быть лишь эпифеноменом, “чувством, которое просто возникает у человека”, а не реальной причиной действий. Популяризатор нейронауки Сэм Харрис, ссылаясь на данные Либета, писал: «Одно теперь кажется несомненным: за несколько мгновений до того, как вы осознаете, что собираетесь сделать – в тот момент, когда вам субъективно кажется, будто у вас полная свобода поступить так или иначе – ваш мозг уже решил, что вы сделаете». Подобным образом рассуждает и нейроэндокринолог Роберт Сапольски: в своей книге “Determined: A Science of Life Without Free Will” (2023) он подробно прослеживает причинно-следственные цепочки поведения от миллисекундных нейронных процессов до генов и условий воспитания, утверждая, что каждое наше действие полностью обусловлено предшествующими событиями. По меткому выражению философа Галенa Стросона, которое приводит Сапольски, “удача поглощает всё” – вплоть до того, какими чертами характера мы располагаем. С этих позиций свободная воля – не более чем ощущение, возникающее из незнания всех факторов, предопределяющих наш выбор.
Не только Либет и его последователи получили результаты, ставящие под сомнение независимость сознательного “я”. В 2008 году с помощью фМРТ было показано, что исход простого выбора (нажатие левой или правой кнопки) можно предсказать за 7 и более секунд до того, как человек субъективно принял решение. В этом эксперименте активность определенных отделов коры (префронтальная и теменная области) позволяла угадывать, что выберет испытуемый, задолго до возникновения у него чувства намерения. Такие результаты подкрепляют идею о том, что мозг начинает формировать решение задолго до его попадания в сознание. Более того, некоторые исследования показали, что люди могут ошибочно приписывать себе авторство действий: например, если им внушить, что они совершили поступок, они склонны верить, что сделали это по собственной воле – даже если на самом деле действие было вызвано внешними причинами. Подобные феномены подрывают интуитивное представление, что наше “я” полностью контролирует наши поступки, и вместо этого рисуют картину, где сознание скорее наблюдает за решениями, принятыми подсознательными нейронными процессами.
Однако нейробиологические исследования свободы воли далеко не однозначны. Во-первых, Либет сам не считал свои результаты доказательством отсутствия свободы воли. Он отмечал, что у сознания может сохраняться роль “вето” – возможности отменить инициированное бессознательно действие в последний момент. Действительно, последующие опыты выявили, что человек способен внести коррективы или подавить движение даже после возникновения потенциала готовности, что указывает на более сложную взаимодействие между сознанием и бессознательными процессами. Во-вторых, продолжились споры о том, что именно измерял потенциал готовности. Например, были зафиксированы случаи, когда движение происходило без типичного потенциала готовности. Появилась гипотеза, что выявленный Либетом сигнал может быть не специальным “маркером решения”, а артефактом усреднения фоновых колебаний активности мозга. Современный метаанализ десятков подобных экспериментов показал, что ряд выводов Либета менее устойчивы, чем считалось, и зависят от методик и интерпретаций. Например, среднее время возникновения потенциала готовности по новым данным составляет около 700 мс до движения (несколько больше, чем у Либета), а субъективное время волевого импульса – около 150 мс до действия. Пока не ясно, отнимает ли это у сознания всякую причинную роль или же оставляет пространство для “свободы воли” в виде коррекции или модуляции бессознательных импульсов (т. н. концепция “свободы воли совместимой с детерминизмом”, о которой ниже). В целом же нейронаука указывает на то, что ощущение свободного выбора может быть во многом конструкцией мозга, формирующейся после того, как решение фактически уже принято нейронными сетями. Эта точка зрения, хоть и получила широкую поддержку экспериментальными данными, не является окончательной истиной, но ставит под сомнение наивное понимание свободы воли как независимого и не обусловленного ничем волевого акта.
Физические основы детерминизма. Классическая и квантовая механика
Проблема свободы воли неразрывно связана с вопросом детерминизма в физической картине мира. В классической (ньютоновской) физике господствует строгий детерминизм: зная точное начальное состояние системы, можно в принципе вычислить ее состояние в любой момент будущего. Французский ученый Пьер-Симон Лаплас в XIX веке сформулировал образ всеведущего “Лапласова демона”, который, обладая полной информацией о положении и импульсе всех частиц во Вселенной, смог бы безошибочно рассчитать всю ее историю и будущее. В классической теории всегда существует только одно возможное будущее, полностью предопределенное предыдущими причинами. Даже сложные и хаотические системы, поведение которых трудно предсказывать, в основе своей не нарушают детерминизма – хаос лишь означает крайнюю чувствительность к начальным условиям, но не случайность. Как образно отмечают физики, хаотичная система хоть и непредсказуема на практике из-за крошечных неточностей измерений, но “у нее все равно есть только одно будущее”. Непредсказуемость не равна свободе: то, что человек не может рассчитать некую систему (например, погоду или мозг), не означает, что система не следует строгим законам причинности. Если бы гипотетически существовал компьютер или разум, способный учесть все параметры человеческого мозга, он предсказал бы и решения человека – и тогда о свободе воли в классическом детерминистском мире говорить не приходится.
Однако современная физика внесла существенные корректировки в лапласовский детерминизм. Квантовая механика, описывающая поведение микрочастиц, носит вероятностный характер. Согласно стандартной интерпретации (копенгагенской) квантовой механики, исход отдельных микрособытий фундаментально случаен: например, невозможно принципиально предсказать точный момент распада радиоактивного атома или результат измерения спина электрона – можно лишь указать вероятность тех или иных исходов. Это значит, что будущее на микроскопическом уровне не жестко фиксировано однозначно предшествующим состоянием – есть множество возможных вариантов. На первый взгляд, такой индетерминизм мог бы приоткрыть лазейку для свободы воли: если мозг способен усилием воли влиять на квантовые события, то сознание не было бы заложником механической причинности. Однако большинство ученых сходятся во мнении, что квантовые флуктуации не дают осмысленной свободы, а лишь добавляют элемент случайности. Во-первых, квантовый случайный выбор не контролируется никакой волей – он, по определению, не обусловлен ничем (или же обусловлен скрытыми параметрами, о которых у нас нет информации). Случайность не тождественна свободному решению, ведь истинная свобода подразумевает выбор, исходящий от агента, а не рулетку природы. Во-вторых, макроскопические объекты, вроде нейронов мозга, подчиняются в основном усредненным законам – квантовые эффекты на уровне молекул в мозге обычно не “поднимаются” до уровня больших нейронных сигналов, благодаря чему мозг как система описывается со вполне классической детерминистской точностью. Существуют неординарные гипотезы (например, с участием квантовой гравитации Роджера Пенроуза или квантовой когерентности в нейронах), пытающиеся связать сознание с квантовыми процессами, но экспериментальных подтверждений им нет. Таким образом, квантовая механика, хоть и вносит элемент неопределенности в фундаментальные законы, не спасает классическое понимание свободной воли: она лишь заменяет заранее предопределенное будущее на набор случайных вариантов, что едва ли соответствует желанному контролю человека над своей судьбой.
Важно отметить, что наличие жестких физических законов не обязательно исключает понятие свободы воли, если правильно его переосмыслить. Некоторые философы и ученые придерживаются точки зрения совместимости (компатибилизма), согласно которой наши действия могут одновременно быть полностью причинно обусловленными и в то же время считаться “свободными” в определенном смысле. Например, известный физик Карло Ровелли утверждает, что свободная воля – это полезное понятие, отражающее нашу непредсказуемость и внутреннюю автономию от внешнего принуждения, но не требующее нарушения законов природы. Ровелли отмечает, что человек – чрезвычайно сложная, непредсказуемая система, подобно другим макроскопическим системам (например, погоде или морю), и в этом состоит наше фактическое ощущение свободы. Мы чувствуем себя свободными, когда действуем по своим внутренним мотивам без внешнего нажима – и это совместимо с тем, что эти мотивы и действия имеют физические причины. “Наше представление о том, что мы свободны, верно, – пишет Ровелли, – но лишь в том смысле, что мы просто не знаем всех причин, по которым принимаем решения”. С этой точки зрения, свобода воли – это не магическое спонтанное сотворение действий из ничего, а способность действовать согласно своему характеру, желаниям и разуму в отсутствие внешних принудительных факторов. В самом деле, когда мы рассуждаем в обыденной жизни о свободе, мы обычно имеем в виду именно свободу от принуждения (насилия, угроз, физических ограничений). Совместимы ли такие рассуждения с строгим детерминизмом? Ровелли и другие компатибилисты полагают, что да: законы природы могут предопределять наш выбор, но выбор все равно “наш”, если он обусловлен нашими собственными мыслями и желаниями, а не внешней силой. Таким образом, физика дает двоякую перспективу: на уровне фундаментальных принципов она не оставляет места для “суверенной” воли, независимой от причин, но на уровне практического описания человека как агента вполне можно говорить о свободе (как автономности и непредсказуемости), не вступая в противоречие с детерминистской картиной мира.
Взгляды современных ученых и философов
Сам Харрис, нейробиолог и популярный публицист, является одним из самых последовательных сторонников идеи, что свобода воли – иллюзия. В своей книге “Free Will” (2012) Харрис, ссылаясь на данные нейронауки, утверждает, что мысли и намерения возникают в мозге без участия нашего сознательного “я”, а потому мы не являемся их авторами в полном смысле. Он пишет, что мозг, подчиняясь биохимии и условиям, фактически принимает решение раньше, чем человек осознает его, поэтому ощущение свободного выбора – лишь чувство, не соответствующее реальному положению дел. Харрис доводит аргумент до вывода о несправедливости традиционных представлений об ответственности: трудно винить человека за поступки, если он не мог действовать иначе, ведь каждый из нас – продукт генов и среды, за которые мы тоже не несем ответственности. Тем не менее Харрис считает, что признание отсутствия свободной воли не ведет автоматически к хаосу или аморальности – люди по-прежнему будут стремиться избегать боли и страданий и ценить добрые поступки, просто пересмотрят основания наказания и осуждения. Его позиция относится к философскому направлению, известному как “жесткий детерминизм”: свободная воля не существует, и следует принимать это как научный факт.
Роберт Сапольски, профессор биологии из Стэнфорда, в 2023 году выпустил объемный научно-популярный труд “Determined: A Science of Life Without Free Will”, где излагает сходную точку зрения с позиции биолога. Сапольски подробно рассматривает нейробиологию поведения, генетику, эндокринологию и психологию, демонстрируя, как на каждое человеческое действие влияет цепочка причин – от импульсов в мозге за миллисекунды до воспитания в детстве и эволюционной истории вида. Он фактически “разбирает” свободную волю на составляющие причины, не оставляя в поведении места для необусловленного выбора. По словам Сапольски, даже кажущаяся нам сила характера или “упорство” – это не плод самостоятельного решения “быть упорным”, а следствие удачного стечения обстоятельств: генетики, развития личности, социальных влияний. Все, вплоть до нашего стремления приложить волю, зависит от факторов, на которые мы не влияли – «все есть удача, включая то, есть ли у вас характер, чтобы справляться с невзгодами», пишет он. Подводя итог, Сапольски утверждает: у нас вообще нет свободной воли. При этом, как и Харрис, он считает, что осознание этого факта должно не приводить к отчаянию, а наоборот, сделать людей гуманнее – больше сострадать “преступникам”, понимая, что они не могли полностью контролировать свое становление, и сосредоточиться на реальных причинах поведения (например, профилактике преступности, а не наказании из мести). Сапольски принадлежит к лагерю так называемых “свобода-вольных скептиков”, базирующих свои выводы на научных данных о мозге. Его книга представляет научный взгляд на мораль и общество после отказа от идеи свободы воли.
Впрочем, не все мыслители согласны с полной элиминацией свободы воли. Даниел Деннетт, известный философ, напротив, защищает компатибилистский подход. Он признает научную картину причинности, но утверждает, что свобода воли – это не иллюзорная “мистическая” способность вызывать ничем не обусловленные события, а вполне реальная совокупность наших высших способностей: разумного обдумывания, предвидения последствий, контроля над импульсами, способности действовать по своим убеждениям. Эти способности эволюционно развились у человека и позволяют нам быть ответственными агентами, даже если каждая мысль имеет физическую причину. Деннетт и коллеги отмечают, что ключевым для ответственности является автономия и согласованность действий с личностью индивида, а не метафизическая непредопределенность. В подобном духе высказывается и упомянутый ранее Карло Ровелли: он считает, что философский спор о свободе воли и детерминизме в значительной степени спровоцирован путаницей в определениях. Ровелли полагает, что Спиноза еще в XVII веке правильно охарактеризовал ситуацию: люди ощущают себя свободными, потому что осознают свои желания, но не ведают о тех причинах, которые эти желания породили. Мы свободны, когда делаем то, что хотим, даже если сам факт того, чего мы хотим, имеет предысторию. Такой взгляд оставляет за свободой воли значение – в области морали, права, личного опыта – но не противоречит науке. Свобода воли, согласно компатибилистам, “реальна” как психологический и социальный феномен, даже если на уровне элементарных частиц она не требует особых физических свобод.
Таким образом, современные ученые и философы занимают спектр позиций: от полного отрицания свободы воли до ее переосмысления и защиты на новых основаниях. Многие сходятся в одном: традиционное представление о свободе воли как о независимой от законов природы “силе души” больше не выглядит правдоподобным в свете научных данных. Дискуссия сместилась в плоскость того, что именно мы называем свободой и нужна ли эта концепция. Научный консенсус, возможно, состоит в том, что человеческое поведение имеет причины (биологические, генетические, социальные) и не выпадает из причинно-следственной сети вселенной; разногласия же касаются того, делает ли это нас “марионетками” или все же оставляет пространство для ответственности, разума и морали – в новом, натуралистическом понимании.
Искусственное создание жизни: от синтеза ДНК к автономным системам
Важным аспектом проблемы уникальности человека и его воли является вопрос: чем живые системы принципиально отличаются от неживых и можем ли мы создать живое из неживого? Если жизнь – всего лишь сложная комбинация химических реакций, подчиненных физическим законам, то, по логике детерминизма, ею тоже можно манипулировать и воспроизводить искусственно. Современная наука уже сделала крупные шаги в направлении синтетической биологии, стремясь сконструировать живую клетку “с нуля” или почти с нуля. Эти эксперименты не только приближают нас к пониманию происхождения жизни, но и бросают вызов интуитивному ощущению, что между живым и неживым есть непреодолимая пропасть.
Одно из знаковых достижений произошло в 2010 году, когда команда под руководством Крейга Вентера объявила о создании первой бактериальной клетки с полностью синтетическим геномом. Ученые собрали из химических компонентов ДНК полный геном бактерии, взяв за основу последовательность Mycoplasma mycoides, и внедрили этот искусственный геном в оболочку живой клетки, из которой предварительно удалили собственный генетический материал. В результате клетка “запустилась” и стала воспроизводиться, управляемая уже не природной, а сконструированной человеком ДНК. Это событие было провозглашено созданием “первой синтетической формы жизни”. Хотя, строго говоря, полностью с нуля клетку не собирали (использовался уже существующий “каркас” клеточной цитоплазмы и мембраны), генетическая программа этой бактерии была написана людьми на компьютере. В ДНК нового организма даже внесли специальные “водяные знаки” – метки, чтобы отличать его от природного прообраза. Данный эксперимент доказал принципиальную возможность перепрограммирования живой клетки, подчеркнув, что геном – это своего рода “софт”, а клетка – “хард”, и если загрузить свой код, то аппарат клетки выполнит новые инструкции.
Следующим шагом стало стремление минимизировать живую систему до самых базовых компонентов. В 2016 году Вентер и коллеги создали минимальную клетку JCVI-syn3.0, содержащую лишь 473 гена – это самый простой из известных само-воспроизводящихся организмов. Цель такого проекта – понять, какой минимальный набор генов необходим для поддержания жизни. Оказалось, что даже в этой урезанной клетке около 100 генов имели неизвестную функцию, то есть мы до конца не понимаем, как именно работает “операционная система” жизни даже в ее простейшем варианте. Тем не менее минимальные клетки выживают и делятся, хотя и с нарушениями: первые версии часто образовывали клетки неравного размера. К 2021 году исследователи добавили 7 генов для исправления процесса деления, и синтетические бактерии стали делиться равномерно, образуя аккуратные сферические клетки. Эти работы показывают, что жизнь можно постепенно конструировать и отлаживать, подобно механизму, если понимать ее детали.
Помимо переписывания геномов, ученые пытаются создать протоклетки – микроскопические капсулы, имитирующие функции живых клеток, но изготовленные из небиологических материалов или упрощенных компонентов. В 2021 году группа химиков из Нью-Йоркского университета добилась впечатляющего результата: были сконструированы полностью искусственные микроструктуры из неорганических материалов, которые способны самостоятельно поглощать питательные вещества из окружения, перерабатывать их и выделять продукты обмена – то есть осуществлять процесс, аналогичный метаболизму живых клеток. Эти “клеткоподобные мимики” имели искусственную мембрану из полимеров и наночастиц и использовали внешние источники энергии для активного перекачивания молекул, повторяя ключевую функцию биологических клеток – активный транспорт веществ. Примечательно, что при их создании не использовалось никаких биологических компонентов – лишь хитроумная химия и физика. Хотя такие протосистемы пока далеки от полной живой клетки (у них нет аппарата для самокопирования или эволюции), они демонстрируют, что черты, определяющие жизнь, можно реализовать на небиологической основе. Шаг за шагом границы между живым и неживым стираются экспериментально: то, что раньше умела только живая клетка, теперь умеет и искусственный аналог.
Еще один примечательный пример – так называемые ксеноботы, созданные в 2020–2021 годах учеными Университета Вермонта и Тефтского университета. Ксеноботы представляют собой синтетические микро-организмы, сконструированные из живых клеток (клеток кожи и сердца эмбриона лягушки), но собранные по дизайну, сгенерированному компьютером. Эти “живые микророботы” диаметром менее миллиметра не встречаются в природе: их форма и структура заданы человеком. Удивительно, что ксеноботы показали способность к самовоспроизведению: перемещаясь в питательной среде, они могут “подметать” одиночные клетки в кучки, из которых затем самопроизвольно формируются новые ксеноботы – такое поведение назвали кинематической саморепликацией. Ранее ничего подобного не было известно ни у животных, ни у растений. Ксеноботы не имеют нервной системы, не питаются и живут недолго (распадаются через пару недель), однако сам факт, что из элементов живых тканей можно собрать функционирующее автономное существо по своему замыслу, поражает воображение. Эти эксперименты ставят вопрос: если созданный человеком биоробот из клеток умеет двигаться и воспроизводиться, можно ли его назвать живым? Команда разработчиков именно так его и называет – “living robots”, живые роботы. По сути, мы видим зарю биоинженерии, где грань между живым организмом и механизмом становится условной.
Грань между живым и неживым: философские и научные аспекты
Исторически считалось, что живые существа обладают некой особой “жизненной силой” или духом, качественно отличающим их от неодушевленной материи. Однако достижения биологии и химии в XX–XXI веках последовательно размывали это различие. Сегодня многие исследователи придерживаются мнения, что переход от неживого к живому – постепенный градиент, а не резкий скачок, и строгую границу провести трудно. Определение жизни само по себе остается дискуссионным: обычно жизнь характеризуют набором свойств (метаболизм, самовоспроизведение, наследственность, способность к эволюции, реакция на стимулы и т. д.). Некоторые системы могут обладать частью этих свойств, но не всеми – и тогда неясно, считать их живыми или нет. Примеры пограничных случаев включают вирусы – они имеют геном и способны воспроизводиться, но только внутри клеток хозяина, и вне клетки ведут себя как безжизненные частицы. Споры о том, являются ли вирусы живыми, продолжаются до сих пор. Прионы – еще более необычный случай: это просто белковые молекулы, способные заставлять другие молекулы белка принимать такую же форму (по сути, “размножаться” структурой), вызывая заболевания мозга. Прионы не имеют ни ДНК, ни клеток, но проявляют ключевой признак жизни – способность к воспроизведению своей структуры. С другой стороны, современные эксперименты по созданию протоклеток, синтетических геномов и ксеноботов показали, что чисто химическими и физическими методами можно добиться поведения, ранее присущего только живому. Все это указывает на материалистическую непрерывность между неживым и живым: нет загадочного ингредиента, кроме сложности организации.
Научный консенсус склоняется к тому, что живое возникает из неживого при выполнении определенных условий организации – достаточно сложной и устойчивой системы, способной к самообновлению и самовоспроизведению. В этом смысле жизнь – явление эмерджентное, возникающее из материи при определенной конфигурации, но не требующее сверхъестественной “души”. Как отмечено в отчетах по астробиологии, не исключено, что граница между живым и неживым настолько размыта, что любое жесткое определение жизни будет иметь исключения. Для практических целей ученые пользуются рабочими критериями, но признают: если мы однажды создадим полностью искусственную клетку или обнаружим необычную “жизнь, какой мы не знали” на другой планете, придется расширять рамки понятия.
Стоит подчеркнуть, что уникальность живых существ, особенно разумных, все же сохраняется, хотя бы в степени сложности. Живые системы – это открытые неравновесные системы, постоянно поддерживающие порядок внутри себя вопреки тенденции ко второму началу термодинамики, тогда как неживые обычно следуют к равновесию. Человеческий мозг – чрезвычайно сложно организованная живая система, возможно, самая сложная из известных, и именно эта сложность порождает феномены сознания, мышления, субъективного опыта, которые качественно отличают нас от простых физических объектов. Но принципиального разрыва между уровнями нет: природа создала нас путем постепенной эволюции из неживых молекул, и мы теперь сами начинаем конструировать новые квазиживые системы.
Свобода воли и уникальность жизни в свете научных данных
Как же все изложенные сведения влияют на наше понимание свободы воли и места человека в природе? Во-первых, если человек – часть причинно обусловленного материального мира, то его поступки не могут нарушать законы природы. Современная наука все более убеждает нас, что мозг работает по тем же физическим принципам, что и прочие объекты, даже если это работа очень сложная. Душа, понимаемая как нематериальная субстанция с независимой волей, не находит подтверждения ни в нейробиологии, ни в физике. Это означает, что старые представления о свободе воли, основанные на дуализме (разделении души и тела), в научном контексте несостоятельны. Все доступные данные говорят о монализме: ум – это функция мозга, а мозг – материальная система.
Во-вторых, эксперименты нейробиологов (Либета, Хейнса и др.) показали, что значительная часть “решений” созревает неосознанно. Это не обязательно устраняет любую роль для сознания, но явно указывает, что наша субъективная уверенность в полном контроле – частично иллюзия. Сознание может участвовать в обдумывании сложных многошаговых действий, в торможении нежелательных импульсов, в планировании на будущее – то есть выполнять скорее роли наблюдателя, редактора и прогнозиста, чем непосредственного “первотолчка” каждого движения. Некоторым мыслителям такой вывод кажется обесценивающим человеческую уникальность. Но с другой стороны, понимание механизмов принятия решений не делает человека машиной в тривиальном смысле – оно лишь раскрывает глубину и сложность этих механизмов. Мы не выбираем наши желания произвольно – они возникают из мозга – но в итоге именно мы (наш мозг как целое) хотим то, что хотим. Философы типа Деннетта указывают: даже если корни нашего поведения уходят в биохимию, важна способность существа действовать в соответствии со своими внутренними состояниями (желаниями, целями) без внешнего принуждения. В этом смысле человек остается свободным, когда ему никто не мешает действовать так, как продиктовано его собственным мозгом. Да, мы не авторы своих мозгов, но мы есть эти самые мозги, а потому можем считать себя авторами действий.
В-третьих, успехи в синтетической биологии и создании искусственной жизни заставляют пересмотреть взгляд на особое положение живых существ. Если ученые могут собрать клетку или даже примитивный организм из неживых компонентов, значит, в жизни нет мистической искры, которую нельзя было бы воплотить физически. Жизнь оказывается воспроизводимой технологически. Для проблемы свободы воли это важный сигнал: нет основания полагать, что человеческий мозг содержит что-то за пределами физики – скорее, это чрезвычайно сложный биокомпьютер, который когда-нибудь, теоретически, можно будет имитировать или даже создать заново. Такая перспектива поддерживается исследованиями в области искусственного интеллекта: хотя до уровня человеческого сознания ИИ еще далеко, концептуально нет запрета на то, чтобы искусственно создать систему, обладающую сознанием и, возможно, ощущением свободы воли, сходным с нашим.
Наконец, исчезновение резкой границы между живым и неживым и признание детерминизма вовсе не обесценивают уникальность человеческой личности. Напротив, можно утверждать, что человеческая свобода – это эмерджентное свойство высокоорганизованной материи. Мы – уникальны именно своей сложностью и саморефлексией. Ни одна простая физическая система не пишет симфоний и не размышляет о смысле жизни. Наш мозг, детерминированный или нет, дает нам способность моделировать альтернативные сценарии, обучаться на ошибках, принимать этические решения. Эти способности эволюционировали, потому что они полезны: даже без метафизической свободы воли мы ведем себя как если бы могли выбирать – сравниваем варианты, оцениваем последствия. С точки зрения общества и морали полезно продолжать считать людей ответственными агентами, способными к рациональному выбору – иначе общественная ткань распадается. Поэтому многие учёные считают, что отказ от классической свободы воли не должен привести к фатализму. Мы по-прежнему принимаем решения (пусть обусловленные причинами), и эти решения имеют значение для нас и окружающих. А понимание детерминизма может сделать нас более терпимыми и склонными исправлять причины плохого поведения, вместо того чтобы просто наказывать “злодеев”.
Современная наука рисует мир, в котором человеческие действия вытекают из состояния мозга, сформированного генами, средой и обучением. В этом смысле поступки человека действительно являются естественным следствием состояния Вселенной и законов природы – ни больше ни меньше, чем движение планет или рост дерева. Но благодаря сложности мозга и сознания человек ощущает себя свободным и несет ответственность, и это ощущение имеет реальные последствия. Свобода воли, скорее всего, не абсолютная фундаментальная сила, а комплекс высших функций мозга, позволяющих нам принимать осознанные решения на основе размышления, даже если сами эти решения имеют глубокие причинные корни. Уникальность же живых существ, и человека в частности, заключается не в наличии у них нематериального начала, а в сложности, способной порождать новые уровни организации – жизнь, разум, культуру. Наука убирает мистику вокруг свободы воли и жизни, но взамен дает более глубокое понимание нашего места во Вселенной: мы часть непрерывного потока причинности, но также и особый уровень этого потока, способный осознавать себя и менять мир целенаправленно. Это понимание не отменяет ни морали, ни стремления к самосовершенствованию, но приглашает к более смиренному и ответственному отношению – к себе и другим – как к сложным природным системам, а не чудесным исключениям из законов природы.