Звонок, как назло, раздался в самый разгар субботнего вечера. Елена в этот момент аккуратно укладывала младшую дочку спать и уже мысленно настраивалась на минутку тишины... На экране высветился номер брата — и она невольно удивилась. Олег почти никогда не звонил, если только не по случаю какого-то большого праздника или уж совсем, когда что-то плохо.
– Лена, привет, – в трубке голос Олега звучал неожиданно осторожно. – Слушай, завтра же мамин день рождения...
– Знаю. Семьдесят лет, – коротко бросила она, аккуратно поправляя дочери одеяло.
– Вот я подумал... может, соберёмся все вместе? Давно ведь не виделись всей семьёй.
Елена тут же замолчала. Вот оно, — "всей семьёй". Уже четыре года как не встречались так, как раньше. Всё после того дурацкого скандала — как назло, прямо на дне рождения у отца. Слова разлетелись, которых не воротишь, обиды — не вычеркнешь, не простишь, казалось.
– Лен, ты слышишь?
– Слышу. Олег, ты же понимаешь... после всего, что было...
– Понимаю. Но маме ведь семьдесят, Лена, семьдесят! — Теперь в его голосе явственно проступали и усталость, и ещё что-то — что-то неуверенное, почти тоскливое. – Она, знаешь, ничего ведь не просит... Но каждое воскресенье накрывает стол на шестерых. Каждое воскресенье. Уже четыре года.
Елена почувствовала, как что-то защемило в груди. В воображении ясно встало: мама на кухне, расставляет тарелки — для себя, для отца, для Олега с женой, для неё, для Максима... Шесть тарелок — для семьи, что когда-то казалась крепче камня, а потом вдруг вдруг развалилась — деньги, наследство, гордость. Мелочь — а вот же...
– Ладно, – тихо сказала она. – Скажи маме, что мы приедем.
А утром, когда они с Павлом собирались, Елена всё равно сомневалась: стоит ли. Максим же наверняка будет... Значит, снова всплывёт та самая больная тема — злополучное завещание, из-за которого всё и понеслось.
– Мам, а почему мы так долго не ездили к бабушке? — вдруг спросила семилетняя Соня, хлопая себя по ремню безопасности в машине.
– Бывает, взрослые иногда ссорятся, солнышко... – очень осторожно объяснила ей Елена. – Но сегодня всё по-другому. Сегодня мы помиримся.
– А почему вы вообще поссорились?
Павел перехватил её взгляд в зеркале — вопрос подвис между ними, будто ком в горле. Как ребёнку объяснить… Семья поругалась из-за того, что дед вдруг решил переписать дачу на среднего сына, не поровну между всеми... Максим взбунтовался, обвинил родителей, Олег обозвал Максима жадиной, а сама Елена... просто выдохлась, устала, сдалась. Просто больше не приезжала, и всё.
– Из-за глупостей, — выдавила наконец. — Иногда взрослые действительно ссорятся из-за какой-то ерунды.
А родной дом встретил их запахом маминого пирога, шарканьем стула и тихими нотами пианино — отец, по обыкновению, музицировал что-то из Чайковского. В прихожке уже стояли привычные Олеговы ботинки — всё ясно, с Ириной приехали раньше.
– Мама! — с восторгом кинулась Соня, прямо с порога в гостиную. — Бабуля, с днём рождения!
Вера Николаевна обняла внучку крепко-крепко — и Елена заметила: глаза у мамы вдруг засияли. Мама постарела — седина, морщинки, но вот улыбка... Всё та же, тёплая, настоящая.
– Леночка, – нежно проговорила она, подходя ближе. – Как же я рада тебя видеть.
– С днём рождения, мам, – Елена обнимает её в ответ, и в этот короткий миг раз, — будто ничего и не было. Ни тягучей тишины, ни злых слов, ни этой тяжёлой четырехлетней разлуки.
А в гостиной, склонившись в кресле и сжимая чашку чая, сидит Максим. Младший, вечно вспыльчивый, гордый. Но сейчас он какой-то вялый, будто за эти годы стал старше на десяток лет. Рядом — молоденькая девушка.
– Лена, – кивнул он. – Это Алина, моя... жена.
– Приятно познакомиться, – чуть смущённо отвечает Елена, протягивая руку девушке. Вот ведь — Максим женился, а она и не знала. Мимо прошёл ещё один важный момент из жизни брата.
Олег с Ириной устроились на диване, она что-то тихо ему шепчет. Вроде бы все на месте... но в комнате — натянутая тишина, чуть-чуть — и струна лопнет.
– Ну, вот! – хлопнула мама в ладоши. – Пора к столу, дети, я для вас всё любимое приготовила!
Действительно — стол ломится. Мамин особый борщ, котлеты, как в детстве, "Оливье", запечённая рыба... Всё так же, как много лет назад, когда по воскресеньям они толкались на кухне, и мама постоянно жаловалась, что опять наготовила слишком много.
Поначалу ели молча. Ложки да часы, только их и слышно. Соня что-то болтает дедушке о школе, а взрослые... словно каждый в своём панцире.
–– Помните, – вдруг сказала мама, – как вы в детстве дрались за последнюю котлету? Максим всегда был самым проворным.
–– Ага, – хмыкнул Олег. – Только потом всё равно делился.
–– Не всегда, – усмехнулась Елена, на пару секунд вновь ставшая десятилетней девчонкой. – Я отлично помню, как ты, Макс, съел моё мороженое и потом полдня ходил, еле сдерживая слёзы.
–– А мама заставила его купить тебе новое, на свои карманные, – добавил Олег, криво улыбаясь.
Максим впервые за весь этот вечер по-настоящему улыбнулся:
–– А ты тогда сказал, что тоже скинешься. Мы втроём топали в магазин на углу…
–– … и вместо одной пачки мороженого купили целый торт, – подхватила Елена.
Это воспоминание ненадолго нависло между всеми, согревая, напоминая о том, что их связывает куда больше, чем просто фамилия или общие гены. Детские битвы за лакомства, глупости и слёзы, победы и разочарования – всё это не исчезло, не растворилось, просто спряталось за суетой взрослых обид.
Максим тяжело вздохнул, отложил вилку и вдруг очень серьёзно сказал:
–– Послушайте… Я хочу извиниться. Перед всеми вами. Я повёл себя как дурак тогда, четыре года назад.
–– Макс… – попыталась вставить слово Елена.
–– Дай я скажу, – перебил он и посмотрел на родителей. – Папа, мама… эта ваша дача… она ВАША. Вы можете делать с ней всё, что захотите. А я… я просто поддался какой-то жадности, обиде. Честно, как малый.
–– Максим, – отец говорил твёрдо, но мягко, – дача достанется тебе. На пару с братьями. Мы уже изменили завещание.
–– Но…
–– Никаких но, – мама положила руку на его плечо. – Мы тоже были неправы. Нельзя выделять одного из своих детей, даже если кажется, что это по справедливости.
–– А я понял, – глухо сказал Максим, – что дача – просто место, стены и крыша. А семья – это вы все. Я чуть не потерял самое главное из-за каких-то квадратных метров.
Елена почувствовала, как в горле вдруг встал ком, а глаза защипало:
–– А я… поняла, что есть такие проблемы, которые не решить, отмалчиваясь и прячась. Не надо было бежать, надо было разбираться.
–– Да мы все хороши, – вздохнул Олег. – Я, например, мог бы помирить всех, а выбрал отсиживаться в сторонке.
Мама вдруг повернулась к Ирине, жене Олега:
–– Ирочка, а ты что скажешь? Ты ведь словно наблюдатель со стороны.
Тихая, обычно молчаливая Ирина вдруг негромко, но уверенно сказала:
–– А знаете, я вам даже завидую. У меня… у родителей нет семьи – все по разным городам-странам, никто не общается. А у вас – прямо тут, за этим столом! Знаете, вы ведь по-настоящему друг другу не безразличны. Если ссоритесь и всё равно возвращаетесь.
Отец усмехнулся, прищурившись на Олега:
–– Мудрая у тебя жена, сын. Береги.
–– Так и делаю, пап.
После обеда никто никуда не торопился. Долго сидели за столом, уминая пироги и попивая чай; впервые за много лет разговор шёл легко – откровенно, честно, без того вечного клубка на душе. Максим рассказывал о своей работе и о том, как познакомился с Алиной. Олег – о своих планах, а Елена вдруг поймала себя на мысли, как сильно скучала по этим шумным воскресным разговорам.
Наконец, когда за окном почти стемнело, мама поднялась из-за стола:
–– Дорогие мои! Давайте вот о чём договоримся: каждое второе воскресенье – семейный обед. У меня. Без переносов, без отговорок.
–– Договорились! – хором ответили все дети, и это прозвучало как настоящее обещание.
Перед уходом Максим вдруг крепко обнял Елену:
–– Прости меня, Лена. За всё.
–– И ты меня. Прости, что так легкомысленно сбежала и не пыталась ничего решить.
Олег тут же вклинился, заключив их в свои объятия:
–– Да ну вас, братья и сёстры! Мы все хороши… но главное ведь – мы вместе.
Когда они уже возвращались домой, Соня спросила:
–– Мам, а теперь мы каждое воскресенье будем к бабушке ездить?
–– Каждое ВТОРОЕ, солнышко.
– А можно каждое? Мне так нравится, когда все вместе. И борщ у бабули самый вкусный…
Елена поймала взгляд мужа в зеркале – и засмеялась легко, по-настоящему:
–– Думаю, бабушка будет только рада, если мы её внезапно навестим каждое воскресенье.
В следующее воскресенье Вера Николаевна снова накрыла свой фирменный стол на шестерых. Только теперь она знала точно – все шесть тарелок не останутся одинокими. Потому что семья – это не просто «родственники». Семья – это те, кто снова и снова собирается за одним столом – несмотря ни на обиды, ни на гордость, ни на старые раны. Потому что любовь всё-таки важнее, а прощение дороже правоты.
…И, между прочим, борщ действительно кажется вкуснее, когда его едят все вместе.