— Мам, ну хватит, мы уже объелись! — Алексей выставил руки, словно отгораживаясь от очередной банки солёных огурцов, появившейся на столе.
Банка будто возникла из ниоткуда, как это часто бывало, когда Тамара Ивановна решала, что её сын с женой обязаны унести домой часть её домашних заготовок.
— Да вы хоть попробуйте! — уговаривала она. — Не заставляю же всё съесть прямо сейчас. Если понравится, заберёте все шесть банок. Олечка, милая, ты же не ешь солёные огурцы, я знаю. Для тебя — вот это.
На столе появилась ещё одна банка, на этот раз с клубничным джемом. Ольга едва сдержала слёзы умиления.
Как же Алексею повезло с матерью! Да и ей самой — со свекровью. Тамара Ивановна была словно из сказки: заботливая, чуткая, всегда готовая помочь сыну и его семье не только словом, но и делом. Именно она когда-то познакомила Алексея с молодой коллегой, Ольгой, и помогала им строить отношения. А для Ольги она стала настоящей матерью — той, которой у неё никогда не было.
Формально мать у Ольги была.
Но видела она её за всю жизнь от силы раз пять. Бабушка, воспитавшая Ольгу с младенчества, называла свою невестку только «беглянкой» и твердила, что матери у Ольги нет — она её бросила, а единственный близкий человек — это бабушка. Ольга не разделяла бабушкиной злости, но и любви к матери не испытывала. Да и желания встретиться у неё не было.
Похоже, это нежелание было обоюдным. К своим сорока годам Ольга не получила от матери ни единого письма или звонка. Иногда ей хотелось узнать, что это за человек, похожи ли они, как сложилась её жизнь. Счастлива ли она, отдав ребёнка на воспитание родственникам покойного мужа? Даже как выглядела мать, Ольга не помнила — бабушка не держала дома её фотографий.
— Надо на выходных заняться выбором штор для спальни. Оля, ты же поможешь всё рассчитать в своей программе? — голос мужа выдернул её из размышлений.
Алексей перехватил сумку с заготовками Тамары Ивановны и поддержал жену, чуть не споткнувшуюся на ровном месте.
— Прости, не хотел тебя напугать, — сказал он.
— Я просто задумалась, — Ольга тряхнула головой. — Расчёты по шторам я тебе ещё в прошлый понедельник сделала. Бери семь комплектов, восьмой — на всякий случай. Успеешь повесить за выходные?
— Куда я денусь, — усмехнулся Алексей. — Окна ровные, инструменты есть, руки на месте. Или ты думаешь иначе?
Ольга только вздохнула.
С мужем ей повезло: умелый, трудолюбивый, не пьёт, с чувством юмора, на других женщин не смотрит. Но была и обратная сторона — неуёмная страсть к делам. Хорошо ещё, что он переключился с их квартиры на мамину. Ольга уже устала от бесконечного ремонта, который длился последние восемь лет.
Зато результат впечатлял: старая бабушкина «трёшка» превратилась в настоящий шедевр. Подруги, приходя в гости, ахали от восторга и удивлялись, как Алексей столько сил вкладывает в ремонт квартиры, которая ему не принадлежит. Их мужья почему-то не горели желанием улучшать жильё жён.
— Какое же чужое? — пожимал плечами Алексей. — Я здесь живу, ем, сплю, отдыхаю. Без этой квартиры платил бы за съём кучу денег. Или жил бы с мамой, а это в сорок лет как-то странно.
— Вот выгонит тебя жена из своей квартиры — тогда посмотрим, — подшучивали друзья. Алексей с такими «доброжелателями» быстро прощался. Он доверял Ольге, а она — ему. Всё-таки вместе уже больше двенадцати лет. Детей, правда, не было, но с этим пришлось смириться.
Дорога домой прошла за обсуждением мебели для квартиры свекрови. А на лестничной площадке Ольгу ждал сюрприз. Подруги, увлечённые психологией, когда-то говорили, что мысли материальны, и теперь Ольга готова была в это поверить. У двери стояла незнакомая пожилая женщина и спрашивала, не здесь ли живёт Ольга Ковалёва.
— Это я. Только не Ковалёва, а Смирнова, я сменила фамилию после свадьбы. А вы кто? — спросила Ольга.
— Я твоя мама, — тихо сказала женщина.
— Ну ничего себе! — тут же съязвил Алексей. — Сорок лет тишина, а теперь — здравствуйте, я ваша мама?
— Молодой человек, не зная всей истории, не стоит бросаться обвинениями, — спокойно, но твёрдо ответила женщина.
— Зачем ты пришла? — Ольга попыталась вернуть разговор в деловое русло.
— Увидеть тебя. Познакомиться. Может, ответить на твои вопросы, если они есть.
— Ну да, после стольких лет молчания — какие уж вопросы, — снова влез Алексей, не скрывая раздражения.
— Давай зайдём в квартиру, — предложила Ольга. — Не на лестнице же говорить.
За чаем, а потом и за ужином всё стало яснее. Оказалось, мать Ольги не по своей воле оставила дочь. И бабушка, которую Ольга так любила, была не такой уж идеальной.
— Мы с твоим отцом жили в этой квартире. В одной комнате — мы с тобой, в другой — она. Когда он умер, мне некуда было податься. Она устроила меня через знакомых горничной в другом городе. С жильём, с хорошей зарплатой. Но тебя взять с собой я не могла. Я посылала деньги, но поговорить с тобой не удавалось. Она уверяла, что ты не хочешь меня знать.
— А мне она говорила, что ты меня бросила, — тихо сказала Ольга.
— Вот, посмотри, — женщина достала пачку старых писем. — Это я тебе писала, но их возвращали. А это — письма твоей бабушки, где она говорила, что ты не хочешь меня видеть.
— И вы ни разу не попытались связаться с Ольгой? — недоверчиво спросил Алексей.
— Зачем? Мне сказали, что она не хочет меня знать. Почему я должна была не верить человеку, которому доверила дочь? А недавно я нашла в интернете твои посты, где ты писала, что не знаешь и не помнишь мать. Тогда я поняла, что нас обеих обманывали.
Они проговорили всю ночь. С тех пор встречались несколько раз в неделю. Ольга узнавала о жизни матери, а та разглядывала старые альбомы, вглядываясь в фотографии с выпускного, учёбы, свадьбы...
Ольга злилась на бабушку. Зачем та столько наговаривала на мать? Боялась, что внучка разлюбит её? Или хотела быть единственным близким человеком? Ведь бабушка была хорошей: растила с любовью, никогда не била, не оставляла голодной. Всё лучшее отдавала внучке. Но мать от неё скрыла. Разве можно так — лишать ребёнка родителя?
Три месяца пролетели как сон. У Ольги появилась мама — пусть с опозданием, пусть не сразу. Алексей, сначала холодно принявший тёщу, со временем нашёл с ней общий язык. Даже со свекровью Ольги женщина подружилась.
Казалось, всё налаживается, но жизнь внесла свои коррективы...
Сначала мелочи. Мать Ольги, приходя в гости, забирала всё, что было на столе. Ольге было не жалко, но Алексей через пару недель начал ворчать, что продукты на троих обходятся недёшево. Ольга обиделась — ведь для своей мамы он готов был нести всё, что угодно.
— Моя мама просит что-то раз в десять лет, — объяснял Алексей. — А твоя приходит с утра и сидит до вечера. Я не против, мне на работе, тебе веселее, но уносить половину холодильника каждый день — это уже перебор. И сама никогда даже конфет к чаю не принесёт.
— Она пенсионерка, откуда у неё деньги? — возразила Ольга.
— Моя мама тоже пенсионерка, но как-то на свою пенсию живёт, а не лазает по моему холодильнику.
— Это мелочно, — тихо сказала Ольга, но решила поговорить с матерью.
Когда та в следующий раз попросила пирог с собой, Ольга мягко объяснила, что мужу это не нравится. Глаза женщины наполнились слезами.
— Олечка, я и не думала, что он пожалеет для меня кусок пирога. Прости, не хотела вас ссорить. Пожалуй, перестану приходить, чтобы не злить Алексея.
— Мама, что ты! Конечно, приходи, — Ольга покраснела. — Просто…
— Просто я не его мать, — горько усмехнулась женщина. — Для своей он бы всё отдал, а для чужой — жалко.
— Ты не чужая…
Мать перестала забирать еду. Месяц прошёл спокойно, но потом посыпались просьбы: одолжить денег, свозить куда-то, помочь с ремонтом. То, что Ольга и Алексей делали для Тамары Ивановны, теперь требовалось и матери Ольги. Но Алексей был категорически против.
— Не буду, — отрезал он, когда Ольга попросила его помочь с проводкой в квартире тёщи.
— Но она же помогает тебе с ремонтом у твоей мамы! — возмутилась мать, впервые повысив голос.
— Помогает, а не впрягается на весь день за чужого человека, — парировал Алексей.
— Какого чужого? Я её мать! Родила, деньгами помогала, а что не вырастила — не моя вина!
Закончилось всё ссорой.
Ольга металась между мужем и матерью, понимая, что правых и виноватых нет. Она понимала Алексея — она домохозяйка, на его обеспечении, и содержать её мать он не обязан. Но и отказать матери она не могла.
На следующий день Ольга решила поговорить с мужем, но утром пришла мать. Вид у неё был непривычный: сжатые губы, скрещённые руки, тяжёлый взгляд.
— Дочь, раз по-хорошему не выходит, вот, держи. Копия тебе, в суд подала.
Ольга, онемев, держала лист бумаги. Мать подала на алименты!
— Ты отказалась от меня, а теперь хочешь денег? — прошептала Ольга.
— Я не отказывалась. Я посылала деньги, квитанции у меня есть. Хотела по-хорошему, но ты, видно, не привыкла к ответственности.
«А ты была ответственной?» — чуть не крикнула Ольга. Женщина, которой она открылась, похоже, всё спланировала: втереться в доверие, требовать всё больше, а когда не вышло — подать в суд.
Вечером Ольга, сдерживая слёзы, рассказала всё Алексею.
— Я же говорил, что-то тут нечисто, — процедил он.
— Что делать? — всхлипнула Ольга.
— Попросим Марию Петровну с третьего этажа быть свидетелем. Она видела, как тебя бабушка растила.
— А толку? Мать же деньги посылала.
— Родительство — это не только деньги. Ты её не знаешь, не общалась, впервые увидела недавно. С чего тебе ей платить?
— Думаешь, суд учтёт это?
— Закон требует рассматривать все обстоятельства. Надо их показать.
Недели до суда были адом. Ольга собирала свидетельства соседей, старые альбомы, искала знакомых. В суд пошли трое, и их слов хватило: мать в жизни Ольги не участвовала. Деньги не были официальными алиментами, а мать не нуждалась в помощи — пенсия хорошая, здоровье в порядке. Суд отказал в иске. Лицо матери Ольги было красноречивым. Мать… Стоило ли её так называть? У Ольги уже была мама — Тамара Ивановна.
— Олечка, какая красота у вас с Алексеем! — восхищалась свекровь, разглядывая отремонтированную кухню. — Все за стол, будем праздновать! И не забудьте забрать огурчики, я новый рецепт нашла. Олечка, знаю, ты их не любишь, для тебя — клубничный джем!
— Сейчас, минутку, — Ольга вышла на балкон.
Прохладный воздух не принёс облегчения. Она прислонилась к перилам, глядя на городские огни, и вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. Слёзы хлынули, и она разрыдалась.
Она плакала о разбитом сердце, предательстве, потерянных годах и несбывшихся мечтах. О той маленькой Оле, ждавшей маму…
Дверь скрипнула. Ольга вздрогнула, вытирая слёзы.
— Что случилось, милая? — голос Тамары Ивановны был полон тревоги. — Я что-то не так сделала?
Она мягко коснулась плеча невестки.
— Нет, вы ни при чём, — всхлипнула Ольга. — Просто… мне так обидно. От вас я получаю больше любви, чем от родной матери. Вы мне ближе, чем та, что меня родила…
Она закрыла лицо руками. Тамара Ивановна обняла её, прижав к себе.
— Не плачь, родная, — тихо сказала она, гладя Ольгу по спине. — Не суди её строго. Она прожила свою жизнь, как смогла. А любовь… какая разница, откуда она? Главное, она у тебя есть.
Ольга ощутила тепло и благодарность. Она прижалась к свекрови, вдыхая родной аромат её духов.
— Спасибо, мама, — прошептала она, вкладывая в это слово всю любовь. — Спасибо за всё.
Они стояли, обнявшись, на балконе, в мягком свете из комнаты. Две родные души, нашедшие друг друга. И Ольга поняла: она давно дома, с настоящей семьёй и настоящей мамой, принявшей её всем сердцем.