К своей рабочей поездке в Нижний Новгород приурочила я чтение ещё одной юбилейной книги, которой в 2025 году исполняется сто лет, Дела Артамоновых, написанного Горьким на Капри в 1925-м. Возможно, большое видится на расстоянии, поэтому именно там он сумел создать очень убедительный портрет той эпохи в истории нашей страны, которая началась с отменой крепостного права и закончилась Октябрьской революцией.
Основным местом действия романа является условный уездный город с говорящим названием Дрёмов в несуществующем месте впадения реки Ватаракши в Оку. Дремоту этого города нарушает появление в нем матёрого мужика, Ильи Артамонова, за несколько недель взявшего в оборот семью городского старосты, сосватавшего старшего сына за его единственную дочку, купившего землю под льняную фабрику, а после смерти старосты замутившего с его женой (свадьба без попов, как говорили в городе). Городские очень не любят Артамоновых, потому что у Ильи все отлично получается, местные чувствуют себя лишними на своей земле и всячески стараются навредить Артамонову. Но он не просто везучий. Долгие годы он работал управляющим у князя Ратского, был сведущ во многом, но не все мог делать по своему крепостному статусу. Он часто разговаривает об этом с детьми, о хозяйстве, о деле, о воле, об ответственности:
"– Вам жить – трудно будет, вы сами себе закон и защита. Я вот жил не своей волей, а – как велено. И вижу: не так надо, а поправить не могу, дело не мое, господское. Не только сделать по-своему боялся, а даже и думать не смел, как бы свой разум не спутать с господским. Слышишь, Петр?
– Слышу.
– То-то. Понимай. Живет человек, а будто нет его. Конечно, и ответа меньше, не сам ходишь, тобой правят. Без ответа жить легче, да – толку мало.
Иногда он говорил час и два, все спрашивая: слушают ли дети? Сидит на печи, свеся ноги, разбирая пальцами колечки бороды, и не торопясь кует звено за звеном цепи слов."
Горький и сам мастер ковать звено за звеном цепи слов. Читать этот роман - сплошное удовольствие, хочется выделять и учить наизусть целые абзацы, до того сочны метафоры, красив язык. Хотя этот роман, притворяясь увлекательной семейной сагой, представляет собой в то же время и интересное антропологическое наблюдение.
В главном герое первого поколения Артамоновых, в мощном, хищном, жизнелюбивом, амбициозном, бесконечно свободном Илье Артамонове я вижу тот идеал человека, который в свой романтический период воспевали и Ницше, и Горький. Бог умер, то есть Хозяин, крестьяне получили волю. Теперь Илья хочет жить как сверхчеловек. Но не такие люди в Дремове, они похожи на "последних" людей в Так говорил Заратустра: "«Счастье найдено нами», – говорят последние люди, и моргают… Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом: ибо ходят они осмотрительно…" После Воли, как это написано у Горького, то есть после отмены крепостного права, Артамонов не остался ни с чем. То ли потому, что сестра его родила ребенка от барина, которого Илья теперь воспитывал как своего, то ли по другим каким причинам, но его бывший хозяин, князь Ратский до сих пор благоволит ему и вкладывается в его начинание. Впрочем, стоит немного послушать Илью и заслушаешься, уже он-то точно знает, как надо делать дела, как надо жить. И он живёт, быстро, сильно, успешно, по ту сторону добра и зла.
Хотя Басинский пишет, что ницшеанство Горького под вопросом, и отзывался писатель о философе чаще критически, для меня сходство усов является достаточным доказательством их духовного родства)
Да и Басинский отмечает, что, возможно, Горький сдержанно писал о Ницше, потому что его первые работы критиковали за ницшеанство: "В статьях Н. К. Михайловского, А. С. Скабичевского, М. О. Меньшикова, В. Г. Короленко и других «ницшеанство» писателя было подвергнуто резкой критике. В «ницшеанстве» его обвинил и Лев Толстой." На рубеже веков Ницше по понятным причинам ещё не связывался с немецким национализмом. Однако в тридцатые годы Горький Ницше критиковал, видимо, вполне искренне и, по сути, именно Горький стал главным проводником советской версии мифа о Ницше как предтечи нацизма, что, впрочем, совпадало с настроениями многих интеллектуалов Европы (Роллана, Манна и других), напуганных фашизмом и отвернувшихся от своего прежнего «кумира». К сожалению, человек после смерти не может за себя постоять, а с наследниками Ницше очень не повезло. Однако, возвращаясь в более ранние годы, думаю, влияние ярких ницшеанских образов на Горького сложно отрицать.
После смерти отца сыновья долго строили церковь в честь его святого покровителя в Дрёмове. Конечно, церковь Ильи Пророка в Нижнем Новгороде это не совсем то, что нужно, но Дрёмов не найти на картах, только в сердце)
Поэтому, погуляв после работы по вечернему Нижегородскому Кремлю
я спустилась на Рождественскую улицу, чтобы посидеть в тихом уголке бара под названием Селедка, поесть там сырого мяса (когда читаешь про Илью Артамонова, тянет на сырое мясо, хищнический ген просыпается 😅) и почитать Горького, а после этого вскарабкалась на холм к Ильинской церкви. Мне нравятся такие восхождения, это хорошо, когда церковь на холме.
Так я попрощалась с основателем династии. Но жизнь шла своим чередом, дети жили своей жизнью. У старшего сына Ильи, Петра, родились дети, пути которых разошлись широко по жизни. Детей своих отец не понимал. Не понимал даже старшего сына, Илью, которого очень любил. Из-за недоразумения в детстве отец навсегда потерял его доверие, а за это возненавидел маленького приятеля сына, что по цепи в принципе закономерных событий привело постепенно к деградации личности Петра. Хотя начало тому положил ещё его отец.
Свобода. Она была у Ильи Артамонова, а Петр все равно остался подневольным, только не у князя, а у отца. Петр не хотел заниматься фабрикой, быть промышленником, ему нравился крестьянский мир. Но отец впряг его в дело Артамоновых, потому что экономическая свобода основа любой другой. И всю жизнь Петр чувствовал, что живёт не своей жизнью, делает не свое дело. Илья младший, сын Петра, вроде научился свободе, рос вольным, не перенес несправедливости от отца, отложился от него и от семьи. Но отец, Петр, не любил его свободным, он бы хотел, чтобы свободно, добровольно, Илья стал таким, каким ему нужно, стал лучшей версией Петра, иначе пусть проваливает.
Дело. Дав свободу, оно же и поработило Артамоновых, потому что это машина, которая работает по заведенному закону, и твоя свобода может стать причиной ее поломки. У Дела свой закон. Попала белка в колесо - крутись, перебирай лапами. В каком-то смысле это чувствует дворник Артамоновых, Тихон Вялов. Загадочный мужик, который смотрит на все со стороны и извлекает из своей хтонической мудрости темные по смыслу сентенции. Настолько темные, что Петр отказывается их понимать и считает Тихона дураком. Но у Тихона словно какая-то связь с землёй, он чувствует суть вещей. Когда Петр рассуждает о том, как дело разрослось, глядя на фабрику, Тихон спокойно замечает: "Дело, как плесень в погребе, – своей силой растет". Он здесь и неправ, и прав, так бывает. Неправ он в том, что свободный рост плесени не направлен в полезное русло. Чтобы его направить, нужна чья-то воля. Для этого можно подобрать аналогию в термодинамике. Почему вселенную ждёт тепловая смерть? Потому что все можно. А если все можно, то любая частица летит, куда хочет, всякая структура лишь временна, хаос разваливает ее как сметает река дамбу. Можно придумать какой-то способ выделять те частицы, которые летят в одном направлении, например, построить ветряк или водяное колесо. Только ничтожная часть энергии ветра или воды будет давать полезный эффект. Но он будет именно за счёт этого механизма, простого ли, сложного. Никакое дело, никакая работа, не совершаются сами собой. Однако Тихон прав в том, что, наладив однажды механизм, Артамонов старший создал то, что уже работает как будто само, просто люди - это части механизма. Тихон Вялов, как понятно по имени, олицетворяет молчаливое большинство, русский народ. Весь роман он "ходит в белом пальто", изрекая свои глубокомысленные мудрости. Он словно приставлен к Артамоновым судьбою как бухгалтер по учёту их грехов, и в самом конце является кем-то вроде ангела мщения, выговаривающего наконец всю накопившуюся злость не иносказательно, а как есть. "Белое пальто", впрочем, с него при этом спадает. Оно в общем-то вблизи всегда у всех сероватое, каким бы ни казалось издали.
В романе три поколения Артамоновых, но четыре части. Потому что после второй части есть достаточно короткая интерлюдия, наполовину заполненная кутежом Петра на Нижегородской ярмарке.
Мучимый совершенным им преступлением, отдалением сына, отдалением смысла жизни от него, он пытается утешиться в кругу таких же промышленников, мужиков, бывших крепостных в первом-втором поколении. Тех, кто сейчас является зарождающейся буржуазией в стране. Третье сословие гуляет, осознав свою силу.
"Припоминая бурные дни жизни на ярмарке, Петр Артамонов ощущал жуткое недоумение, почти страх; не верилось, что все, что воскрешала память, он видел наяву и сам кипел в огромном, каменном котле, полном грохота, рева музыки, песен, криков, пьяного восторга и сокрушающего душу тоскливого воя безумных людей. Варил и разбалтывал все это большой кудрявый человек в цилиндре и сюртуке; на синем, бритом лице его были влеплены выпуклые, совиные глаза; человек этот шлепал толстыми губами и, обнимая, толкая Артамонова, орал:
– Дурак – молчи! Крещение Руси, понимаешь? Ежегодное крещение на Волге и Оке!
Лицом он был похож на повара, а по одежде на одного из тех людей с факелами, которых нанимают провожать богатых покойников в могилы. Петр смутно помнил, что он дрался с этим человеком, а затем они пили коньяк, размешивая в нем мороженое.."
Предлагаю вам тоже, если не подраться, то размешать в коньяке мороженое, для чего отлично подходит твист на Бренди Александр с мороженым (1.5 унции коньяка, полунции апельсинового ликера, полунции шоколадного, четыре столовых ложки пломбира, пару кубиков льда взбить в блендере):
Хотя у Ильи Артамонова было трое сыновей, Петр, Никита и приемный Алексей, и у Петра в свою очередь двое сыновей и двое дочерей, а у Алексея сын, рассказ ведёт каждый раз, в каждом поколении, тот, кто представляет старшую ветвь: сначала сам Илья, затем его сын Петр, а потом младший сын Петра Яков, потому что старший его сын, Илья, "вырос в сторону" и к делу Артамоновых отношения не имел. При этом сын Алексея, Мирон, возможно, и больше участвует в деле Артамоновых, чем Яков, но он представляет собой совсем другой тип человека, поэтому проходит в этой книге на вторых ролях. Мы же наблюдаем за взлетом и падением династии промышленников в трёх актах с интерлюдией. Старший Илья Артамонов был тем самым атлантом, который расправил плечи. Казалось бы, получил вольную, начал большое дело. Но колесо поворачивается. Освободившись сам, он неволит других, начиная с сына своего, Петра, и заканчивая рабочими фабрики, оторванными от крестьянской жизни и потерявшими какую-то важную цель, как замечает Яков. Эти рабочие, занятые в производстве прекрасного полотна, сами ходят в обносках, неумеренно пьют и дерутся, и в целом не знают, зачем живут, отчужденные от результатов своего труда. Пришла их пора расправить плечи? Яков смутно чувствует это, что он словно в гостях у себя на фабрике, и фабричные ждут, когда же он уйдет, как чувствовали себя, должно быть, помещики среди крепостных перед самой Волей. Здесь впору вспомнить о ресентименте Ницше, однако, дело здесь, наверное, всё-таки не в том. Простой механизм, люди перемешиваются в результате каких-то катаклизмов, но потом все равно разделяются на фракции ведущих и ведомых. Поэтому мы видим постепенную деградацию воли в этой линии семьи Артамоновых от полного понимания жизни у родоначальника, Ильи, до постепенного погружения в мрак каких-то сумрачных догадок и полной потери связи с реальным ходом вещей у Петра и Якова.
Музыка в этот раз сопровождала мое чтение не самая очевидная, просто попалась в плейлисте и совпала с ощущением от последней, по крайней мере, части Дела, в которой Яков, будучи хозяином, чувствует, будто рабочие ждут, когда он уйдет (часики тикают вместе с механизмами на фабрике), а Никита говорит, что железо везде и железному заводу жития нужны железные люди, время мякиша прошло.
Уже потерявший не только свою собственность и семью, но и разум, Петр спрашивает у Тихона, зачем в саду солдат. Война, - отвечает ему старый Тихон Вялов. И сюда враги дошли? - удивляется Петр. Это против тебя война, последняя война, больше не хотят, - объясняет Тихон.
Но так не бывает. Не бывает последней.