Юрий вернулся домой поздно. Пахло жареной курицей и чем-то сладким. Алина, похоже, всё-таки приготовила шарлотку, хотя недавно жаловалась, что у неё «руки не поднимаются». Он снял пиджак, повесил его на спинку стула, заглянул в детскую. Артём, обняв игрушечного медведя, уже спал. В квартире стояла тишина, только в зале свет горел и едва слышно играла музыка, та самая, что Алина включала по вечерам, когда хотела поговорить. Что-то внутри у Юрия дрогнуло.
Жена сидела на диване в своём домашнем, но накрашенная, что бывало нередко в последние месяцы. Прямая спина, сцепленные в замок пальцы на коленях… он сразу понял: разговор будет серьёзный.
— Юра, — начала она, не дожидаясь, пока он присядет, — нам нужно развестись.
Он не сразу ответил. Повернулся, налил себе в стакан воды, сделал глоток.
— Почему? — тихо спросил он, не поднимая глаз.
— Потому что я больше не могу и не хочу. Я люблю другого.
Юрий медленно опустился на край кресла. В груди заныло, но он будто заранее знал, просто отказывался верить.
— Как долго? — спросил он, пристально глядя на жену.
— Почти год, — ответила она с натянутой улыбкой. — Я хотела раньше тебе сказать об этом, но всё ждала, вдруг сам увидишь, сам что-то почувствуешь. Но ты… ты вечно в делах, в законах, в бумагах. Ты спишь с телефоном под подушкой. Мне казалось, что я одна в этой квартире, даже когда ты рядом.
Мужчина не возражал. Всё было правдой. К нему, действительно, приходили клиенты даже по воскресеньям. Иногда он по три дня забывал спросить, как у жены дела. И всё чаще замечал в её глазах усталость. Но ему казалось, это просто быт, от которого никуда не деться.
— Кто он? — спросил Юрий, хотя в глубине души уже знал, что не важно.
Алина встала и прошлась к окну.
— Денис. Мы познакомились случайно, в стоматологии. Я записалась на приём, а он сидел рядом, ждал дочку. Начали разговаривать про погоду, про пробки, потом как-то сами собой стали писать друг другу. Я будто снова ожила. Он смеялся над моими шутками, смотрел, как будто я самая важная женщина в мире. А дома... ты знаешь, что дома я почти перестала разговаривать.
Она сказала это без упрёка. Просто констатация факта.
— Мы стали встречаться, на его квартире. Денис в разводе. Он для меня как глоток свежего воздуха. И я решила уйти.
Юрий поднялся, прошёлся по комнате. За восемь лет брака он никогда не изменял жене, и даже не задумывался о такой возможности. Всё было подчинено порядку: семья, работа, сын, ипотека, режим. Он думал, что этого достаточно.
— Артём останется со мной, — сказал он вдруг, остановившись у двери.
Алина усмехнулась, не поворачиваясь.
— Ты юрист, ты должен знать, что ребёнок почти всегда остаётся с матерью.
Муж подошёл ближе, и впервые за весь вечер в его голосе прозвучала жёсткость.
— Я юрист, да. И знаю, как можно доказать, что у матери ребёнку лучше не оставаться. Поверь, я не позволю тебе забрать его.
Она обернулась, чуть прищурившись.
— Ты готов на войну? Только потому, что я выбрала счастье?
Юрий ответил не сразу. Он подошёл к вешалке, снова надел пиджак.
— Я готов на всё, чтобы Артём не вырос в доме, где взрослые не умеют отличать любовь от страсти.
Мужчина вышел, не хлопнув дверью. Алина осталась стоять в полутёмной комнате. Через полчаса она собрала вещи. Впереди была новая жизнь — та, ради которой она разрушила прежнюю.
Алина крепко держала Артёма за руку, пока он, немного обиженный и молчаливый, шагал по узкой дорожке к подъезду бабушкиного дома. Мать уже стояла на крыльце в халате, с полотенцем на голове, как всегда, будто и не ожидала гостей, но уже знала всё.
— Надолго? — спросила, не обнимая ни внука, ни дочь.
Алина виновато отвела взгляд.
— Надеюсь, ненадолго. Мне просто… нужно всё уладить.
— А ребёнку где жить? — голос матери был спокойным, но в нём слышался холод. — Улаживай, — добавила она и взяла Артёма за плечи.
Алина поцеловала сына в макушку, пообещала позвонить вечером, и поспешила к машине. У неё было несколько часов, чтобы доработать смену в салоне и, наконец, переехать к любимому мужчине. Всё внутри ликовало от предвкушения свободы и чего-то нового.
Ключи от квартиры Дениса были у неё с прошлой недели, он сам вручил их, когда она в очередной раз говорила, что устала от тайных встреч. «Приходи, когда захочешь», — шептал он, целуя её плечо.
К вечеру Алина закрыла за собой дверь родного дома и, не оборачиваясь, спустилась по лестнице. В чемодане было всё необходимое: вещи, документы, ту самая любимая ночная рубашка, в которой Денис однажды сказал, что она «как картина».
Квартира Дениса находилась в одном из старых районов, кирпичный пятиэтажный дом с облупленными подъездами, но внутри было уютно. Она уже не раз бывала здесь, правда, всегда украдкой. Сейчас впервые войдет как хозяйка.
Она поднялась на третий этаж и позвонила. Ответа не было. Только полезла в сумочку за ключом, как дверь открылась, и на пороге появилась женщина: тёмные волосы, строгий взгляд, без макияжа, но с такой уверенностью в лице, что Алину сразу пробрало холодом.
— Вам кого? — спросила та.
— Мне… Дениса. А вы кто? — Алина сжала ремешок сумки.
— Я Жанна. Его жена.
Мир будто качнулся.
— Нет, вы… вы, наверное, ошиблись, — выдохнула Алина. — Вы в разводе! Он говорил, что вы расстались! Он живёт здесь один!
Жанна молча отступила в сторону и распахнула дверь шире. В прихожей висело два женских пальто, в шкафу виднелись её сапоги. На подоконнике стояла детская рамка с фотографией девочки, держащей за руку обоих родителей.
— Мы не разводились, — сказала Жанна спокойно. — Я просто жила у матери. Она болела, я ухаживала за ней. А теперь вернулась. А Денис… ну, он как был семьянином, так и остался. Только вот иногда думает почему-то, что может жить в двух домах.
Алина не верила. Она качала головой, шаг за шагом отходила назад, будто та, другая реальность, в которую она поверила, могла раствориться.
— Он мне клялся… — прошептала она, — Он говорил, что вы просто вместе ради дочери. Что между вами ничего нет.
— Он и мне много чего говорил, — вздохнула Жанна и закрыла дверь.
Алина выскочила из подъезда как ошпаренная. Всё нутро кипело: стыд, злость, отчаяние. Она крутилась на месте, готовая кричать, только не зная кому. И тут увидела его, Денис неспешно шёл от магазина, с пакетом в руке и сигаретой в зубах. Увидев её, застыл.
— Что ты наделал?! — крикнула она, подбежав. — Ты солгал мне! Она не бывшая, она твоя жена!
Денис сжал губы, будто пытался подобрать слова, но Алина не дала ему времени.
— Ты знал, что я ушла от мужа! Я сына оставила без отца! Я тебе верила!
Мужчина опустил взгляд.
— Алина, пойми… между нами была страсть. Но Жанна моя семья. У нас дочь. Я не могу уйти от неё, пока ребёнку не исполнится хотя бы лет пятнадцать. Я же отец. Пойми, я не могу оставить дочку без отца.
— А меня? Меня можно вот так бросить? Обмануть? Использовать?
— Ты сама сделала выбор, — тихо сказал он. — Я не просил тебя уходить от Юры.
Алина ударила его по плечу не сильно, но с такой яростью, что Денис отступил на шаг. Алина развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Она в этот же вечер нашла себе съемное жилье.
Комната была крошечной, два шага влево, три вправо, и ты уже у окна. Обои отклеивались в углу, на потолке виднелись разводы от старых протечек, а в коридоре пахло капустой и старыми тряпками. Хозяйка жила в соседней комнате и смотрела на Алину с прищуром, будто та должна была за что-то извиниться.
Алина поставила чайник на плиту и села на табурет. На столе телефон и повестка в суд. Юрий подал заявление на установление временной опеки. В этом не было неожиданности. Всё, что он говорил в последний вечер перед её уходом, было не угрозой, а обещанием.
Вспомнилось, как он стоял у окна, в домашней футболке, с уставшим лицом и отрешённым взглядом. Он не кричал, не умолял, не держал. Только спокойно сказал:
— Сына тебе не отдам. Сама решай, что тебе важнее.
— Ты не имеешь права, — выдохнула тогда Алина. — Ребёнок остаётся с матерью.
— Я юрист, — напомнил он, — и знаю, на что имею право.
Суд прошёл быстро. Алина растерянно держалась за поручень в зале заседаний, пытаясь выглядеть уверенной. Но Юрий пришёл подготовленным: представил характеристику из детсада, заключение психолога, справки, даже скриншоты её переписок с Денисом, которые, как она теперь понимала, он читал давно.
Решение было кратким: временная опека отцу. Мать остается с правом посещения и последующей переоценкой условий через полгода. Алине казалось, что земля ушла из-под ног.
В тот же день она подала заявление на развод.
Возвращаясь в съёмную комнату, несла в пакете из канцелярского магазина серую папку, внутри лежали копии, расписки, справки и лист бумаги с сухой надписью: «Заявление принято».
Чайник закипел. Алина машинально налила воду в кружку, уронила пакетик чая и уставилась в окно. Там, за мутным стеклом, мерцали огни улиц, проезжали машины, и где-то далеко, за этим городом, был её сын не в доме у бабушки, не в квартире с отцом, а как будто в другой жизни.
Телефон дрогнул в руке. Сама не зная зачем, она открыла список контактов и нашла его номер. Денис. Прочитала старые сообщения, как будто перечитывала обрывки чужой книги: «Скучаю». «Ты у меня в голове весь день». «Хочу, чтоб ты была рядом навсегда». Ложь… всё оказалось ложью.
Алина начала печатать:
«Это конец. Между нами больше ничего нет. Не звони. Не пиши. Я не игрушка. И не твоя ошибка. Я просто женщина, которая верила тебе. А ты всё разрушил. Прощай». Она прочитала текст дважды и нажала «отправить», рука не дрогнула.
В комнатушке, где казалось, даже воздух чужой, Алина просыпалась под стук труб и шум хозяйского телевизора. Сначала она пыталась бороться: вставала рано, старалась что-то планировать, даже смотрела вакансии в интернете. Но всё чаще просто лежала, уставившись в потолок, где к пятну от протечки добавился след от паука. Прошло несколько недель с заседания суда, и ей всё яснее становилось: она осталась совсем одна.
Один день сливался с другим. Матери она врала, что всё в порядке. С подругами перестала говорить, поэтому никто не звонил. А Денис… он, действительно, молчал. Не ответил ни на сообщение, ни на прощание. Просто исчез, как будто его и не было.
Однажды, не выдержав, Алина позвонила Юрию. Он взял трубку не сразу, но голос был ровный, спокойный, без напряжения, как у человека, у которого всё под контролем.
— Привет… — сказала она тихо. — Я хотела поговорить.
Он молчал, ожидая продолжения.
— Юр, я… я скучаю по Артёму. Я хочу его увидеть. Мне просто поговорить. Может, погулять с ним. Может… может, ты бы мог привезти его?
— Он не должен тебя видеть сейчас, — сказал Юрий без тени эмоций. — Ему тяжело. Он не понимает, почему ты ушла. Я не хочу, чтобы ты снова исчезла после очередного визита.
— Но я же мать… — попыталась возразить Алина. — Это ненормально, что он живёт без меня. Я же не отказывалась от него.
Юрий вздохнул, словно уставший преподаватель перед трудным учеником.
— Алина, ты ушла. Причём ушла не просто в никуда, ты ушла к мужчине, с которым у тебя была связь почти год. Артём всё это время жил рядом с нами. Он чувствовал холод, слышал ссоры, видел… всё. Сейчас он снова спит спокойно. Он перестал плакать по ночам. Я не могу снова поставить его в центр твоих личных качелей.
— Но ведь Дениса больше нет! — выпалила она. — Всё кончено, понимаешь? Я всё поняла, ошиблась… но я не бросала сына. Я просто… запуталась.
— Сегодня нет Дениса. Завтра будет кто-то другой. А потом ещё. И всё это будет рядом с моим сыном? Нет. Не в этот раз. Я не отдам Артемку тебе.
— Я изменилась. Я нашла новую, снимаю жильё. Я… стараюсь.
— Это не игра на скорость. Ребёнок не вернётся в розыгрыш лотереи. Когда суд сочтёт, что ты готова, что у тебя стабильность, спокойствие, понимание, тогда, может быть, поговорим. Пока нет.
Алина сидела на краешке кровати с телефоном в руке, как с тяжёлым грузом. Она больше ничего не сказала. Тишина повисла между ними, как стена. Юрка первым отключил телефон.
Она снова осталась одна, только теперь это ощущалось не как пауза, а как приговор.
Жизнь Алины теперь напоминала нескончаемый сон, из которого она не могла проснуться. Не страшный и не яростный, а серый, полный мелких, липких бед, как капли дождя, что пробивались сквозь щели в старых рамах и стекали по подоконнику. Казалось, будто само время мстило ей за ошибки, которые уже невозможно было исправить.
Комнату, в которой она жила, теперь приходилось делить с шумной соседкой по коммуналке, грубоватой женщиной с двумя взрослыми котами и длинными рассказами о том, как «все мужики одинаковые». Алина ее не слушала, никогда не спорила, соглашалась со всем. Иногда просто молчала и кивала головой.
Она устроилась работу не по специальности и не по душе, работает кассиром в круглосуточном магазине у метро. Смены были по двенадцать часов, и после них она едва волочила ноги. Кожа стала землистой, глаза усталыми, волосы тусклыми. За смену она могла пробить сотню пачек сигарет, десятки бутылок дешёвого алкоголя и не услышать ни одного слова по-человечески, только хриплое: «давай быстрее», «чек не надо», «что, заснула, что ли?»
Алина больше не писала Денису с тех пор как отправила ту последнюю смс, в которой коротко и горько попрощалась. Ответа не было. Ни через день, ни через месяц. Как будто её любовь, её страсть, вся та разрушительная сила, что перевернула её жизнь, оказалась просто мимолётной игрой.
Он не вернулся. И Юрий тоже. Он жил своей жизнью. Забрал сына к себе окончательно. Алина знала: Артём ходит в кружок рисования, на выходных они вместе ездят на дачу, где живёт пёс Шарик, которого сыну подарили на день рождения. Всё хорошо у них, но только без неё.
Алина пыталась бороться. Писала прошения в суд, звонила в органы опеки, просила встречи, но каждый раз получала отказ то формальный, то устный, но всегда холодный.
Юрий однажды согласился поговорить. Не из жалости, скорее, из желания поставить точку.
— Алина, — сказал он, глядя на неё строгим, почти чужим взглядом, — я вижу, что ты не справляешься. Ни со своей жизнью, ни с собой. Я не отнимаю у тебя сына навсегда. Но пока он должен жить в стабильности. А ты сейчас ты не та, на кого можно положиться.
Она не спорила, не хватало сил у нее. Только кивнула и ушла медленно, будто под её ногами растянулась трясина.
На улице моросил мелкий снег. Холодный, влажный, неприятный. Такой же, как всё, что теперь окружало Алину. Она шла мимо витрин, где манекены были одеты в пальто, шапки, на искусственных лицах улыбки. В кафе за стеклом кто-то смеялся. А у неё внутри было тихо. Только пустота, плотная, как бетон.
Жизнь стала кошмаром не потому, что она что-то потеряла. А потому, что всё, что имело смысл, больше не принадлежало ей.
Её дом теперь был у чужой стены, её сын жил в другой семье, её любовь к Денису просто иллюзией. И даже раскаяние не приносило облегчения.
Она осталась у разбитого корыта, но даже в нём уже не плескалась вода. Только дно, которое она наконец увидела.