— Бабуль, а что это за банка? — Илюша поднял с полки погреба стеклянную банку с огурцами. — Тут написано «Для бабы Оли» каким-то левым почерком.
Анна Михайловна чуть не выронила корзину с картошкой. Сердце ёкнуло так, что пришлось за стенку ухватиться.
— Покажи!
Внук протянул банку. На этикетке действительно красовалась надпись: «Для бабы Оли. 15 августа». Почерк явно не её. И не дедушкин.
— Дедуля, наверное, заготавливал, — неуверенно предположил Илюша.
— Твой дедушка банки не закатывал никогда! — резко отозвалась Анна. — Руки у него для этого дела не приспособлены были.
— Тогда кто?
— Вот я и думаю... кто.
Илюша поставил банку обратно, но бабушка уже не могла отвести от неё взгляд. «Для бабы Оли». Кто же эта Оля? И почему банка в их погребе?
— Бабуль, ты вся бледная. Может, наверх поднимемся?
— Нет, — Анна покачала головой. — Давай всё переберём тут. Картошку, морковку... и банки тоже посмотрим.
Они принялись разбирать заготовки. Большинство банок были подписаны привычным почерком Анны: «Помидоры, июль», «Компот из слив», «Огурцы маринованные». А вот в дальнем углу обнаружилось ещё три банки с той же загадочной надписью.
— Бабуль, может, дедушка их покупал где-то? — попытался успокоить внук.
— Покупал? Павел Семёнович? — Анна горько усмехнулась. — Он сам торговал на рынке нашими заготовками. Зачем ему чужие покупать?
— Тогда не знаю...
Анна взяла банку в руки, покрутила. Огурцы выглядели так же, как её собственные — хрустящие, с укропом, с чесноком. Даже рассол такого же золотистого цвета.
— Илюша, а ты помнишь, когда дедушка последний раз на дачу ездил?
— Ну... в мае ещё. А потом заболел.
— Значит, эти банки тут появились до мая, — Анна поставила банку на место. — Но я в прошлом году никого не просила мне помочь с заготовками.
— А может...
— Что «может»?
— Может, он... ну... для кого-то делал?
Анна резко обернулась к внуку. В его глазах читалось искреннее недоумение. Мальчишка явно не понимал, к чему она клонит.
— Илюш, ты иди наверх, чай поставь. А я тут ещё поковыряюсь.
— Бабуль, да что ты как кот на мышь смотришь на эти банки? Обычные огурцы!
— Иди, говорю!
Когда стук сапог внука стих наверху, Анна снова взяла злополучную банку. «Для бабы Оли». А что, если... Что, если Павел в последние годы...
— Нет, — прошептала она. — Не могло быть.
Но мысль, как заноза, засела в голове. Сорок лет вместе. Неужели?
— Дедуля никогда не изменял! — громко сказала она в пустоту погреба.
Но банка молчала
Анна поднялась из погреба, неся в руках одну из загадочных банок. В доме пахло свежезаваренным чаем, Илюша хлопотал на кухне, доставая из буфета печенье.
— Бабуль, садись, чай готов.
— Илюш, а расскажи мне, как дедушка последние месяцы себя вёл.
— Как вёл? — внук удивился. — Обычно. Газету читал, в огороде копался...
— А может, куда-то ездил без меня? К кому-то в гости?
— Да откуда мне знать? Я же не каждый день у вас был.
Анна поставила банку на стол. При свете лампы надпись казалась ещё более чужой, почти издевательской.
— Бабуль, ты чего себя накручиваешь? — Илюша сел рядом. — Может, соседка какая попросила банки закатать? У тёти Веры, помнишь, руки болят.
— Вера Петровна не Оля. И потом, она сама прекрасно закатывает.
— Ну тогда... может, дедушка кому-то в долг давал? Или менялся с кем?
Анна хотела возразить, но вспомнила, как Павел иногда приносил с рынка мёд, объясняя, что «поменялся у Степаныча на банку помидоров». А что, если он не только менялся, но и...
— Илюша, а ты никого не помнишь из дедушкиных знакомых по имени Оля?
Внук задумался, теребя ложечку.
— А с рынка? Он же каждую субботу туда ездил торговать.
— На рынке... — Анна нахмурилась. — Там много народу. Но чтобы банки домой нести для кого-то...
— Бабуль, открой банку!
— Что?
— Открой, посмотри, что там. Может, записка какая внутри?
— Не говори глупости.
— Да ладно тебе! Обычные огурцы скорее всего. Откроешь — съедим, и дело с концом.
Анна покрутила банку в руках. А что, если там действительно что-то есть? Но в то же время... что, если в ней просто огурцы, а она себя зря изводит?
— Знаешь что, — решительно сказала она, — завтра съездим в город. К Степану Ивановичу. Он с дедушкой дружил, может, что знает.
— А банку?
— Банку пока не трогаем.
— Степан Иваныч дома? — спросила Анна, постучав в дверь квартиры на втором этаже.
— Анна Михайловна! — дверь распахнулась. — Проходите, проходите! И Илюша с вами! Как дела-то?
— Да вот, хотела кое-что спросить про Павла Семёновича.
Степан поморщился, усадил гостей за стол.
— Царствие ему небесное. Хороший мужик был. Что интересует?
Анна достала из сумки банку с огурцами.
— Вот нашли в погребе. Не его почерком написано. «Для бабы Оли». Может, знаете что?
Степан взял банку, повертел, присвистнул.
— Ну надо же... сохранилась.
— Как это — сохранилась? — похолодела Анна.
— Ой, Анна Михайловна... Не подумайте плохого.
— Говорите же, наконец!
— Ольга Николаевна с соседнего ряда на рынке торговала. Вы её не знали. Она... как бы это сказать... помогала нам с заготовками.
— Каким образом помогала? — голос Анны стал ледяным.
— Ну, у неё рецепт особый был. Огурцы такие хрустящие получались, что за уши не оттянешь покупателей. Павел Семёныч просил её научить, она согласилась. Даже сама несколько банок для него закатала, чтобы вы попробовали.
Илюша облегчённо выдохнул, но Анна не расслабилась.
— А почему он мне ничего не сказал?
— Сюрприз хотел сделать. Говорил: «Пусть попробует, скажет, что думает». Да тут эта болезнь проклятая...
— И что, они часто общались? — Анна вцепилась в банку.
— Да что вы! Только по делу. Павел Семёныч вообще ни с кем особо не общался, кроме как про торговлю.
— А она... какая? — против воли спросила Анна.
— Ольга Николаевна? Обычная бабка. Года три назад мужа похоронила, одна живёт. С внуками возится. Помогает всем на рынке, кто просит.
— А... красивая?
Степан расхохотался:
— Анна Михайловна, да вы что! Она старше нас с Павлом лет на пять. Проще некуда — платок, фартук, сапоги резиновые. Кому она красивая-то?
— Где она сейчас?
— А откуда мне знать? После того как ряд закрыли на реконструкцию, все разбежались. Может, на другой рынок ушла, может, дома сидит.
Анна встала, убрала банку в сумку.
— Спасибо, Степан Иваныч.
— Анна Михайловна, вы уж не переживайте. Павел Семёныч честный был. Просто хотел вас порадовать.
— Посмотрим, — буркнула Анна и пошла к двери.
На улице Илюша догнал бабушку.
— Ну вот, оказалось же всё нормально!
— Ничего не оказалось, — отрезала Анна. — Мужчины всегда друг друга прикрывают.
— Бабуль, да что в тебя вселилось? Обычная бабка помогла рецептом!
— «Обычная бабка»... Илюш, ты ещё маленький, не понимаешь.
— Что не понимаю? Дедуля никогда тебя не обманывал!
— Откуда ты знаешь? Сорок лет вместе — это долго. Всякое бывает.
Илюша остановился посреди тротуара.
— Бабуль, а давай просто банку откроем и всё!
— Нет. Сначала найду эту Ольгу.
— Зачем?
— Хочу посмотреть ей в глаза.
— Бабуль, да сколько можно! — Илюша устало плелся за бабушкой по рынку. — Это уже четвёртый рынок за неделю!
— Найдём — значит, найдём.
— А может, она переехала? Или вообще умерла?
— Не болтай ерунды, — Анна решительно подошла к торговке семечками. — Тётенька, не знаете Ольгу Николаевну? Огурцами торговала, года три назад.
— А, Олька... Знаю. Она теперь на Центральном рынке. Ряд номер семь, место двадцать три.
Сердце у Анны подпрыгнуло.
— Точно она?
— Точно. Вчера видела. Капусту продавала.
Через полчаса они стояли возле прилавка, где пожилая женщина раскладывала морковь. Анна разглядывала её украдкой. Обычная бабка, как и говорил Степан: серый платок, старенькое пальто, усталые руки.
— Вам чего, дорогие?
— Вы... Ольга Николаевна?
— А что?
— Я Анна Михайловна. Жена Павла Семёновича. Он с вами на старом рынке...
Лицо Ольги просветлело:
— Ой, батюшки! Павел Семёныч! А где же он? Давно не видела.
— Его нет больше. Умер в июне.
— Ах, господи... Царствие небесное. — Ольга перекрестилась. — А я всё думала, куда пропал. Хороший был мужчина, добрый.
— Да? — Анна достала банку. — Вот нашла у себя в погребе.
Ольга взяла банку, улыбнулась:
— Ой, да это же мои огурчики! Помню, закатывала для него. Говорил, что жена любит хрустящие.
— А часто вы... общались?
— Да что вы! Только когда рецепт просил. Я ему объяснила, как делать, он говорит: «Покажите сами, а то не получится». Ну я и показала. Думал вас угостить.
— И всё?
— А что ещё? — Ольга удивилась. — Мы ж даже на «ты» не переходили.
Анна почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Она стояла перед обычной пожилой женщиной, которая с искренним добродушием рассказывала о её муже.
— А вы не могли бы... научить меня тому же рецепту? — неожиданно попросила Анна.
— Да конечно! — обрадовалась Ольга. — Записывайте.
Илюша достал из кармана телефон, включил диктофон.
— Главное — уксус не экономить и соль крупную брать. А ещё листик хрена добавить...
Пятнадцать минут спустя Анна стояла на том же месте, но мир вокруг изменился. Больше не было подозрений, не было страха. Была только странная пустота.
— Анна Михайловна, а вы приходите ещё, — сказала Ольга на прощание. — Я про вашего Павла Семёныча много хорошего расскажу. Он вас очень любил, всё про вас говорил.
— Говорил?
— А как же! «Моя Аннушка то, моя Аннушка сё». Завидовала я ему тихо. У меня-то Степан... царствие ему небесное... не больно разговорчивый был.
По дороге домой Илюша всё пытался разговорить бабушку, но она молчала. Дома, войдя в дом, Анна поставила банку на стол и долго смотрела на неё.
— Бабуль, ну давай уже откроем. Попробуем дедушкин сюрприз.
Анна взяла нож, подковырнула крышку. Хлопок. Рассол брызнул на стол. Огурцы действительно выглядели хрустящими.
Она откусила кусочек. Вкус был потрясающий — острый, с пряностями, именно такой, какой она любила.
— Как?
— Вкусные, — тихо сказала Анна.
И вдруг заплакала.
— Бабуль, что с тобой? — Илюша испуганно обнял бабушку за плечи.
— Ничего, мальчик мой. Просто... дура я старая.
Анна вытерла глаза концом платка. На столе стояла открытая банка, и огурцы в ней казались такими обычными, такими мирными.
— Он хотел тебя порадовать, — негромко сказал Илюша.
— Хотел. А я... а я думала...
— Ну и что? Всякое думается. Главное, что правды добралась.
Анна взяла ещё один огурец, хрустнула. Павел знал, что она любит похрустеть солёненьким за чаем. Специально искал рецепт, просил чужую женщину научить. А она... она готова была поверить в самое худшее.
— Илюш, а помнишь, как дедушка в больнице всё про дачу спрашивал? Про погреб?
— Помню. Говорил: «Аннушка найдёт сюрприз».
— А я не поняла. Думала, про какую-то новую рассаду говорит.
Анна открыла остальные банки. Во всех были огурцы — идеальные, хрустящие, пахнущие укропом и летом. Четыре банки заботы. Четыре банки любви.
— Бабуль, а ты будешь ещё искать эту Ольгу?
— Найду. Но не для того, что думала раньше. Хочу поблагодарить. И рецепт записать покрепче.
— А банки будем есть?
— Конечно. Не пропадать же добру.
Анна налила чаю, поставила на стол хлеб, масло. Банку с огурцами поставила в центр.
— Знаешь, что самое стыдное?
— Что?
— Сорок лет с человеком прожила, а поверила, что он способен на подлость. Это же каким дураком надо быть.
— Бабуль, все так. Когда боишься потерять, начинаешь везде измену видеть.
— Поумнел ты, внучок.
— От жизни поумнел. А может, от тебя. — Илюша улыбнулся и взял огурец. — Ого, и правда вкусные!
За окном смеркалось. В доме было тепло и тихо. На столе стояла банка с огурцами — последний подарок от мужа, который даже после смерти сумел напомнить жене, как сильно её любил.
— Илюш, завтра поедем на дачу. Посмотрим, что ещё дедушка там для нас припас.
— Поедем, бабуль. Поедем.
Анна взяла в руки банку, покрутила. «Для бабы Оли». А ведь могло быть написано и по-другому: «Для любимой жены». Но Павел всегда был скромным. И эта скромность, и эта простота оказались дороже любых громких слов.
— Спасибо тебе, Павлуша, — шепнула она.
И впервые за долгие месяцы улыбнулась, глядя на его портрет над комодом.