Старые деньги шелестят иначе. Они пахнут аптечкой, корвалолом, хлебной коркой, сберкнижкой для «чёрного дня».
Когда мне было двадцать пять, я смеялась над своими родителями: зачем эти накопления, страховки, тайные конвертики? Теперь мне шестьдесят четыре — и все свои привычки я пропитала тем же страхом бедности, что и мама с папой.
В те времена мы с мужем работали вдвоём, копили на сыновье будущее. Хотелось верить: если случится беда — выручим его, подставим плечо. Я представляла себе семейные ужины, где все счастливы, никто не спорит о деньгах, и наша помощь воспринимается как любовь, а не как долг.
К сожаленью, всё получилось не так.
С тех пор, как муж умер, накопления казались последним защитным слоем — как покрывало в сырой квартире. Но вот пришёл год, когда сын внезапно оказался на грани: то ли ипотека задавила их, то ли Марина (его жена) решила обновить всё, вплоть до занавесок, посуды и даже колёс на их старенькой машине.
В тот вечер они сидели у меня на кухне — притихший Саша и быстрая, деловитая Марина. За термосом чая, не поднимая глаз, сын произнёс:
— Мам… если бы ты могла выручить немного… (глаза в стену) мы бы наверное гораздо быстрее справились бы с этим всем…
Марина сразу вставила, очень аккуратно и уверенно:
— Не в долг, мама. Просто если есть возможность… А если нет — мы справимся сами.
Я молча поднялась, достала из тумбочки свои конверты. Пачка старых купюр, когда-то честно отложенных из каждой зарплаты, вдруг показалась мне такой жалкой, но в тот момент — спасительной.
Перед тем как передать, я сжала их в ладони:
— Главное чтобы в семье у вас всё ровно было. И, Марина, пожалуйста, вы с Сашей всегда были для меня как свои…
Марина кивнула — быстро, сухо, будто я просто согласилась донести тяжелую сумку. Тогда я списала её сдержанность на усталость, а сына жалела — взрослый мужик, а томится у матери с глазами мальчишки.
Кто знал, что эта пачка конвертов станут первой моей большой ошибкой?..
Деньги ушли легко — прямо в руки, без расписок, слов, без всяких условий.
Сначала было даже радостно: неделя — другая, сын с Мариной звонят чаще, стали заезжать по вечерам; привозят внуков, покупают мороженое к чаю.
Я угощала, хлопотала — сердце согрето: “Вот оно, семейное тепло! Может, зря всю жизнь боялась бедности — деньги для детей и копились?..”
Так прошёл месяц, другой… Потом звонки всё реже, приезды всё короче. Марина махом скользит по прихожей — будто времени нет даже для “как у вас дела?”. Внуки вымахали — всё больше у себя, у друзей в телефонах. Саша… да всё так же: усталый, замкнутый, как актёр на подмостках не того спектакля.
Однажды я, прижимая к груди расчёт за коммуналку, вдруг остро подумала: “А что, если денег больше не останется?” Пенсия крошечная, на лекарства тянет сильнее — всё чаще беру за “подешевле”, себе — самое простое, чтобы детям и вовсе не в тягость.
Вспомнила, как шуршала сберкнижка, когда ещё была полной. Тогда чувствовалась под ногами твёрдая почва, тогда хотелось петь у плиты воскресные песни. Теперь по вечерам лишь тянет на слёзы и старые фотографии в руках — муж в молодости, я с косой, сынишка – в портфеле едва не теряется…
Как-то, после особо тяжёлого дня: давление, голова кружится, решила — надо поговорить с Сашей. Не чтобы ругаться — хотя бы честно обрисовать свои трудности.
Пригласила их на чай. За столом, уже после третьего настоя и молчаливых внуков с гаджетами, осторожно сказала:
— Саша… сынок… ты ведь помнишь, я немало тогда отдала вам. Сейчас у меня и лекарств много, и пенсия так себе… Может, получится хоть чуть‑чуть помочь мне с очередными расходами?
Саша потупился, лицо его исчезло за чашкой.
Марина напряглась, вздохнула:
— Вы ведь нам не в долг давали. Если что‑то не устраивает, могли бы тогда не отдавать. Мы же вас не просили, вы сами предложили!
Словно кипятка плеснула, только не горячо — а так, обожгло внутри и обмерзло одновременно.
Сын промолчал. Даже не посмотрел мне в глаза. У меня вдруг дрогнула рука, и я поняла: старость — это когда твой голос становится для детей не просьбой, а помехой.
В ту ночь я очень хотела получить хотя бы немного поддержки. Может, не денег — хотя бы слова: “Мам, мы рядом”. Но, видимо, я отдала не только свои накопления, а и то право, что когда-то имела на заботу.