Родительское собрание проходило в актовом зале на втором этаже. Свет был приглушённым, словно сам воздух здесь сдерживал эмоции, которые всплывали у каждого родителя и учителя. Длинные ряды стульев были частично заняты, мамы в куртках, накинутых на плечи, отцы с телефонами в руках. Виктория Руслановна стояла у стола, под неярким светом потолочных ламп. Она была строгой учительницей, к которой сразу относились с уважением. И пусть она проработала здесь всего полгода, её уже побаивались.
Сегодня собрание проводилось у второклашек, не её класс, но она замещала заболевшую коллегу. Всё было как обычно: раздать табели, обсудить поведение пары слишком активных мальчиков, назвать дату окончания каникул, уточнить график работы школы для детей, чьи родители будут заняты на работе.
И вдруг дверь тихо скрипнула. Виктория обернулась и едва не выронила ручку.
На пороге стоял он. Никита. В серой куртке, с помятым воротом и тем же движением, когда он поднимал руку поправить волосы. Всё тело Виктории на секунду оцепенело, словно время откатилось назад.
«Нет. Не может быть», — пронеслось в голове.
Мужчина узнал её почти сразу и замер. А потом, будто ничего не произошло, направился к заднему ряду и сел. Но было ясно: он пришёл не просто как отец ученика, большая часть в зале родительниц-матерей.
Виктория проглотила ком в горле, но голос не дрогнул:
— Уважаемые родители, давайте начнём. —После формальностей, когда родители начали расходиться, Никита подошёл к ней. Она стояла, собирая бумаги, стараясь не смотреть ему в лицо.
— Вика... — сказал он.
— Не называй меня так, — тихо, но отчётливо бросила она, не поднимая глаз. — Ты отец кого-то из моих учеников?
— Тимофея Климова. Это мой сын.
Виктория посмотрела на него, будто впервые увидела чужого человека.
— Сын... — почти прошептала она. — Сколько ему?
— Восемь.
Тишина повисла между ними.
— Значит, ты всё-таки стал отцом… Только не моего ребёнка, — она выпрямилась. — Прости, но мне больше нечего тебе сказать. —И вышла, стараясь не заплакать на глазах у уборщицы, которая как раз протирала пыль с подоконников..
Каждое утро в школе начинается с обычной суеты: звонок, сменка, перекличка, короткий инструктаж в учительской. Виктория держалась собранно, почти механически. Она знала: только рутина спасает от навязчивых мыслей. И всё же, когда дети принесли сочинения на тему «Моя семья», ей стало трудно дышать. Перед глазами вчерашняя перемена.
— Я про папу напишу! Он у меня сильный! — радостно говорил Тимофей Климов, стоя у её стола.
— Пиши, конечно, — улыбнулась она машинально. — Только не забудь, что сочинение должно быть не меньше восьми предложений.
Имя отца не прозвучало. Но ей и не нужно было: взгляд мальчика, привычный поворот головы, даже складка у бровей были до боли знакомы.
Весь день Виктория чувствовала, как тонко и нудно натягивается внутри какая-то струна. Она пыталась держаться. Но когда после уроков в коридоре снова увидела Никиту, ждущего у входной двери, сердце провалилось куда-то в желудок.
— Вы что-то забыли, Виктория Руслановна? — спросил он, опираясь на стену.
— Нет, — она прошла мимо, но он пошёл рядом, не давая ей ускользнуть.
— Мне нужно поговорить. Только пять минут.
— Мы с тобой всё сказали восемь лет назад. Или ты забыл?
Никита вздохнул.
— Я тогда был дураком. Я испугался. Не знал, как поступить.
— А я всё знала, — голос её стал резким. — Знала, что одна, знала, что никто не поддержит, не обнимет после больницы. Даже не спросит, как я... — она оборвала себя, губы сжались. — Уйди, пожалуйста.
Никита помолчал, потом тихо сказал:
— Я тогда тоже всё потерял. Только понял это слишком поздно.
Но Виктория уже отвернулась. Он стоял, глядя ей вслед, а она шла по пустому коридору, слыша только собственные шаги и пульс в ушах.
В учительской она села на стул и уткнулась лицом в ладони. «Ты справлялась. Справишься и дальше»…
Вика заметила Никиту ещё из окна у самой калитки, что вела к детской площадке. Он стоял, засунув руки в карманы, и что-то набирал в телефоне. Мальчик, Тимофей, носился между качелями и горкой, громко смеялся с другими ребятами. Виктория хотела дождаться, пока он уйдёт, но сердце начало стучать так громко, что сидеть было невозможно.
Она вышла тихо, стараясь пройти мимо, но он заметил её сразу.
— Вика... ну, пожалуйста. Дай мне просто рассказать. Не оправдаться, нет... просто рассказать.
Она обернулась и долго смотрела на него. В этом взгляде было всё: боль, которую не разрешали проговорить, упрямство, как у раненого зверя, и едва заметная трещина может быть, сомнение?
— У тебя есть пять минут, — сказала она тихо. — Но если я уйду — не зови больше.
— Поговорить нам надо, я должен тебе рассказать...
— Я тебя слышала восемь лет назад. А теперь у меня нет ни времени, ни желания. У тебя сын, у тебя жизнь, зачем ты лезешь ко мне?
— Потому что я не всё тогда сказал, — Никита выдохнул, как будто собрался с духом. — И, может, не потому, что не хотел, а потому что не умел. Мне было стыдно, у меня уже был ребенок, его родила моя одноклассница, ты сама теперь знаешь, почему Тимофей Климов. Я до сих пор сожительствую с Тонькой ради сына.
Виктория опустила взгляд. Ветер трепал шарф, а в глубине двора мальчик радостно закричал: «Пап, смотри, я на горке!»
Никита посмотрел на сына и сжал челюсть.
— Тогда, когда ты сказала, что беременна… — он говорил негромко, почти шепотом. — Я испугался. Нет, не тебя, не ребёнка, а того, как все вокруг начали на меня давить. Родители закатили скандал. Орали, что я себе жизнь итак уже сломал Тимкой, что ты специально это сделала. Я был растерян. И я отступил. Просто отступил, как трус.
— А я? — её голос дрогнул. — Ты думал, каково было мне?
— Думал... Но твой ребенок еще не родился, а Тимофей уже улыбался. Одно время я пытался тебя найти, Вика, но ты исчезла, будто сквозь землю провалилась. Общие знакомые ничего о тебе не знали. Я злился, кричал на себя, но было уже поздно. Я многое понял только, когда сам стал отцом, сошелся с Тонькой.
Виктория закрыла глаза на секунду.
— Ты стал отцом… А я женщиной, которая никогда не станет матерью.
Никита застыл, лицо его стало каменным.
— Что?..
— После больницы мне сказали: осложнения, шанс почти нулевой. И вот я с этим живу все эти годы, понимаешь? — она чуть повысила голос. — И каждый раз, когда слышу, как дети зовут своих родителей — у меня что-то внутри обрывается. А теперь ты снова передо мной. И я не знаю, что мне делать: кричать или убегать от тебя как можно дальше.
— Не надо убегать, — произнес Никита тихо. — Просто… не отталкивай меня совсем.
Мальчик снова закричал:
— Пап, я уже бегу к тебе!
— Я… мне пора, — Никита шагнул к площадке, но оглянулся. — Я всё равно буду рядом, Вика. Если позволишь.
В последние дни в школе стояла особая тишина, не обычная будничная, а та, за которой обычно прячется что-то неприятное. Ученики переглядывались, шушукались, но при её появлении замолкали. Виктория чувствовала взгляды в спину, но старалась держать осанку прямо и говорить привычно спокойно.
Кто-то начал за ее спиной... И это «кто-то» точно не дети. Уже в учительской она услышала, как Марина Павловна вполголоса говорит другой преподавательнице:
— А ты знаешь, я видела их с Никитой. Где у нее совесть? Пусть неофициально, но он живет с Антониной, у них общий пацан. Так и хочется Тоне сказать, чтоб пришла и публично выдрала этой разлучнице весь волос.
Когда Виктория вошла, разговор прервался, и две женщины вдруг стали очень заняты бумагами.
После уроков было родительское собрание. Виктория знала, что придёт мать Артёма, та самая, что всегда смотрела на неё всегда с подозрением. И она пришла. Села в первый ряд, сложив руки на груди, и уже с самого начала не отводила взгляда от учительницы.
Когда речь зашла о предстоящей экскурсии, она вдруг поднялась:
— Простите, конечно. Но разве у нас педагог имеет моральное право водить наших детей, когда у неё на личном фронте черт-те что? —Виктория обомлела. Остальные родители зашевелились. Кто-то нервно кашлянул, кто-то опустил глаза.
— Простите, я не понимаю, о чём вы, — произнесла Виктория сдержанно, но губы предательски дрогнули.
— О том, что у вас роман с отцом одного из учеников! — женщина повысила голос. — А теперь, выходит, вы и к нашему классу слишком привязались! У нас не сериал, у нас тут дети!
— Это не ваше дело, — выкрикнула мама другой девочки, — вы переходите границы!
— Нет, простите! Это дело всех нас. Я своего ребёнка сюда ради знаний вожу, а не чтобы он наблюдал личные драмы взрослых!
Собрание превратилось в гул. Виктория стояла посреди этого шума не в силах подобрать слова. Было ощущение, что земля под ногами уходит, а на спину легла ледяная тяжесть.
Позже, в коридоре, её догнала Анна Сергеевна, коллега, тоже преподавательница начальных классов.
— Не бери в голову, — сказала она и положила руку ей на плечо. — Завидуют. У нас в школе вечно ищут, кого к стенке прижать. Дети тебя любят, ты сильная, все переживёшь.
— А если не переживу? — едва слышно спросила Виктория.
— Тогда мы тебя вытащим всем коллективом. Не сдавайся, слышишь?- Вика хотела возразить, что не весь коллектив к ней относится по-доброму, но коллегу уже кто-то позвал.
Когда Анна ушла, Виктория осталась одна в темнеющем коридоре. Всё снова закрутилось внутри: и прошлое, и Никита, и мальчик с площадки. Она шла по коридору, как по мосту без перил, и не знала, к чему ближе — к спасению или к падению.
Она остановилась у окна и посмотрела вниз. Внизу кто-то встречал ребёнка, махал ему рукой, обнимал. Виктория отвернулась. Завтра снова в класс, снова уроки, лица детей, с которыми она обязана быть спокойной, справедливой. А у самой внутри бушует буря.
Теплый весенний вечер. Деревья, словно письма без адресатов, стелили свои тени по всему двору. Виктория шагала неспешно, в длинном пальто, кутаясь в шарф, хотя было не холодно. Просто хотелось спрятаться.
Сегодня она вышла не одна, рядом с ней были три женщины, каждая со своей болью, потом они сидели в кафе за углом школы. Они не жаловались, не плакали. Кто-то рассказывал о разводе, кто-то о предательстве лучшей подруги, кто-то о долгом молчании мужа, которое оказалось тяжелее измены.
— Нам всё время кажется, что нас ломают, — говорила женщина по имени Светлана. — А на самом деле, мы просто переобуваемся в другие ботинки. Так удобнее для долгой дороги.
Виктория слушала, кивая, но внутри было странно спокойно. Как будто её жизнь снова под её контролем. Теперь уже никакие сплетни на ее настроении не отразятся.
Позже, уже в небольшой аллее, в тени фонаря, она заметила его. Никита встал со скамьи и шагнул ей навстречу. Виктория шла не останавливаясь. Мужчина вновь пытался схватить ее за руку, но Вику увернулась и сказала:
— Прости, но я уже пережила то время, много глупостей наделала, — произносила Виктория, не глядя ему в глаза. —Между нами рухнуло все давно, еще в том далеком апреле. Прошу, прекрати меня преследовать, не порть мне репутацию среди коллектива и родителей.
Никита молчал. Только сжал пальцы так, что побелели костяшки. Потом он вздохнул, хотел сказать что-то ещё, но Вика подняла ладонь.
— Не надо. Никакие твои слова не помогут, все осталось в прошлом. Прости, не надо оправдываться, ты свою дорогу давно выбрал, пришло время и мне думать о будущем, в котором тебя не будет. — И пошла по аллее дальше.
Следующий учебный год Виктория Руслановна начинала уже в новой школе, в новом коллективе, и теперь она ни одному мужчине не позволит испортить себе репутацию.