Он ушёл, громко хлопнув дверью, оставив после себя не только тишину, но и громкое «ты без меня пропадёшь». Только вот пропала не она.
Рубрика: Семейные конфликты — битва за право быть собой
Глава 1: Уход
Дверь хлопнула так, что стёкла в серванте задрожали. Лукерья замерла посреди комнаты, держа в руках мокрую тряпку, которой только что вытирала пыль с подоконника. Еремей стоял в дверном проёме, сжимая ручку старого чемодана, и смотрел на неё тёмными, злыми глазами.
— Я уезжаю, — сказал он, чеканя каждое слово. — А ты подумай, как будешь жить одна.
Она не ответила. Только посмотрела на него — долго, спокойно, как будто видела впервые. Его лицо, всегда красное от раздражения, сейчас казалось почти чужим. Седые виски, морщины у рта, сжатые губы. Он ждал, что она закричит, заплачет, бросится к нему. Но Лукерья молчала.
— Ты без меня пропадёшь, — бросил он напоследок, и дверь за ним захлопнулась.
Тишина обрушилась на квартиру, как снег. Лукерья медленно опустилась на стул, всё ещё сжимая тряпку. Часы на стене тикали, отсчитывая секунды. Впервые за тридцать лет в доме не было ни криков, ни упрёков, ни тяжёлого взгляда Еремея. Она сидела, слушая, как тикает время, и вдруг поняла: ей не страшно.
На кухне закапал кран. Лукерья встала, аккуратно сложила тряпку и пошла выключить воду. Она не думала о том, что сказал Еремей. Она просто жила.
---
На следующий день Зоя, соседка с третьего этажа, постучала в дверь. Лукерья открыла, ещё не убрав следы вчерашнего вечера — чашку с недопитым чаем, разбросанные вещи Еремея, которые он не забрал.
— Люся, ты чего, как привидение? — Зоя, пышная, с ярким платком на голове, ввалилась в прихожую. — Он опять, что ли, ушёл?
Лукерья кивнула, не вдаваясь в подробности. Зоя прищурилась, будто оценивая, насколько всё серьёзно.
— Ну и чёрт с ним, — заявила она, ставя на стол пакет с яблоками. — Пойдём, окна у меня помоешь. Пятьсот рублей дам. А то у тебя лицо, будто мир рухнул.
Лукерья хотела отказаться, но Зоя уже тащила её за рукав. «Пятьсот рублей», — подумала она, глядя на пустой кошелёк на тумбочке. Это был её первый шаг. Не назад, не вперёд — просто шаг.
Глава 2: Пустая квартира
Лукерья стояла на кухне, глядя на чайник. Он был старый, с облупившейся эмалью, но всё ещё свистел, когда закипал. Она поставила его на плиту и замерла, прислушиваясь к тишине. Без Еремея квартира казалась больше, чем была. Две комнаты, узкий коридор, потёртый линолеум — всё знакомое, но теперь чужое. Как будто дом тоже ждал, что она заплачет.
Она не плакала. Вместо этого открыла шкаф, достала пачку чая и старую жестяную банку, где хранила мелочь. Двадцать три рубля и копейки. На хлеб хватит, на молоко — нет. Лукерья пересчитала монеты дважды, аккуратно сложила их обратно и закрыла банку. «Надо что-то делать», — подумала она, но что именно, пока не знала.
День тянулся медленно. Она вымыла пол, хотя он и так был чистым. Перебрала бельё в комоде, найдя старый платок, который Еремей подарил ей на свадьбу. Платок был дешёвый, с кривыми цветами, но тогда ей казалось, что он красивый. Лукерья посмотрела на него, сложила и убрала обратно. Не выбросила — просто убрала.
К вечеру Зоя снова постучала. На этот раз она принесла миску с котлетами, пахнущими луком и укропом.
— Люся, ты ела вообще? — Зоя оглядела кухню, заметив одинокую чашку на столе. — Садись, поешь. А то в обморок грохнешься, а мне тебя тащить.
Лукерья улыбнулась краешком губ. Зоя всегда говорила так, будто весь мир — её забота.
— Спасибо, Зой. Я в порядке, — ответила она, но миску взяла.
— В порядке она, — фыркнула Зоя, усаживаясь напротив. — Слушай, я тут подумала. У Аркадия на рынке девка одна уволилась. Зелень продавать некому. Пойдёшь? Он тебя помнит, ещё с тех времён, когда вы с ним в клубе танцевали.
Лукерья замерла с котлетой в руке. Аркадий. Высокий, с добрыми глазами, всегда шутил, что женится на ней, если Еремей не успеет. Тогда это были просто слова, но теперь они укололи чем-то тёплым и забытым.
— Я не знаю, Зой. Смогу ли, — тихо сказала она. — Я ж никогда не торговала.
— А чего там уметь? — Зоя махнула рукой. — Улыбнешься, скажешь: «Петрушка свежая, берите». И всё. Пойдёшь завтра, поговорю с ним.
Лукерья кивнула, больше из вежливости. Но когда Зоя ушла, она долго сидела, глядя на котлеты. Потом встала, достала старый пылесос из кладовки и начала убирать. Пылесос гудел, заглушая тишину, а она думала: «Может, и правда пойти?»
На следующее утро она надела своё лучшее платье — синее, с мелкими цветами, — и пошла к автобусной остановке. Ветер дул сквозь навес, но Лукерья не замечала. Она смотрела на дорогу, где должен был появиться автобус, и впервые за долгое время чувствовала, что движется вперёд.
Глава 3: Соседка и работа
Рынок гудел, как улей. Лукерья стояла за прилавком, неловко поправляя фартук, который ей выдал Аркадий. Пучки петрушки, укропа и зелёного лука лежали перед ней аккуратными рядами, пахнущие землёй и утренней росой. Она то и дело оглядывалась на Аркадия, который возился с ящиками в углу, но он только подмигивал и кричал через шум рынка:
— Не бойся, Люся, ты справляешься! Главное, улыбайся, и народ потянется!
Лукерья выдавила слабую улыбку. Улыбаться было непривычно, как будто лицо забыло, как это делается. Но она старалась. «Петрушка свежая, берите, пятьдесят рублей пучок», — повторяла она, сначала тихо, потом чуть громче. К обеду она продала три пучка укропа и один лука. Не густо, но деньги — сто пятьдесят рублей — её первая выручка.
— Ну, как первый день? — Аркадий подошёл ближе, вытирая руки о фартук. Его глаза, всё такие же добрые, как тридцать лет назад, смотрели на неё с теплом.
— Тяжело, — честно призналась Лукерья, глядя на свои руки, покрасневшие от холодной воды, в которой она промывала зелень. — Но ничего. Справлюсь.
— Справляешься, — кивнул Аркадий. — Ты всегда была крепкая. Еремей, дурак, этого не понял.
Лукерья опустила взгляд. Имя мужа резануло, но не так больно, как раньше. Она молча переложила пучок петрушки, чтобы не встречаться с глазами Аркадия.
— Если что, зови, — добавил он и вернулся к своим ящикам.
К вечеру ноги гудели, спина ныла, но в кармане было уже четыреста рублей - её первый заработок. Лукерья сидела на лавочке у рынка, считая мелочь. На молоко хватит. Может, даже на сыр.
Дома её ждала Зоя. Соседка сидела на кухне, будто у себя, и чистила картошку.
— Ну, как там, на базаре? — Зоя посмотрела на неё с хитринкой. — Аркадий небось глаз не сводит?
— Да ну тебя, — Лукерья махнула рукой, но щёки чуть порозовели. — Работа как работа. Устала только.
— Устала — это хорошо, — заявила Зоя, бросая картофелину в кастрюлю. — Значит, жива. А то сидела тут, как тень. Слушай, а что Еремей? Не звонил?
Лукерья покачала головой. Телефон молчал с того самого дня, как он ушёл. Она ждала, что он позвонит, скажет что-нибудь злое. Но тишина была громче любых слов.
— И не звони ему, — строго сказала Зоя, тыкая ножом в воздух. — Пусть сам ползает. А ты, Люся, держись. Ты теперь не его, а своя.
Лукерья кивнула, хотя внутри всё ещё ворочалось что-то тяжёлое. Она достала из сумки купленный по дороге хлеб и сыр, аккуратно разрезала их и поставила на стол. Зоя одобрительно хмыкнула.
— Вот, уже хозяйка, — сказала она. — А там, глядишь, и Аркадий подкатит.
— Зоя! — Лукерья бросила на неё взгляд, но не выдержала и рассмеялась. Тихо, почти неслышно, но это был первый смех за много дней.
Ночью, лёжа в постели, она смотрела в потолок. Кровать казалась слишком большой без Еремея, но Лукерья не ворочалась. Она думала о рынке, о запахе зелени, о добрых глазах Аркадия. А потом заснула — впервые без слёз.
Глава 4: Правда через сплетни
Лукерья привыкала к рынку. Через неделю она уже не путала цены и научилась громко зазывать покупателей, хоть голос всё ещё дрожал. «Зелень свежая, берите, не пожалеете!» — выкрикивала она, и люди останавливались, улыбались, брали пучки укропа и петрушки. К концу дня в кармане было уже шестьсот рублей её зарплаты — на масло, сахар и чай хватит.
В обед она зашла в магазин у дома, чтобы купить хлеба. За прилавком стояла Мила, продавщица с ярко накрашенными губами и вечной привычкой болтать без умолку. Лукерья положила батон на кассу, а Мила, пробивая чек, вдруг прищурилась.
— Люся, ты чего такая довольная? — спросила она, поправляя локон. — Неужто Еремей вернулся?
Лукерья покачала головой, доставая кошелёк.
— Нет, Мила. Работаю теперь, на рынке.
— Работаешь? — Мила округлила глаза, будто Лукерья сказала, что полетела на Луну. — Ну, молодец, конечно. А Еремей твой, говорят, совсем закрутился. С молоденькой связался, представляешь? У той трое детей, кредиты по уши, а он, дурак, туда же.
Лукерья замерла, держа мелочь в руке. Слова Милы ударили, как ветер в лицо, но не больно — скорее неожиданно. Она посмотрела на продавщицу, и вдруг уголки её губ дрогнули. Не злорадство, не обида — просто лёгкая, почти незаметная улыбка.
— Пусть живёт, как хочет, — сказала она тихо и забрала хлеб.
Мила, не ожидавшая такого спокойствия, только хмыкнула и переключилась на следующего покупателя. А Лукерья вышла из магазина, чувствуя, как что-то тяжёлое внутри отпускает. Еремей, его новая жизнь, его слова «ты без меня пропадёшь» — всё это стало далёким, как старый фильм.
Дома она готовила ужин — картошку с луком, нарезала хлеб, поставила чайник. Зоя заглянула, как всегда без стука, с банкой квашеной капусты в руках.
— Люся, ты чего сияешь? — Зоя плюхнулась на стул, оглядывая кухню. — Неужто Аркадий предложение сделал?
— Да ну тебя, — Лукерья махнула рукой, но улыбнулась шире. — Просто день хороший. И Мила в магазине болтала, что Еремей с какой-то девкой живёт. С тремя детьми.
Зоя расхохоталась так, что ложка выпала из банки.
— Ох, Люся, это ж надо! Он, видать, думал, что молодуху подцепил, а там целый детский сад! Ну и пусть, дурак, мучается. А ты, гляди, цветёшь. Скоро Аркадий не выдержит, точно тебе говорю.
Лукерья покачала головой, но смех Зои был заразительным. Они сидели до поздна, пили чай, говорили о капусте, о ценах на рынке, о том, как Зоя однажды поймала вора за руку. Еремей в разговоре больше не всплывал.
Ночью Лукерья разбирала старый шкаф, куда давно не заглядывала. Она хотела найти тёплый платок — вечера становились холоднее. Вместо платка на дне ящика попался конверт. Старый, потрёпанный, с почерком Еремея. Лукерья нахмурилась, открыла его. Внутри лежал листок — черновик договора о продаже квартиры. Её квартиры. Их квартиры. Без её подписи, без её ведома. Дата — полгода назад.
Лукерья сидела на полу, держа бумагу в руках. Сердце стучало, но слёз не было. Только холодная ясность. «Он хотел меня без дома оставить», — подумала она. И в этот момент телефон зазвонил. Номер был незнакомый, но Лукерья почему-то знала, кто это.
— Алло, — сказала она, поднеся трубку к уху.
— Люся, это я, — голос Еремея был хриплым, почти жалобным. — Я думал, ты позвонишь. Попросишь вернуться.
Она молчала, глядя на листок в руке.
— Ты ведь ушёл, — наконец ответила она. Спокойно, без дрожи.
Еремей кашлянул, будто не ожидал такого.
— Ну, подумай ещё, — буркнул он и повесил трубку.
Лукерья положила телефон на стол. Конверт она не выбросила — убрала в ящик. Завтра она поговорит с Зоей. Или с Аркадием. Но это будет завтра. А пока она легла спать, и сон пришёл быстро, как никогда.
Глава 5: Возвращение Оли
Лукерья проснулась рано, когда за окном ещё было серо. Она лежала, глядя в потолок, и думала о конверте. Бумага с почерком Еремея не выходила из головы, но гнев, которого она ждала, не пришёл. Вместо этого было странное спокойствие — как будто она уже знала, что делать, но пока не могла это назвать.
На рынке день был суетливый. Покупатели толпились, требовали скидок, а Лукерья, к своему удивлению, справлялась. Она даже начала шутить с одной старушкой, которая торговалась за пучок укропа. «Берите два, бабуль, борщ вкуснее будет», — сказала она, и старушка, хихикнув, согласилась. Аркадий, заметив это, показал ей большой палец издалека.
В обед зазвонил телефон. Лукерья вытерла руки о фартук и посмотрела на экран. Номер был знакомый, но старый — Оля, бывшая невестка. Они не виделись года три, с тех пор как сын Лукерьи уехал в другой город, а Оля осталась одна с ребёнком. Лукерья нахмурилась, но ответила.
— Люся, здравствуй, — голос Оли был тихим, почти виноватым. — Можно к тебе приехать? На пару дней. Меня… из квартиры выгоняют. Съёмная, нечем платить. Сын со мной, ему шесть.
Лукерья молчала, держа телефон. Она вспомнила, как Оля жила у них полгода, когда сын только начал встречаться с ней. Тогда Еремей ворчал, но Лукерья кормила её, стирала её вещи, учила готовить. Оля была как дочь, пока всё не развалилось.
— Приезжай, — наконец сказала Лукерья. — Место есть.
— Спасибо, Люся, — Оля всхлипнула. — Я завтра буду.
Вечером Лукерья готовила постель в маленькой комнате. Она достала чистое бельё, протёрла пыль, поставила на стол старую вазу с парой конфет. Зоя, заглянувшая с очередной банкой солений, посмотрела на неё с подозрением.
— Это ты к чему готовишься? Аркадий, что ли, в гости? — подмигнула она.
— Оля приедет, — ответила Лукерья, разглаживая простыню. — С сыном. Жить негде.
Зоя присвистнула.
— Ну, ты святая, Люся. После всего приютить её? А если она опять на год застрянет?
— Не застрянет, — спокойно сказала Лукерья. — Я знаю.
Зоя только покачала головой, но спорить не стала.
Оля приехала на следующий день. Худая, с усталыми глазами, она держала за руку мальчика в потрёпанной куртке. Лукерья обняла её, не задавая вопросов, и повела в квартиру. Мальчик, Ваня, сразу побежал к окну, разглядывая двор.
— Люся, я не знаю, как тебя благодарить, — Оля села на кухне, сжимая чашку с чаем. — Я думала, ты не захочешь меня видеть. После всего.
— Чего вспоминать, — Лукерья пожала плечами, нарезая хлеб. — Живи, сколько надо.
Оля молчала, глядя в стол. Потом вдруг подняла глаза.
— Люся, я должна тебе сказать. Еремей… он звонил мне месяц назад. Просил подписать какие-то бумаги. Про квартиру. Сказал, что ты согласна, но я не поверила. Я… я сохранила копию. Это было про продажу.
Лукерья замерла, держа нож. Конверт, который она нашла в шкафу, всплыл перед глазами. Она медленно опустилась на стул.
— Покажи, — тихо сказала она.
Оля достала из сумки сложенный листок. Это был тот же договор, но с подписями — не её, а чужими. Лукерья смотрела на бумагу, и внутри росло что-то твёрдое, решительное.
— Спасибо, Оля, — наконец сказала она. — Это важно.
Оля кивнула, а Ваня, подбежав, потянул её за рукав, прося конфету. Лукерья улыбнулась, глядя на них. Она знала, что сделает завтра. Но пока поставила чайник и позвала всех ужинать.
Глава 6: Документы и дверь
Лукерья проснулась с твёрдой решимостью. Договор, который показала Оля, лежал на столе, рядом с её старым кошельком. Она не перечитывала его — и так помнила каждое слово. Еремей хотел продать квартиру, их дом, без её согласия. Это было не просто предательство — это было воровство. Но Лукерья не злилась. Она просто знала, что пора действовать.
Утром, перед рынком, она зашла к Зое. Соседка, как обычно, варила кофе, наполняя кухню горьковатым ароматом.
— Зой, посмотри, — Лукерья положила договор на стол. — Еремей хотел квартиру продать. Оля вчера рассказала.
Зоя пробежала глазами по бумаге, её брови полезли вверх.
— Вот же гад! — выдохнула она, хлопнув ладонью по столу. — Люся, это ж он тебя на улицу выгнать хотел! Что делать будешь?
— Замки поменяю, — спокойно сказала Лукерья. — И в ЖЭК схожу, узнаю, как дом защитить.
Зоя посмотрела на неё с восхищением.
— Ну, ты даёшь, Люся. Я б ему такой скандал закатила, а ты — как скала. Молодец. Если что, я с тобой, в ЖЭК пойдём вместе.
Лукерья кивнула, чувствуя, как поддержка Зои греет, как тёплый платок. Она ушла на рынок, но весь день думала о замках. В обед Аркадий заметил, что она задумчивая.
— Люся, ты чего хмурая? — спросил он, ставя ящик с зеленью. — Покупатели жалуются?
— Нет, Аркаш, всё нормально, — ответила она, но помедлила. — Просто… дела семейные. Еремей квартиру хотел продать. Без меня.
Аркадий присвистнул, его лицо посерьёзнело.
— Вот это номер. Люся, если помощь нужна — юрист, там, или ещё что, — ты скажи. У меня знакомый есть, разберётся.
— Спасибо, — Лукерья улыбнулась, впервые за день. — Я справлюсь. Но если что, позову.
К вечеру она зашла в хозяйственный магазин и купила новый замок. Дома, пока Оля с Ваней были на прогулке, Лукерья вызвала мастера. Тот работал быстро, и через час старая дверь блестела новыми замками. Лукерья провела пальцем по холодному металлу и почувствовала, как что-то внутри щёлкнуло — как будто она заперла не только дверь, но и прошлое.
На следующий день Еремей пришёл. Лукерья была на кухне, резала овощи для супа, когда услышала стук. Она открыла дверь и увидела его — с тем же чемоданом, с красным лицом, но без прежней злобы. Он выглядел усталым.
— Люся, пусти, — буркнул он. — Вещи забрать надо.
Лукерья посмотрела на него, держа дверной косяк.
— Вещей твоих тут нет, — сказала она ровно. — И ключ не подойдёт. Я замки сменила.
Еремей моргнул, будто не понял.
— Ты чего? Это ж мой дом тоже!
— Был, — ответила Лукерья. — А теперь мой. Иди, Еремей. Не стучи больше.
Она закрыла дверь, не дожидаясь ответа. Стук повторился, но слабее, а потом стих. Лукерья вернулась к овощам, и нож в её руке не дрогнул. Оля, вернувшись с Ваней, заметила табличку на двери: «Не беспокоить». Она посмотрела на Лукерью, но ничего не спросила.
— Суп будешь? — только и сказала Лукерья, ставя тарелку.
Оля кивнула, а Ваня, болтая ногами, попросил добавки. Лукерья улыбнулась. Дом был её. И жизнь тоже.
Глава 7: Тюль и чай
Лукерья стояла у окна, прикрепляя новый тюль. Ткань была лёгкая, с мелким цветочным узором, купленная на рынке за полторы тысячи рублей — её первая большая трата за годы. Она аккуратно расправляла складки, и солнечный свет, пробиваясь сквозь тюль, ложился мягкими пятнами на потёртый линолеум. В квартире пахло свежесваренным борщом, а на плите посвистывал чайник.
Оля с Ваней уехали утром. Лукерья помогла им собрать вещи, дала с собой банку варенья и немного денег — сколько могла. Оля обняла её на прощание, шепнув: «Люся, ты мне как мама». Ваня помахал рукой из окна автобуса, и Лукерья долго смотрела им вслед, пока автобус не скрылся за углом. Ей было грустно, но легко — как будто она отпустила не только их, но и часть себя.
К вечеру пришла Зоя. Она ввалилась в квартиру с привычной энергией, держа в руках миску с квашеной капустой.
— Люся, ну ты даёшь! — воскликнула она, оглядывая новый тюль. — Это ж как в журнале! Аркадий небось ахнул, когда увидел?
Лукерья улыбнулась, ставя на стол чашки.
— Аркадий не видел, Зой. Это я для себя купила. Хотела, чтоб красиво.
Зоя присела, глядя на неё с хитринкой.
— Для себя, говоришь? Ну-ну. А я слышала, он тебе вчера цветы приносил. Гвоздики, да?
Лукерья махнула рукой, но щёки чуть порозовели.
— Да какие цветы, Зой. Просто так дал, сказал, для настроения.
— Ага, просто так, — хмыкнула Зоя, накладывая капусту на тарелку. — Ты, Люся, держись, он мужик хороший. Не то что твой Еремей. Кстати, не появлялся больше?
Лукерья покачала головой. После того дня, когда она закрыла перед ним дверь, Еремей не приходил. Телефон молчал, и Лукерья не ждала его звонков. Она знала, что он где-то там, с новой жизнью, с новыми проблемами. Но её это больше не касалось.
— И правильно, — кивнула Зоя, отхлебнув чай. — Пусть живёт, как знает. А ты, Люся, теперь хозяйка. И дом твой, и жизнь твоя. Смотри, как всё наладилось.
Лукерья посмотрела на неё, потом на тюль, на чайник, на миску с капустой. Она вдруг улыбнулась — не краешком губ, как раньше, а широко, почти по-детски.
— А ведь жить можно, Зой, — тихо сказала она.
Зоя расхохоталась, хлопнув её по плечу.
— Можно, Люся, ещё как можно! Давай, наливай ещё чаю, расскажу, как я вчера на рынке картошку выбирала.
Они сидели до темноты, болтая о капусте, о ценах, о соседях. Чайник остыл, но Лукерья не спешила его подогревать. Она слушала Зою, смеялась, и в её маленькой кухне, в старой хрущёвке, было тепло. Не от плиты, не от чая — от чего-то большего.
Лукерья сидела за столом, подперев подбородок рукой, и слушала, как Зоя увлечённо рассказывает про свою последнюю покупку — три кило картошки по цене двух. Свет от старой лампы мягко падал на новый тюль, и кухня, несмотря на потёртые обои и скрипучие стулья, казалась уютной, почти новой. Лукерья ловила себя на мысли, что впервые за долгое время ей не нужно никуда торопиться, ничего бояться.
— Слушай, Зой, — вдруг сказала она, прерывая рассказ о картошке. — А ведь я раньше всё ждала. Еремея ждала, что вернётся, что скажет, что ошибся. А теперь… не жду ничего. И так хорошо.
Зоя замолчала, глядя на неё с улыбкой, в которой было что-то материнское.
— Вот и правильно, Люся, — кивнула она, отодвигая пустую чашку. — Ты теперь сама по себе. И знаешь, что? Ты не пропала, как он там болтал. Ты живёшь. И лучше его.
Лукерья не ответила, но её глаза чуть заблестели. Она встала, чтобы налить ещё чаю, и посмотрела на окно. Тюль колыхался от лёгкого сквозняка, и за ним виднелся двор — лавочка, где они с Зоей часто болтали, фонарь, мигающий над подъездом. Всё такое знакомое, но теперь своё.
— Зой, а ты квашеную капусту как делаешь? — спросила Лукерья, возвращаясь к столу. — Научишь? А то я свою всю раздала, а Ваня, Олин сын, так её нахваливал.
Зоя расхохоталась, хлопнув себя по коленке.
— Ох, Люся, да ты теперь в хозяйки записалась! Ладно, завтра принесу морковку, шинковку, и замутим капусту. Только соль не жалей, а то прокиснет.
Они ещё долго болтали — о капусте, о том, как Аркадий на рынке помог старушке донести сумку, о том, что в магазине опять подорожал сахар. Когда Зоя ушла, Лукерья осталась на кухне одна. Она не стала убирать чашки, не стала гасить свет. Просто сидела, слушая, как тикают часы, и улыбалась. Чайник остыл, тюль чуть покачивался, а в груди было тепло.
Она не думала о завтра. Не думала о Еремее, о его чемодане, о его словах. Она просто жила. И этого было достаточно.
Эпилог: Весна
Прошёл год. Весна пришла в город рано, и двор за окном Лукерьи покрылся молодой травой. Она стояла у прилавка на рынке, уже не робея, с ловкостью раскладывая пучки зелени. Её голос, теперь уверенный и звонкий, разносился над рядами: «Укроп свежий, петрушка хрустящая, берите, не пожалеете!» Покупатели улыбались, некоторые называли её по имени, а Лукерья шутила в ответ, как будто всю жизнь торговала.
Квартира тоже изменилась. Стены в кухне покрылись новыми обоями — светлыми, с тонким узором, которые она выбрала вместе с Зоей. На подоконнике стояли горшки с фиалками, подаренные Аркадием, который теперь заходил чаще — то с цветами, то с пирогом от сестры. Они пили чай, говорили о рынке, о жизни, и Лукерья ловила себя на том, что его присутствие стало привычным, как тёплый платок в холодный день.
Еремей больше не появлялся. Лукерья узнала от Милы, что он уехал в другой город, оставив за собой долги и слухи. Она не спрашивала подробностей — ей было всё равно. Договор о продаже квартиры, который она нашла в шкафу, лежал в ящике, как напоминание, но Лукерья редко о нём думала. Она сходила в ЖЭК, оформила все документы, и теперь квартира была её — полностью, без оговорок.
Оля иногда звонила. Они с Ваней обосновались в маленьком городке, где Оля нашла работу в кафе. В последнем письме она прислала фотографию: Ваня, улыбающийся, с новым рюкзаком, шёл в первый класс. Лукерья повесила фото на холодильник, рядом с открыткой от Зои, которую та привезла из отпуска.
Однажды вечером, когда солнце садилось, Лукерья сидела на лавочке во дворе. Рядом, как всегда, была Зоя, с неизменной банкой квашеной капусты. Они болтали о пустяках — о том, как Аркадий чуть не опрокинул ящик с луком, о том, что в магазине опять нет хорошего чая.
— Люся, а ты счастлива? — вдруг спросила Зоя, глядя на неё сбоку.
Лукерья задумалась. Она посмотрела на свои руки — натруженные, но сильные, на фиалки в окне, на двор, где дети гоняли мяч. Потом улыбнулась — широко, без тени сомнения.
— Ага, Зой. Счастлива.
Зоя кивнула, будто и не ждала другого ответа. Они сидели ещё долго, пока фонарь над подъездом не замигал, как старый друг. Весна пахла травой, Лукерья дышала полной грудью, и жизнь, такая простая и настоящая, была её.
-g-
🔥 Подпишитесь, чтобы не пропустить следующие истории.
Поставьте лайк 👍 и поделитесь своим мнением об этом рассказе.
Читайте также: