Александр Солженицын, будущий нобелевский лауреат, семь с половиной лет гнул спину в ГУЛАГе. От тачек с глиной до «шарашек», где умом ворочал, — его путь, как дорога с ухабами. Копал, считал, болел, писал. Как он держался? Что видел в лагерях? И как выбрался? Давайте разберёмся.
Новый Иерусалим: глина и блатные
В 1945-м Солженицына, осуждённого офицера, привезли в подмосковный Новый Иерусалим. Первый лагерь — кирпичный завод. Солженицын, как сам писал в «Архипелаге ГУЛАГ», таскал носилки, толкал тачки, загонял вагонетки с кирпичом в печи. Работа тяжёлая, как рваный платок на ветру. Потом он вывернулся — стал мастером глиняного карьера. Ну и дела!
Под началом — штрафная бригада, блатные. Работать не хотели, Солженицына не слушали. Он, по его словам, в первую смену их не расшевелил. И потом тоже. Бригадир, осуждённый за бытовку, всем заправлял, а мастер прятался за отвалами грунта, «замирал». Пытался счетоводом зацепиться — мол, математик. Не вышло. Должность мастера убрали, и Солженицын пошёл ломом глину копать. Шесть кубов за смену — накопай, нагрузи, откати. Вот так-то начинал.
Москва: от нормировщика до паркетчика
В сентябре 1945-го Солженицына перевели в московский ОЛП на Большой Калужской. Строили дома для МВД и МГБ. Десять месяцев он там. Сперва выхлопотал место заведующего производством — назвался нормировщиком, хотя не умел. Водил нарядчиков, бригадиров. Но «блатную» должность потерял, стал учеником маляра. Кисть, краска — не его. А потом, по удаче, полгода был помощником нормировщика. Считал, умножал, делил — вот где душа пела.
В мае 1946-го — новый поворот. Из помощников — в ученики паркетчика, в плотницкую бригаду. И переезд в общий барак. Жизнь, как колесо, крутила: то вверх, то вниз. Но Солженицын держался, искал, где полегче. Ну и дела, а голова-то работала!
«Шарашки»: от физики до речи
Ещё в 1945-м Солженицын, хитрец, написал в карточке, что он… ядерный физик. Знал: Берия ищет умников для атомной бомбы. Хоть к физике он и близко не стоял, но мечтал в «шарашку» попасть. В июне 1946-го его, ученика паркетчика, везут в Бутырку. Два месяца — с физиками, химиками, математиками. А в сентябре — Рыбинская «шарашка». Там он, как математик, в измерительном отделе. Вспоминал институт, физмат ростовский, знания латал.
Потом — Загорск, Марфино. В Загорске зэкам дали огородик: овощи, зелень для себя растили. В Марфине Солженицын, автор «В круге первом», сперва библиотекарем был. Работа, как тень в углу, лёгкая. Зэки трудились «по воображению», начальство не жало. Но в 1948-м «шарашку» перекинули на секретные телефоны. Солженицына — в группу по русской речи. Считал, разрабатывал методики, вёл артикулянтов. Математика, ум — тут он в своей тарелке.
Степлаг: камни, бунты, болезнь
В 1950-м Солженицын сам «шарашку» покинул. Писательство его тянуло, математику забросил. Лето в Бутырке, три месяца этапа — и вот он в Степлаге, в Казахстане. Последняя треть срока. Сперва — общие работы, тяжёлые, как гиря. Потом выучился каменщиком. Бригада строила дома для вольных, барак усиленного режима. Летом 1951-го он — бригадир. Командовал, клал кирпичи.
Но Степлаг бурлил. Волнения, резня, пулемёты охраны. Солженицын последние месяцы срока там провёл. А ещё болел. В январе 1952-го нашёл опухоль в паху, злокачественную. В феврале — операция. После неё — подсобником литейщика. Таскал четырёхпудовые формы, разливал литьё. Работа, как молот, била. Но он выстоял. В феврале 1953-го — свобода.
Донос и жизнь после
Есть слух, что в Степлаге Солженицын, под кличкой «агент Ветров», доносил начальству о настроениях зэков. Говорят, боялся за жизнь. Но доказательств нет, бумаги молчат. Версия ходит, а правды не видать.
Солженицын вышел, но лагерь в нём остался. «Архипелаг ГУЛАГ», «В круге первом» — это его боль, его память. От глины до «шарашек», от болезни до свободы — он прошёл всё. Как думаете, что помогло ему не сломаться? Пишите в комментариях, любопытно ваше мнение!
Вам могут понравиться следующие статьи: