Ирина давно не покупала себе помаду. Не потому что не нравилось — просто, казалось, не для кого. Алексей всё равно не замечает, а на работе... кто в их бухгалтерии обращает внимание на губы?
Сегодня, возвращаясь с работы, она всё же зашла в аптеку. У прилавка крутила в руках блеск в розовом тоне, что-то между «весенним утром» и «нежной вульгарностью», и почти уже положила обратно.
— Неплохой выбор. Подойдёт вам, — сказал чей-то голос.
Она обернулась. Мужчина. Высокий, с седеющими висками и тёплым голосом. Дорогой плащ, уставший взгляд. И усмешка — будто знал, как действует.
— Просто мимо шёл, не подумайте ничего, — добавил он, поднимая руки. — Но вам точно стоит взять этот. Не каждый день встречаешь женщину, которой действительно идёт розовый.
Ирина почему-то купила блеск. Хотя шла вообще-то за таблетками от давления.
На следующий день он снова оказался рядом — в холле их клиники, листал журнал.
— У нас тут очередь долгая, да? — усмехнулся. — Хорошо, что я не по экстренному.
Она кивнула, прошла мимо. Но сердце — противно заколотилось. Смешно, конечно. В её возрасте… глупости.
Через пару дней он уже знал её имя.
— Ирина, вы — бухгалтер, правильно? Я вас видел на табличке. Владимир. Приятно познакомиться.
— У вас снова приём? — спросила она, пряча улыбку.
— Да. А ещё кофе в автомате — отвратительный. Вы не знаете поблизости нормальное место? Или вдруг… составите компанию за чашкой?
Она отказалась. В тот день.
Но на третий — согласилась.
Владимир говорил с теплотой и вниманием. Ирина забыла, когда в последний раз кто-то интересовался, как она на самом деле себя чувствует, а не просто ждал от неё отчётов и чистой кухни. Он шутил, рассказывал о том, как уехал на два года в Чехию, как разводился «мирно, но скучно», как однажды плыл по Влтаве на старом катере, и его унесло течением — пришлось грести доской от сиденья.
— А вы когда в последний раз делали что-то безумное? — спросил он, глядя ей в глаза.
Она не ответила. Вспомнила, как Алексей вчера сказал:
— Не забудь оплатить ЖКХ, пока не отключили горячую воду.
И ещё:
— У тебя борщ не пересолен? Мне показалось.
А потом он ушёл в комнату смотреть футбол. Без поцелуя. Без взгляда.
***
На следующей неделе Владимир принёс ей чай с жасмином. Без повода. Просто потому что она однажды в кафе между делом сказала, что любит жасмин.
— Вы меня пугаете, — сказала Ирина, взвешивая коробку в ладонях.
— А я и сам себя пугаю, если честно. — Он откинулся на спинку дивана и улыбнулся. — Не думал, что снова захочу кого-то слушать. И смотреть. Так долго.
В тот вечер она долго смотрела на себя в зеркало. И решила впервые за десять лет надеть серёжки, которые Алексей «не любил» — дёргаются, говорит, раздражают.
Когда она вошла на кухню, Алексей поднял глаза от газеты:
— У тебя голова не болит? Чего это ты вся такая нарядная?
— Нет. Просто так.
— Ужин будет?
— Будет… позже.
Она вышла на балкон. Включила телефон. Там было новое сообщение от Владимира:
«Вы умеете исчезать, как дым. Но мне бы хотелось, чтобы вы остались. Хоть ненадолго.»
***
Весна вдруг оказалась не календарной, а внутренней. Ирина просыпалась с лёгкостью, с которой не вставала даже в молодости, когда маленький сын звал к завтраку. Она стала чаще смотреться в зеркало. Не искать морщины — искать глаза. Себя, настоящую. Ту, что ещё жива.
С Владимиром они встречались дважды в неделю. Потом — чаще. Никто не знал, она никому не рассказывала. Алексей ничего не спрашивал. Только как-то, проходя мимо, бросил:
— Ты стала чаще улыбаться. На работе весело, что ли?
— Коллеги шутят, — ответила она не задумываясь.
Иногда ей становилось не по себе. Особенно когда Алексей, проснувшись ночью, накрывал её пледом. Или однажды купил её любимый йогурт. Не розовый, клубничный, а тот, что с инжиром — он всегда запоминал такие мелочи.
Но рядом с Владимиром всё было иначе. Он говорил о мире, книгах, музыке. Он прикасался к её руке, как будто боялся спугнуть. Иногда просто смотрел — молча, долго. Это взгляд жаждущего. Того, кто хочет.
— Ты знаешь, Ира, — шептал он однажды, когда они сидели на лавочке в ботаническом саду, — я не знаю, что будет дальше. Но впервые за много лет я хочу идти в это «дальше» не один.
Сердце сжалось.
А потом он позвал её в Ярославль. На выходные. — У меня там дача. Речка, лодка, и ни одной души.
Она не знала, что сказать. Возражений не было. Но и слов — тоже.
Алексей тем вечером читал газету, когда она сказала:
— На выходных у нас корпоратив. С ночёвкой.
— Угу… Он даже не поднял головы. — Не забудь зубную щётку.
— Конечно…
***
На даче было невообразимо тихо. Только ветер трепал берёзы и шептал что-то в камышах. Владимир был галантен, нежен, тонок. Он готовил шашлык, варил кофе в турке, застилал постель так, будто это ритуал.
А когда наступила ночь — она не сопротивлялась.
Не было в этом страсти — была нежность. Была жажда быть нужной. Быть любимой.
— Ты самая настоящая женщина, Ира, — сказал он, когда лежали рядом. — Не дура, не стерва, не бизнес-партнёр. Ты — живая. С тобой тепло.
Она заплакала.
— Не плачь, — прошептал он, — ты не представляешь, сколько я тебя искал.
На следующей неделе она не вернулась домой.
Позвонила Алексею с работы.
— Я не приду сегодня… и завтра тоже. Я… уезжаю.
— С кем?
— Это неважно. Я не хочу больше лгать.
Пауза была такая долгая, что она подумала — отключился. Потом услышала:
— Ты знаешь, я всё чувствовал. Просто молчал, потому что верил: ты одумаешься.
— Прости.
— Не за это прошу. За то, что ты не пришла и не сказала раньше. Уходишь — уходи, только не предавай. Даже меня.
***
Ирина жила с Владимиром. Неделю. Потом две. Цветы, вино, прогулки. Секс по утрам и комплименты за ужином.
— Ты должна бросить работу, — сказал он однажды. — Зачем тебе этот офис, эти бумажки? Я обеспечу.
— Мне нравится работать.
— Это потому что у тебя не было другой жизни, — усмехнулся он. — Посмотри на себя: ты расцвела. Я тебя сделаю счастливой, Ира.
Она смотрела на него и хотела верить. Очень хотела.
***
Ирина действительно уволилась. Оформила заявление по собственному, молча собрала папку с документами, передала дела коллегам.
— Ты уверена? — спросила Нина из соседнего отдела. — Шесть лет до пенсии. Стаж, выплаты…
Ирина только кивнула.
— Стаж — это всё, что осталось от меня прежней.
Владимир встретил её с букетом ирисов. Сказал, что теперь у них начнётся «настоящая жизнь».
Первые дни были лёгкими. Она просыпалась в его постели, тянулась к нему, варила кофе и смотрела, как он читает газету на балконе. Казалось — всё наконец встало на свои места.
Но потом началось.
— Ты снова сделала гречку? Слушай, ты же знаешь, я не люблю её. Хочешь — сама ешь.
— Прости, я забыла, — Ирина автоматически начала перекладывать в контейнер.
— Ты стала рассеянной. Надеюсь, не беременна, — пошутил он и усмехнулся. Но как-то неприятно.
Она рассмеялась — натянуто.
На третий месяц он стал задерживаться. Говорил, что совещания, партнёры, пробки.
А потом был вечер, когда Ирина пришла в офис — хотела сделать сюрприз, принести обед.
Он сидел в кафе напротив с девушкой. Молодой. Яркой. Она хохотала, наклоняясь ближе, а он держал её за руку.
Когда Ирина спросила вечером, кто это, он усмехнулся:
— Да ты что, ревнуешь? Смешно. В нашем возрасте?
— Я просто… мне неприятно, Володь.
— Слушай, не начинай. Мы же взрослые люди. Без сцен.
Он стал ночевать вне дома.
— Где ты был?
— У друга. Спал там. Устал, поняла?
Когда она подошла обнять его, он отстранился:
— Я с работы. Не до этого.
***
А потом был день, когда она собиралась уехать к подруге на целый день — вместе хотели съездить за город, просто сменить обстановку. Но настроение не задалось, они спорили по пустякам, и Ирина решила вернуться домой.
Зашла в магазин — купила сыр, вино, зелень, розмарин. Хотела приготовить запечённую курицу, зажечь свечи, устроить вечер как в начале их романа.
Вошла в квартиру тихо, чтобы сделать сюрприз.
Но в прихожей стояли женские туфли. Маленькие, лакированные, как у школьницы.
На вешалке — чужая куртка.
В спальне — смех. Посторонний, звонкий. Молодой.
Она стояла в дверях, как прибитая. А Владимир только повернул голову:
— Ты рано. Мы не договаривались.
— Кто она?..
— Господи, Ира. Ты серьёзно? Ты же не думала, что я… что мы… навсегда?
— Я думала… ты любишь меня.
Он фыркнул, посмотрел на свою новую спутницу, и, не скрываясь, сказал:
— Лариса, дай нам пару минут, ладно?
— Её зовут Лариса?
— Ну да. Какая разница?
— Ты говорил, что я — живая. Настоящая…
— Да, Ира. Но я — охотник, понимаешь? А ты… уже пойманная. С тобой скучно. Я не за этим всё это затевал, только спортивный интерес.
Каждое его слово било в лицо. Внутри было ощущение, будто из неё вынули воздух. И себя. И сердце.
Она вышла, не помня, как. С сумкой, с блеском, который теперь казался клоунским.
На улице шёл дождь. Она не брала зонт. Просто шла — без цели, без адреса.
К Алексею?
После всего…
Она оказалась в том же кафе, где впервые выпила с Владимиром чай с жасмином. Заказала его снова. И разрыдалась.
Официантка принесла салфетки.
А потом пришло сообщение от сына: «Мам, ты куда исчезла? Папа звонил, переживает.»
Ирина закрыла глаза.
***
Ночь она провела у сына. Он приехал за ней молча. Обнял. Забрал.
Не спрашивал. Не осуждал. Только накрыл её пледом и сказал:
— Вот, мама. Твой любимый. Я его забрал его из дома. Тебе будет тепло.
Ирина сидела в кресле и гладила пушистый край пледа. В голове — пустота. Ни слёз, ни истерик. Только усталость.
Утром она встала рано, сварила овсянку, погладила сыну рубашку — по привычке.
В этот момент раздался звонок. Алексей.
Она замерла. Потом ответила.
— Привет, — тихо.
— Привет. Я узнал, что ты у Антона.
Пауза.
— Да. Я… не знала, куда ещё.
— Приходи.
Она удивилась.
— Ты… не сердишься?
— Сержусь. Но хочу, чтобы ты пришла.
Дверь он открыл сам. Постаревший, ссутулившийся, в домашнем трико и с тем самым взглядом — привычным, простым. Настоящим.
Она вошла. Всё было на месте: её тапочки, её чашка с рисунком граната, её фото с сыном на кухне. Только запаха её духов не было. И её пледа.
— Я… очень виновата, Лёша.
Он не ответил. Подошёл. Осторожно взял её ладонь.
— Я не был идеальным мужем. Я тебя… как мог, так и любил. Но ты никогда не говорила, чего хочешь. А я не умею угадывать. Я умею быть рядом.
Она заплакала.
— Я дура, да?
— Нет. Просто мы оба устали. Только ты ушла. А я остался.
Он сел рядом, взял её за плечи.
— Я не могу обещать, что всё станет, как раньше. Но я могу предложить чай с вареньем. С вишнёвым. Твоим любимым.
Она улыбнулась сквозь слёзы.
— Ты купил его?
— Оно у нас всегда есть. Просто ты не замечала.
Прошло два месяца.
Они снова жили вместе. Не как раньше — иначе. Он слушал её. Она — говорила. Иногда ссорились. Иногда молчали. Но уже не от обиды, а от уюта.
Ирина устроилась работать в библиотеку. Тихо, спокойно. Часто приходила домой с рассказами о странных читателях. Алексей слушал.
Однажды она спросила:
— А ты меня любишь?
Он поднял бровь:
— Что за глупости?
— Ну просто скажи.
Он подошёл, обнял и шепнул в макушку:
— А ты как думаешь, кто Антону отдал твой любимый плед, когда он сказал, что ты у него будешь ночевать?
***
Эта история тронула вас? Подпишитесь на канал — впереди ещё больше жизненных рассказов. А вы бы смогли простить такую жену? Напишите в комментариях!