Кухня в квартире Зотовых давно стала полем боя. Началось все много лет назад, когда студент инженерного института Илья привел в дом свою девушку Ольгу.
— Мама, познакомься, это Оля.
Тогда единственная и бессменная хозяйка дома Виктория Степановна снисходительно посмотрела на скромную девушку. Задержала взгляд на жутко поношенных белых кедах и сумочке из дешевого кожзама, крепко сжатую тонкими пальцами.
— Здравствуйте, Ольга. Что же это вы, пришли знакомиться с мамой своего молодого человека и с пустыми руками? Там, откуда вы родом, так принято в гости ходить?
— Мама, ну что ты начинаешь. Ты же сладкое терпеть не можешь, и у тебя аллергия на цветы.
— Но я люблю хороший кофе в зернах, и ты это знаешь. Проходите за стол, что уж. Добро пожаловать, Ольга.
— Она всегда такая, — прошептал Илья Оле на ухо. — Не обращай внимания.
Но Виктории Степановне всегда было важно, чтобы на нее обращали внимание. Этого она требовала и от покойного мужа Николая Ивановича, молчаливого и покладистого, а также и от единственного сына Ильи. Она жутко любила командовать и делала это виртуозно. Проработала всю жизнь главным бухгалтером и была уверена, что в этом мире есть только одно правильное мнение — ее собственное. Муж никогда ей не перечил, а только спокойно смотрел на нее поверх очков, молча выслушивал и снова погружался в чтение газеты. Жили они, кстати, в квартире его покойной матери, и Виктория Степановна всегда здесь чувствовала себя единовластной хозяйкой. Она решала, какую мебель купить, какие обои поклеить, куда поставить шкаф и стол. И, конечно, она была хозяйкой в жизни сына. Всегда знала, что он должен носить, что есть, с какими девочками дружить и куда поступать после школы. Жену Виктория Степановна ему выбрала тоже сама и сильно заранее. Дочь ее подруги из хорошей, состоятельной семьи — приличная партия. Но покладистый Илья, пожалуй, впервые в жизни пошел наперекор материнской заботе. Он познакомился с Олей на первом курсе и сразу влюбился.
Оля приехала из деревни и ничего, кроме чемодана с вещами, у нее не было. Илью это не беспокоило. Зато беспокоило Викторию Степановну.
— Илюш, ну зачем она тебе? Ну ничего у нее нет, непонятно откуда приехала, непонятно, что у нее в голове. Вдруг она квартиру хочет нашу забрать? Ну включи ты голову, пожалуйста. Я тебе уже нашла хорошую партию. Не нравится эта — присмотрись к Маше Софроновой у вас на курсе. У нее отец — кандидат наук.
— Мама, Оля — замечательная, и я ее люблю. Как ты можешь так говорить о моей будущей жене, твоей, между прочим, будущей невестке? И еще сватать мне кого-то другого. Я свой выбор сделал, и ты должна это принять.
— Ох, ну какая жена. Ты жениться надумал, Илья? А как же Света, дочь Валентины Семеновны?
— Мам, ты там со Светой сама что-то решила и придумала. Я люблю Олю, и ничего ты с этим не сделаешь. Мы придем в гости в эту субботу, познакомишься с ней, увидишь, какая она замечательная.
Знакомство состоялось, и с первых секунд Ольга поняла, что хороших отношений со свекровью у них не будет никогда. Так и получилось, а точнее ничего хорошего не получилось. Илья и Ольга не стали устраивать пышную свадьбу, а просто расписались. Виктория Степановна на регистрацию не пошла: в тот день у нее поднялось давление и «совершенно не было никаких сил туда идти и на позор этот смотреть, и вообще, что люди скажут».
После свадьбы молодые переехали на съемную квартиру, но через полгода Илья позвонил маме:
— Мам, привет, можно мы у тебя поживем?
— А что вам отдельно не живется? Ты же был рад, что сбежал от меня и от своего счастливого будущего.
— У меня проблемы на работе. Буду уходить, нужно искать что-то другое, и пока с деньгами будет тяжело. Понимаешь, нет лишних средств чтобы снимать.
— Ну ты же не один работаешь. А Оля чем занимается?
— Оля сейчас не может работать.
— Почему?
— Мам, мы сегодня придем в тебе в гости и все расскажем.
— Ничего хорошего вы не расскажете. В этом я не сомневаюсь.
Вечером Илья и Ольга пришли к Виктории Степановне. На этот раз с пачкой дорогого зернового кофе и коробкой орехов и сухофруктов.
— Что-то вы потратились серьезно. Видимо, дела у вас совсем плохо идут. Слушаю.
— Мама, я прошу тебя разрешить нам пожить у тебя какое-то время. Аренду мы не тянем. С работой решится, и мы сразу уедем.
— Ольга, а ты не собираешься работать? Если работать вдвоем, то денег, вероятно, будет хватать и на квартиру, и на еду. Или у вас в деревне не так?
— В ближайшее время я не смогу работать, — она посмотрела на Илью, и тот тяжело вздохнул, собираясь с духом.
— Мам… Оля беременна. Работать она долго не сможет.
— Хм, вот, значит, какие у вас новости. Я думала, нормальные люди сначала на квартиру зарабатывают, карьеру строят, капитал наживают, а не детей рожают.
— Мам, ну так получилось. Ты не рада? Ты же бабушкой станешь.
— У меня от любых новостей давление поднимается. От таких тоже. Ты прекрасно знаешь. Принеси мне лекарства из комнаты.
— Так, ты нам разрешишь переехать к тебе? Мы займем мою старую комнату.
— Илья, как мы разместимся такой толпой в этой квартире? Здесь всего две комнаты.
— Ну не на вокзале же нам жить. Тем более с ребенком под сердцем.
— Конечно, я вас не выставлю на улицу. Но жить вместе мы долго не будем. Вы должны решить свои жилищные проблемы быстро. Как другие крутятся и живут — так и вы давайте. И за коммуналку теперь платить будете вы. Знаю я вас — сейчас воду начнете лить и электричество жечь. Так что, пожалуйста, платите коммуналку, продукты покупайте, мелкий ремонт оплачивайте. Вы тут не на курорте.
— Да, мам, мы здесь надолго не останемся. Я решу все скоро.
Но в итоге остались они здесь надолго. А точнее навсегда. Илья с Олей поселились в маленькой комнате, а Виктория Степановна, как и раньше, занимала большую. Но когда родилась Соня, молодая семья просто перестала помещаться у себя, и тогда случилось великое переселение народов: они поменялись комнатами. Конечно, все это не прошло тихо и мирно. Бабушка ворчала, злилась и говорила, что это не дом, а проходной двор, что это не семья, а цыганский табор. И что пора бы им уже уехать и забрать вечно плачущую капризную Соню. Но в итоге Виктория Степановна сама предложила комнатный обмен.
Бабушкой она была очень отстраненной. Виктория Степановна принимала участие в воспитании внучки очень избирательно. Она могла иногда забрать ее к себе, поиграть, посмотреть телевизор, а потом быстро отправляла обратно к Ольге. Молодой матери не помогала, к ребенку по ночам не вставала, есть для нее не готовила, а игрушки покупала только на день рождения и Новый год.
— Мы же как-то воспитывали Илью без бабушек и дедушек. Вы тоже давайте. И так на всем готовом живете. Молодые семьи по съемным скитаются, комнаты в общежитиях снимают, а вы в таких хоромах в центре расположились.
Такие разговоры случались, обычно на кухне — это было единственное местом встреч и выяснения отношений Зотовых.
— Так многие молодые семьи с родителями живут, Виктория Степановна. В мире и понимании живут, — Оля за эти годы осмелела и могла уже отвечать ворчливой свекрови.
— То есть ты меня сейчас обвиняешь, что я плохая и непонимающая? Если бы я такой была, где бы вы сейчас были? Да и если бы не ты, у моего Ильи бы жизнь иначе сложилась.
— Откуда вам знать, как бы и что у него сложилось? Мы любим друг друга, и мы семья, у нас дочь. Когда вы уже перестанете все это говорить?
— Ты мне не указывай, что говорить, а что нет. Почему ты себе мужа в своей деревне не нашла? Зачем на город замахнулась? Жилье в центре захотелось, да?
— Глупости не говорите. Уж сколько лет одно и то же. Смиритесь, мы счастливы с Ильей.
— Счастливы они… Голову ему задурила и пользуешься. Не трогай молоко на моей полке! Все выпьете, а мне с чем кофе пить потом? Сколько можно говорить? Ешьте и пейте то, что сами купили.
Илья игнорировал постоянные перепалки мамы и жены и особо не вмешивался. Даже когда мать сказала, что теперь они покупают продукты и питаются раздельно с Викторией Степановной, он тоже ничего не сказал. За долгие годы семейной жизни он привык к такой нездоровой атмосфере дома и понимал, что уже вряд ли что-то изменится. Он по-прежнему работал один. Когда Соня подросла, Оля так и не пошла работать: ничего не могла найти подходящего или не хотела. Она занималась дочкой: детский сад, школа, кружки, а еще готовка, уборка, домашние дела.
Виктория Степановна постоянно припоминала Илье прошлое и его несостоявшийся брак с дочкой подруги.
— Вот если бы тогда бы меня послушал, женился бы на девушке из нашего круга, сейчас бы нормально жил.
— Мам, я нормально живу. Когда ты перестанешь о всем обвинять Ольгу? Уже столько лет прошло.
— Сынок, как ты не поймешь, ей не ты нужен, а квартира наша!
— Она и так здесь живет.
— Вот именно. Поэтому она на тебя глаз тогда в студенчестве и положила. Она сюда хочет свих родственников из деревни перевезти.
— Мама, ее сестра с семьей прекрасно живет в деревне. Что ты выдумываешь?
— Она только ждет, когда я умру, чтобы тебя на улицу выставить!
— Не придумывай. Оля все готова сделать для меня и для дочери.
— Вот ты никогда меня не слушаешь!
А жизнь шла своим чередом: тревожно, скандально, громко, тяжело, экономно, но достаточно размеренно. До тех пор, пока не случилось новое потрясение. Умница Соня, студентка третьего курса филологического факультета, заявила, что беременна, и что намерена рожать. Имени отца не называла, говорила, что это неважно. Шокированные родители и бабушка, которая точно не была готова к таким переменам, даже ездили в ее университет, пытались через друзей Сони найти молодого отца, но не смогли. Соня молчала и выбирала коляску и одежду для ребенка. Оплачивали все, конечно же, родители.
А когда родился Кирилл, родители отдали половину своей комнаты дочери и внуку. Просто повернули шкаф и разделили и так небольшую комнату на две крошечные. И продолжили жить. Бабушка Вика ворчала, но все-таки нянчила Кирилла. Она винила Ольгу в том, что Соня стала матерью-одиночкой и взяла в университете академ.
— Сама карьеру не построила, на шее у мужа просидела всю жизнь, и теперь Сонька такая же будет. Бестолковая. Ясно, что в мать пошла, твоя порода! За дочкой она смотрела, не работала. Куда ты смотрела, что дочка беременная и без мужа?
Ворчала, но все-таки нянчилась с правнуком. С таким же недовольным лицом, как когда-то нянчилась с маленькой Соней. Без особого задора и радости. Ей думалось, что внучка и правнук больше взяли Олины гены, бестолковые, деревенские, и поэтому злилась на них, на Олю, на Илью и на весь свет: «Сели мне на шею! Отлично тут расположились всей толпой. Не получается у меня спокойной, тихой старости. Как коммунальная квартира и ясли!»
А потом все изменилось. Виктория Степановна просто в один день упала на кухне. Потянулась за сахаром, поскользнулась — и оказалась на полу. Опасения подтвердились: сложный перелом. Шансов на восстановление и на то, что будет ходить — нет. Операция, больница, возвращение домой уже в новой реальности и в новом статусе — лежачей.
Теперь за ней ухаживали и Оля, и Соня. Оля мыла, кормила, вытирала и вела все домашнее хозяйство. Соня готовила, приносила чай, а иногда просто сидела рядом и рассказывала о детских маленьких успехах Кирилла. А Илья просто молчал и дольше задерживался на работе. Как-то вдруг, как раз когда мать заболела, им дали новый дополнительный проект, и теперь приходилось работать допоздна.
— Я и не думала, что все так повернется, — сказала однажды Виктория Степановна, глядя в потолок.
— Так бывает, — тихо ответила Оля. — Жизнь — штука непредсказуемая и непростая.
— Оль, прости меня за все те слова, которые я говорила. Столько обид ты от меня натерпелась…
— Что уж теперь об этом говорить. Все в прошлом. Мы семья, обычная семья. Всякое бывает.
— Оль, тебе скажу. Илья опять на работе, не дождаться его. Я умру, не оставайтесь жить тут все вместе. Это разрушит семью. Разменяйте квартиру, добавьте денег и разъезжайтесь. Вы живите отдельно, и Сонька с Кириллом пусть живут сами. Помогайте им, поддерживайте, но жить нужно отдельно. А то собачиться будете, как мы с тобой всю жизнь. Кирилл это будет видеть, переживать, нервничать. Ни к чему.
— Да как же мы ее продадим? Это же ваша семейная квартира, почти родовое гнездо.
— Да и черт с ней. Если в ней счастья нет. Я за нее всю жизнь тряслась, на тебя злилась, на Соню. Все из-за этой квартиры. А сейчас понимаю, что счастье не в этом было. Только хорошо разменяйте, не отдавайте за бесценок. У меня там сбережения есть, в шкафу в шкатулке — возьмите их и добавьте. Не хватит — возьмите кредит. Сделайте все по уму.
Скоро Виктория Степановна умерла. У себя дома. Спокойно и тихо. В окружении семьи, с фотографией любимого мужа на тумбочке.
Ольга и Илья продали квартиру. Добавили деньги и смогли купить две в другом районе, но в одном доме и в одном подъезде. И разъехались, спустя столько лет разъехались. Впервые в жизни обзавелись своей собственной квартирой, где Оля стала единственной хозяйкой. Мечта ее сбылась спустя столько лет. И зажили, наконец, спокойно: помогали дочери и внуку, ходили друг к другу в гости. И теперь кухня в их жизни стала не местом битв и скандалов, а местом встреч и приятных разговоров.
Автор: Юлия С.
Любимая бомжиха
Настя вышла замуж по любви. И всю жизнь прожила в любви. Такое сейчас редко случается, чтобы всю жизнь и по любви. Говорят, лучше соединять не сердца, а мозги. Говорят, браки, заключённые по воле родителей, самые крепкие. Родители дурного детям не посоветуют. Они-то знают: любовь любовью, а кушать хочется всегда. И детей кормить чем-то надо. И диван надо купить, и шкаф. А дальше – пошло-поехало. Пара наживает имущество, чтобы потом передать его по наследству. И если те, которым предназначено нажитое, слушают и почитают старших, то будут благоденствовать и жить в достатке.
Настя не послушалась ни мать, ни отца. Настя влюбилась в своего Григория, как сумасшедшая кошка. Однажды увидела его по дороге в техникум: высокий силуэт в коротенькой курточке и голубых джинсах, красивый мужской силуэт, очень мужественный, перевёрнутым треугольником. Сквозь пелену дождя сложно было увидеть черты лица и цвет глаз, но Настя вдруг почувствовала тягу к этому человеку. Она ужасно тогда покраснела и обрадовалась, что дождь лил, как из ведра.
Парень тоже на неё посмотрел. Может быть, она ему первому понравилась. А может, ему просто стало жалко Настю, всю промокшую до нитки. Он вдруг скинул с себя модную курточку и поднял ее над Настей. И так они добежали до Настиного техникума. Парень довел ее до самых дверей. Настя сказала, что у него классная куртка. Модная, и вообще. А хозяин куртки просто оставил ее Насте. И убежал в дождь в одной футболке.
Потом она не знала, куда эту куртку деть – в помещении в ней ходить было неудобно, но и пакета, чтобы упаковать в него вещь, не было. Настя плюнула и проходила в ней весь учебный день. Хорошо выделанная кожа приятно пахла, а дорогая тканевая подкладка благоухала чудным ароматом одеколона с нотками табака и морского бриза. Хотя Настя понятия не имела, как пахнет морской бриз.
Родители ее были простыми работягами и морю предпочитали шесть соток, засаженные картошкой, морковкой и сливовыми деревцами. Настя послушно полола картошку и морковку и не скучала по морю. Она его никогда не видела.
А тут чувствует – морской бриз.
После занятий Настя увидела его на пороге техникума. Дождь давно закончился, ярко светило солнце. И она как следует, разглядела незнакомца. Он был очень симпатичный, да не в этом дело. Дело в том, что он пришел к ней. К ней, а не за курткой. Он даже не вспомнил о куртке, пока они гуляли весь вечер. Они говорили, говорили о чем-то, а на душе Насти было спокойно, какое-то умиротворение, что ли. Так бывает, когда сделано большое дело. Или когда вернулся домой. Радость и покой. Наверное, чувствовать его рядом, разговаривать с ним, было настоящим счастьем.
Гришка был первым и единственным в жизни Насти. И так тоже бывает. Нет, они свадьбы не дождались, не вытерпели вынужденного целомудрия. Настя сама так решила. И после всего, когда он рассмеялся, сказав: «Теперь, я как честный человек, обязан…», Настя даже не сомневалась, что так и будет. Потому что, Гриша всегда делал, что обещал. Видимо, он просто никогда не обещал того, чего сделать не смог или не хотел… Она ему верила.
Свадьба была веселой и демократичной. Родители Григория оказались обеспеченными людьми, но их нисколько не смутило пролетарское происхождение папы и мамы Насти. Да, СССР закатывался уже в историю, грянули новые времена, подмяв под себя эпоху равенства и братства, но отец и мать Григория, никогда не страдавшие предрассудками, были милыми людьми. Для них имело значение лишь одно – чтобы Настя любила Гришу. Остальное все приложится. . .
. . . ДОЧИТАТЬ>>