Честно? Если бы мне кто-то неделю назад рассказал эту историю, я бы только махнул рукой: «Сказки для жалостливых». А теперь сам сижу, клацаю по клавиатуре и понимаю, что без бутылки… ну, вы поняли. Но к делу.
Меня зовут Димон, официально — Дмитрий Алексеевич, 33 года, живу в Мытищах, разведен, плачу алименты восьмилетней дочке и иногда спорю с холодильником, потому что он, в отличие от бывшей, не хлопает дверцей. Маму я не помню: отец сказал, что она «соскочила» ещё до того, как я научился держать ложку. С тех пор слово «мама» было где-то между фантастикой и рекламой памперсов.
«Сынок, мамы нет, живём дальше»
Отец, царство ему небесное, был мужиком суровым: автобусный парк, мазут, вонючий комбез, зато руки-лопаты и принцип «сказал — сделал». Мы с ним катались на рыбалку, пили «Байкал» из одной жестянки и вообще не страдали от отсутствия «женского тепла». Но когда я, пацан, спросил:
— Пап, а где она?
Он только кашлянул, будто рыбья кость встала поперёк:
— Пропала. Имя её не вспоминаем.
Точка. Я тогда решил, что женщины — неприличная тема, вроде политики за семейным столом.
Детдом? Не, спасибо
После седьмого класса отца сбил микроавтобус. Дядя Сашка из опеки предлагал детдом. Я рявкнул: «Дотяну до 18-ти» — и втянул. Подрабатывал на стройках, ночевал в подсобке у приятеля, жрал доширак и мысленно держал перед собой фотографию отца: «Не ной». Про маму вспоминать было лень.
Флешбек внезапный, или «Димон, ты пробил днище»
Трезвый я или нет, но тридцать два года — это возраст, когда начинаешь рыть в прошлом, словно кот после лотка. Девчонка из офиса сказала:
— А попробуй “Поиск родственников” в интернете. Сейчас даже чайник к вайфаю цепляется, а ты о родне ничего не знаешь.
Под вечер я, подогретый акцией «два бокала бурбона по цене одного», вбил в форму: «Иванова Светлана Викторовна, примерно 1969 года рождения, Москва или область». Ждал чуда? Нет. Хотел отвлечься от мысли, что зарплата тает быстрее льда в стакане.
Письмо со странным заголовком
Через два месяца мне пришло письмо:
Добрый день, Дмитрий! Возможно, мы нашли женщину, совпадающую по данным.
Я аж мышку выронил. Там был телефон, скан паспорта(!) и приписка: «Проверьте, прежде чем радоваться». Ну ок, проверим.
Звонок, который хотелось бросить
Набираю номер. По ту сторону — женский голос, сипловатый, будто курила камыш.
— Алло?
— Здравствуйте… Светлана Викторовна?
— Я. Кто это?
Горло пересохло, как батон без майонеза:
— Это… Дима. Ваш… сын.
Пауза тянулась дольше, чем ремонт в подъезде. Наконец:
— Ох… Ничего себе.
И дальше, как будто мы обсуждаем погоду:
— Ну… рады? — спрашиваю.
— Слушай, Дим, это всё неожиданно. Давай встретимся, поговорим? Я сейчас в Калуге.
Калуга? Мне до неё три часа на “Ласточке”. Ладно, едем.
Поезд-сигарета-рефлексия
Я стоял в тамбуре, нюхал табачный дым чужих, и мысли толкались, как пьяные на барной стойке: «Что сказать? Какие обиды выкатывать? Стоит ли вообще?» Смотрел в окно, как весенние огороды мелькали глянцевой грязью, а внутри всё моталось: то злость, то детская надежда на объятия.
Кафе «Комета», 9 мая, 12:14
Вошёл — пахнет борщом и пластиком. Она сидит у окна. Пальто с рынка, волосы дешёвый блонд, лицо смятое – будто жизнь прогладила без пара. Но глаза… мои.
— Светлана Викторовна?
— Зови мамой, если не трудно.
Улыбнулась, а я почувствовал, как в груди ёкнуло. Сел, отодвигая стул. Минуту смотрели друг на друга. Она первой отвела взгляд и спросила:
— Ну, рассказывай. Как живёшь?
Я вкратце: детдом прокатился мимо, строяка, потом монтажник, сейчас офис – IT-отдел, развёлся, дочка.
— А ты? — киваю на её кольца: три штуки на безымянном.
— Живу, как могу. Ты же знаешь, нелегко…
Она ковыряет маникюр, будто ищет ответы под ногтями. Неловко. Я решаю перейти к главному:
— Почему ушла?
— С отцом твоим? Он пил. Бил. Я молодая, дурная. Убежала куда глаза.
— А тебя не мучило?
— Мучило. Но я думала: вырастешь, найдёшь. Вот и нашёл…
Она улыбается, как будто всё в порядке.
Неожиданный поворот
Тут официантка приносит счёт. Мы ещё толком не заказали, я только кофе, она борщ. Смотрит чек, дёргает бровью:
— Слушай, Дим, раз ты… сын, выручи маму. У тебя деньги-то есть?
Я, честно, не понял.
— На обед? Платёжкой никакой. Заплачу.
— Я не про это, — она нервно оглянулась. — Видишь ли, у меня ситуация: кредит микрофинансовый, проценты, короче, 48 тысяч надо срочно. А то…
И тут меня сорвало:
— Стоп. Мы только увиделись. Ты говоришь «сын», «мама», и сразу ценник?
— Ну а как? Родные же помогают! Мы можем начать сначала. Ты мужчина, у тебя работа…
Я взял бумажную салфетку, медленно смял. Горло сжалось, но не от чувствительности, а от ярости.
— Я тридцать два года мечтал услышать, почему меня бросили. А ты спрашиваешь, есть ли бабки.
— Мне правда тяжело! — она чуть повысила голос. — Ты же не бросишь?
— А ты меня не бросала?
Разрядка через крик
Официантки сверкнули глазами, люди обернулись.
— Не ори, — шикнула она.
— А как? Нормально: «мам, привет – давай денег»? Может, список сразу?
— Дима, ты должен понимать…
— Я ничего не должен! — кулак стукнул по столу сам. — Кроме счёта за твой борщ.
Тишина. Она посмотрела, как ребёнок без мороженого.
— Ты… жестокий, — прошептала.
Я встал:
— Наверное, отцовские гены.
Вышел в город, где пахло сиренью и дизелем
Сел на бордюр у вокзала, зажёг «Мальборо». Руки тряслись, будто я та самая «Комета», но не кафе, а ракета без системы управления. Первая слеза? Нет, не дождётесь. Это аллерген в глаз попал. Хотя кому я вру.
Телефон завибрировал: смс от «мамы»: «Прости, если обидела. Всё равно люблю. Буду ждать, если передумаешь». Я не ответил.
Эпилог на один вдох
Прошло четыре дня. Я перевёл ей 480 рублей — ровно десять процентов от чека в том кафе. В теме платежа написал: «За борщ». Ни слова больше.
И знаете что? Полегчало. Потому что иногда «мама» — это просто слово из четырёх букв, не гарантия нежности. А «сын» — это не кошелёк на ножках. Я закрыл старый гештальт, но открыл новый: уважение к себе.
Да, история без голливудского хэппи-энда. Но, ребята, так бывает. У кого-то «мама – святое», у меня — строка в выписке Сбербанка. И знаете, спорьте, ругайтесь в комментах, рассказывайте, как бы поступили вы. Только учтите: если однажды зазвонит телефон и «мама» спросит, есть ли у вас деньги, подумайте, сколько стоит ваше детство. Потому что моё – ровно 480 рублей.