Тот вечер запомнился мне запахом жареных пирожков и легким ознобом от осеннего дождя за окном. Я как раз доставала из духовки румяные треугольники с капустой, когда зазвонил телефон. На экране высветилось имя золовки — Наташи.
— Алёна, привет! — её голос звучал неестественно бодро, что сразу насторожило. — Ты не занята?
Я вытерла руки о полотенце, оставив на ткани мучные отпечатки пальцев.
— Нет, что-то случилось?
— Да вот... — она замялась, и в трубке послышался шум воды — видимо, мыла посуду. — У нас тут небольшая заминка с деньгами. Сашка зарплату задерживает, а мне срочно надо оплатить курсы для Данилы. Ты же не откажешь родне?
Я посмотрела на холодильник, где под магнитом из Сочи лежали сложенные пополам пятитысячные купюры — отложенные на новую стиральную машину.
— Сколько тебе нужно? — спросила я, уже зная ответ.
— Да немного, тысяч пятьдесят. Через неделю отдам, честное слово!
Её "честное слово" прозвучало так же убедительно, как обещание мужа "завтра точно вынести мусор". Но семейные узы — штука коварная.
Через неделю Наташа неожиданно сменила номер телефона. Через две — начала "забывать" мои сообщения. А когда я наконец застала её у тёщи на кухне (она как раз накладывала себе третий кусок шарлотки), ситуация приняла неожиданный оборот.
— Ой, Алён, я как раз хотела с тобой поговорить! — Наташа ловко увернулась от моих намёков, смахивая крошки с нового розового халата. — У нас кухню поменяли, ты видела?
Я оглядела гарнитур цвета "переспелый персик" с позолоченными ручками. От него веяло дешёвой роскошью, как от поддельных духов на рынке.
— Красиво, — сухо ответила я. — А про деньги ты не забыла?
Наташа сделала большие глаза, будто я заговорила на древнегреческом.
— Ну... — она потянулась за чайником, демонстративно наливая себе кипяток. — Деньги — это бумага, а вот старый гарнитур — вещь! Он же дубовый, советский, сейчас таких не делают. Бери его вместо долга.
Чай в моей чашке остыл, так и не тронутый.
— На кой мне твой гарнитур?
— У тебя гараж есть, — Наташа оживилась, будто предлагала не хлам, а антиквариат. — Туда и поставите!
Я медленно поднялась из-за стола, чувствуя, как тётя Зина и деверь Витя замерли в ожидании скандала.
— Ты взяла деньги. Верни деньги. Мне твои старые шкафы не нужны.
Ссора вышла громкой. Наташа кричала про "жадину", я — про "бессовестную душу". Тётя Зина пыталась вставить что-то про "родную кровь", но её голос потонул в грохоте опрокинутого стула. В итоге я хлопнула дверью, оставив на столе недоеденный пирог и свои надежды на возврат.
Но судьба любит иронию.
Через три дня на пороге появился Данила — пятнадцатилетний племянник с пакетом в руках.
— Мама велела передать, — пробормотал он, протягивая мне пачку смятых купюр. — Это половина.
Я пересчитала деньги под его неодобрительным взглядом. Не хватало ровно двадцати пяти тысяч.
— А остальное?
Данила пожал плечами, оставляя на дверном косяке отпечаток ладони:
— Она у тёти Любы берёт.
Так и вышло — Наташа, взявшая долг, вернула его чужими руками. Первую половину выпросила у сына (оказалось, это его накопления на велосипед). Вторую — у старшей сестры, при мне же разыграв спектакль про "срочную операцию коту".
Теперь, проходя мимо их дома, я иногда вижу тот самый старый гарнитур — он стоит под навесом, постепенно покрываясь пыльцой и паутиной. Наташа по-прежнему улыбается мне на семейных сборищах, но садится подальше. А я научилась двум вещам: не давать в долг родственникам и печь пироги без начинки из иллюзий.
P.S. В прошлое воскресенье тёща обмолвилась, что Наташа снова меняет кухню. На сей раз — "под мрамор". Интересно, кому теперь предложат старый, "персиковый"?..