Весна в северных краях приходит не лаской, а едва уловимым дыханием жизни сквозь зимние остатки.
Над портовыми складами Фьордгарда стелился серый туман — словно сам город ещё не проснулся после долгого сна. Мостовая блестела от росы и капель талого снега, падавших с крыш. Воздух был плотным и холодным, но уже не пронизывающим до костей — он пах солью, мокрым деревом и далёким дымом.
На улице раздался скрип колёс — первый звук утра, будто первая нота в тишине. Мирослав вышел из трактира «Корабельный колокол», прижимая к груди потёртую сумку. Плечи болели от вчерашнего напряжения, но походка его была уверенной. Ботинки глухо стучали по камням — каждый шаг звучал как обещание: вперёд.
Из-за повозки показался Ригард. На нём были кожаные перчатки, на лице — щетина, но не небрежная, а скорее мужественная. Он держался опрятно: плащ без пятен, волосы собраны в хвост, глаза — живые, внимательные.
— Готов к долгой дороге?
Мирослав подошёл ближе, оглядел горизонт, где серое небо сливалось с серым морем.
— Я давно не просыпался с таким хорошим настроением.
Они двинулись по улицам Фьордгарда, пока не достигли Южных ворот — тех самых, через которые когда-то вошёл сюда юный парень с окопчёнными руками и мечтой о свободе. Теперь он уходил прочь, но уже совсем другим человеком.
Город жил своей обычной жизнью. По каменным тротуарам спешили люди, торговцы выкрикивали цены, дети свистели, играя между повозками. Из-за угла вывернула пара гномов, споря на своём языке, и исчезла в толпе. Высокий эльф в длинном плаще прошествовал мимо, не замечая нищего у стены.
Мирослав помнил каждую улицу, каждый запах. Здесь он впервые услышал песню с юга, там его чуть не сбила карета, а за тем углом провёл первую ночь один, дрожа от голода. Город стал для него школой — суровой и беспощадной. Он научил его, что мир не так прост, как казалось раньше. Что добрые слова не всегда ведут к добру, а деньги могут быть вернее друзей.
У ворот их остановили имперские стражники — высокие, в доспехах, с полумасками на лицах. Один заглянул в повозку, но, увидев товары Ригарда — ткани, пряности, свитки, — лишь кивнул и отступил. За спиной — каменные стены, над головой — железная решётка ворот. И вот они выходят наружу.
Позади остался Фьордгард. Впереди — всё, чего он не знал.
— А ты часто бывал в других городах? — нарушил тишину Мирослав, едва они миновали последний поворот дороги.
Ригард усмехнулся, поправляя поводья.
— Достаточно, чтобы понять: все города похожи. Только люди в них разные.
— А добро тоже?
— Добро? — покачал головой Ригард. — Добра нет. Есть выгоды и удобства. То, что кажется добром, почти всегда имеет цену. Просто не все её сразу замечают.
Мирослав задумался, глядя на дорогу. Она уходила вдаль — сначала каменная, потом грязная, затем переходящая в траву. Воздух становился иным — прохладнее, чище, будто земля сама дышала ему навстречу.
Он вспомнил Лену. Её слова о том, что даже один человек может сделать мир лучше. В те дни он верил ей безоговорочно. Теперь же, слушая Ригарда, чувствовал, как под его ногами начинает рушиться не дорога, а само основание прежнего понимания мира.
— А если кто-то делает что-то без выгоды? — спросил Мирослав, не оборачиваясь. — Просто… потому что это правильно?
Ригард коротко рассмеялся — не зло, но с усталой горечью, словно вспомнил нечто слишком старое, чтобы быть ещё больным.
— Правильно для кого? Для тебя? Для него самого? Мирослав, «правильно» — это то, во что нам удобно верить. Люди называют правильным то, что их не обременяет. Но стоит кому-то пострадать из-за твоего «правильно» — и всё, картина меняется.
Мирослав молчал. Хотел возразить, но слова будто застревали где-то глубоко. В голову лезли воспоминания: отец, согнувший спину над наковальней. Соседка Марфа, которая шла пешком до рынка, ведь телега была роскошью. Лена, создававшая механизмы, чтобы защитить деревню от зверей и бандитов, и которую все считали чудачкой.
— Значит, ты думаешь, что ничего нельзя изменить? — наконец произнёс он. — Что каждый сам за себя?
— Нет, — ответил Ригард. — Я говорю лишь одно: мир — не белый и не чёрный. Он серый. И тот, кто этого не видит, становится жертвой тех, кто видит.
Лошадь фыркнула, переступила копытом. Ветер принёс запах далёкой хвои и чего-то ещё — свежего, почти юного, будто весна только начинала набирать силу.
— Попробуй взглянуть на людей, как на торговцев, — добавил Ригард. — У каждого есть, что предложить. И у каждого есть цена. Не обязательно денежная. Иногда это просто уверенность, что ты сделал правильный выбор.
Мирослав посмотрел на него. Впервые за день заметил, как тот держит поводья — уверенно, но мягко, будто знает: лошадь — не инструмент, а напарник. Как будто он действительно разговаривает с миром, а не просто движется сквозь него.
— А у тебя есть своя цена? — спросил он тихо.
Ригард усмехнулся. Но ответа не дал. Только указал вперёд:
— Смотри. Мы миновали окраины Фьордгарда.
Мирослав обернулся. Позади остались стены портового города, шум рынка, запах морской соли и дегтя. Он проехал через всё это, не оглядываясь, но теперь, когда город исчез за холмом, впервые почувствовал, как тяжесть отпускает его плечи.
На горизонте возвышался лес. Там, за ним, начиналось нечто новое. Что именно — он ещё не знал. Но уже чувствовал: этот путь изменит его больше, чем он ожидал.
Дорога потихоньку менялась. Камень под колёсами повозки сменился плотной землёй, усыпанной мелкой травой. Воздух стал другим — не таким пропитанным солью, а более глубоким, землистым, будто деревья впереди уже начали шептать ему навстречу.
Караваны встречались чаще. Медленные, нагруженные бочками и ящиками, они двигались по Имперскому Тракту из Сушеца, как стадо великанов. Иногда мимо пролетали верховые гонцы, иногда — паломники, шагающие босиком, с посохами и молитвами на устах. Здесь, вне стен города, мир казался шире, сложнее, живее.
Солнце начало клониться к западу, окрашивая облака в тёплые оттенки охры и бронзы. Воздух был прохладным, весенним — свежим и немного влажным от ночных дождей. По дороге ещё не успела осесть пыль — она лежала на обочинах мокрой коркой, а под копытами лошадей хлюпала грязь.
Мирослав давно перестал различать лица прохожих. Тракт стал намного менее оживлённым, чем раньше — можно было понять по редким караванам и одиноким путникам, двигавшимся осторожно, пряча глаза. После недавних демонических набегов люди стали реже путешествовать без надёжной охраны.
— Долго ещё? — спросил он, когда дорога начала сужаться.
Ригард чуть натянул поводья, кивнул вперёд.
— Недалеко, — ответил Ригард, указывая на холм вдалеке. — Вон там, за ним — Сушец. Маленький, но важный. Сердце этого края — здесь собирают зерно, что кормит Фьордгард. И хотя до Лунглейда всего день пути, эльфы не чужды этой деревне. Здесь всегда хороший урожай — словно благосклонность их всё ещё лежит на этих полях.
Мирослав прищурился. За поворотом дороги показались первые крыши. Не богатые, но аккуратные — по-деревенски ухоженные. За заборами виднелись недавно вспаханные поля — весна только начинала своё дело. По краям работали люди; кто-то помахал им вслед, кто-то просто стоял и смотрел, как путники проезжают мимо.
Они миновали деревню и свернули на узкую тропу, ведущую к старому зданию на опушке леса. Таверна выглядела одиноко, но уютно — двухэтажное строение с покосившимся знаком над дверью: «У Бродяги».
Ригард спешился первым и передал поводья конюху, который вышел из-за угла, зевая. Мирослав последовал его примеру, оглядывая место, где предстояло переночевать.
— Пока ты мой охранник — должен быть готов ко всему, — сказал Ригард, открывая задний люк повозки. Он порылся внутри, достал свёрток в кожаных ремнях, размотал его и протянул Мирославу меч в простых ножнах. Деревянная рукоять была потёртой, но клинок внутри казался крепким.
— Возьми. Он не бог весть какой, но послужит тебе верой и правдой, если будешь правильно им пользоваться.
Мирослав медленно взял меч. Ладонь обхватила рукоять, будто привыкая к её весу. Это был не молот в кузнице — это был инструмент для защиты… или убийства.
— Спасибо, — сказал он, пристегивая меч к поясу.
— Не благодари, — усмехнулся Ригард. — Это инвестиция в мою безопасность. А теперь пойдём. Я слышал, у Бродяги делают отличный травяной отвар и жареный корень. Голодный?
— Как волк, — ответил Мирослав, шагая следом.
Таверна встретила их теплом очага и запахом дровяного дыма. Внутри было пустовато — лишь пара странников у дальнего стола да хозяин за стойкой, который кивнул им, не говоря ни слова.
— У нас есть два часа до заката, — сказал Ригард, усаживаясь за деревянный стол, покрытый вековым слоем смолы и воспоминаний.
Хозяин принёс еду быстро — глиняные миски с горячим травяным отваром, пшеничный хлеб, жареные корни и кусок солёного сыра. Мирослав сначала пробовал осторожно, потом быстрее, почти жадно.
— Ты как дома, — усмехнулся Ригард, ломая хлеб пополам. — Не стесняйся. Это не будет нашим последним ужином.
— Просто… это лучше, чем я ожидал, — признался Мирослав, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Ты ведь не из Фьордгарда, — заметил Ригард, помешивая ложкой в миске. — В твоей речи слышна северная проседь. Откуда родом?
Мирослав задумался. Он давно не произносил вслух имя своей деревни.
— Из Топорной Равнины. Это далеко отсюда. Небольшая деревня западнее Эртмонтской долины.
Ригард кивнул, будто что-то припоминая.
— Кузнец?
— Мой отец. Я помогал ему в работе.
— А потом ушёл. Почему?
Мирослав посмотрел в огонь. Пламя мерцало, словно подслушивало их разговор.
— Отец заболел. Сначала это был лишь кашель, потом лихорадка, потом… ничего не помогло. Его сгубила эта хворь. А я всё время думал: есть ли за пределами деревни место, где смогу найти себя. Где я буду больше, чем просто сын кузнеца. Так что после похорон я просто ушёл.
Он замолчал. В его голосе была боль — глубокая и живая.
— А демоны? — спросил Ригард после паузы. — Я слышал, будто в Топорной Равнине один объявился. Бродяга на рынке рассказывал. Ты его видел?
Мирослав покачал головой, но глаза его напряглись.
— Не видел. Только слышал. Люди сильно испугались. Говорят, местный охотник подстрелил его. Случилось это незадолго до смерти отца.
Наступило короткое молчание. Ригард заметил, как Мирослав чуть сжал плечи, как взгляд стал отстранённым. Он не стал расспрашивать дальше.
— У тебя там кто-нибудь остался? — спросил он мягко.
Мирослав натянуто улыбнулся.
— Лена. Подруга. Она… она изобретатель. Умная, смелая. Даже после всего, что с ней случилось, верит в лучшее. — Мирослав сделал паузу, провёл ладонью по рукояти меча. — Но лучше не вспоминать. Там всё… слишком больно.
Ригард кивнул. Больше он не задавал вопросов.
После ужина он встал, подошёл к хозяину таверны, который стоял за стойкой. Аккуратно положил несколько монет на прилавок, обменялся с ним парой слов — коротких, без лишних звуков — и через минуту вернулся.
— Две комнаты наверху. Спокойные, чистые. Сегодня хорошо поспим.
Мирослав чувствовал, как усталость нарастает с каждым шагом. День был долгим, дорога — непростой собеседник. Горячая еда согрела тело, но и потянула в сон. Он зевнул, потер глаза.
В комнате он медленно снял плащ, аккуратно повесил его на спинку стула. Ещё раз примерил эфес меча в руке — лёг, будто был сделан именно для него. Присел на край кровати, стянул сапоги, улёгся и закрыл глаза. Мысли начали путаться, мышцы расслабились. Уже через минуту он спал, как убитый.
Утро пришло тихо, будто боялось нарушить покой земли после ночного холода. Воздух был прозрачным, насыщенным запахом недавнего дождя. Сквозь щели в ставнях пробивались первые лучи — робкие, как будто не решались коснуться пола.
Мирослав лежал, не открывая глаз, наслаждаясь последними секундами забвения. Постель была жёсткой, как и положено в трактире на окраине деревни, но для него это был почти дворец после дней жизни в Фьордгарде.
За стеной послышались шаги Ригарда. Он уже готовился к отъезду.
— Поднимайся, спящий герой, — раздался его голос сквозь дверь. — Сегодня дорога обещает быть длинной.
Мирослав усмехнулся, потянулся, ощупью нашёл свои сапоги. Меч всё так же лежал рядом, на табурете. Он взял его, проведя пальцами по рукояти. Это было не просто оружие. Это был символ: он теперь не просто беглец из родной деревни. Он — охранник. Пусть и новичок, но ответственный за чужую жизнь.
Они вышли из «Бродяги» под шёпот раннего утра. Лошади были запряжены, повозка — нагружена. Хозяин таверны стоял на крыльце, кивая им в знак прощания. Никаких лишних слов — только взгляд, в котором читалось: берегите себя .
— Дорога в Аркемонт идёт напрямик Имперским Трактом, — сказал Ригард, затягивая ремень и закрывая заднюю дверцу повозки. — Он безопаснее других, но сегодня мы свернём чуть раньше — через Тихоречье. Там можно передохнуть… и кое с кем встретиться.
Мирослав молча кивнул. На улице таяли последние остатки весеннего холода. Утро становилось ярче, воздух — суше. Поля по обе стороны дороги расстилались ровными полосами, будто кто-то старательно раскрасил землю зеленью и золотом.
Ригард вёл повозку уверенно, не задерживаясь на развилках. Иногда он указывал Мирославу на особенности местности:
— Здесь раньше был караванный пункт.
— А вон тот лес — его эльфы называют «Лесом Забытых Имён». Говорят, те, кто забредает туда, теряют своё имя и выходят другими.
— Чушь, — добавлял он спустя мгновение. — Но проверять не советую.
Мирослав слушал внимательно, запоминал. Он начал замечать, как пейзаж вокруг меняется: деревья становились выше, трава — гуще. Птицы щебетали громче.
К полудню они миновали границу провинции. За спиной остались поля и последние следы весенней зелени. Перед ними простиралась дорога, уходящая к горизонту, где уже начинали проявляться очертания Кристалла силы — темного, мерцающего, словно обломок звезды, застывший в земле.
— До Тихоречья осталось меньше дня пути, — сказал Ригард.
Мирослав посмотрел вперёд. Тихоречье. Город друидов Эларии. То самое место, куда он даже не надеялся попасть. И теперь оно было ближе, чем когда-либо.
Дорога постепенно меняла облик. Луга уступили место густому лесу, где деревья росли так близко друг к другу, будто хотели скрыть что-то важное от глаз прохожих. Свет солнца пробивался сквозь листву, рассыпаясь пятнами на земле, будто указывая путь.
Ригард правил повозкой, а Мирослав сидел рядом, держась за край телеги. Ветер колыхал полы его плаща, в ушах шуршала листва, перемешанная с глухим стуком копыт и поскрипыванием дерева. Иногда доносилось карканье вороны или треск ветки под лапами невидимого зверя — лес не молчал. Он был жив.
— Этот Кристалл силы… — начал Мирослав, не сводя глаз с горизонта, где уже можно было различить тёмные пики древнего камня, мерцающего издалека. — Я слышал о нём. Ещё в Топорной Равнине старухи рассказывали, что есть места, где земля полна жизни, потому что именно там Кристалл даёт ей силу. Говорили, будто без него природа бы увяла.
Ригард усмехнулся, но ответил серьёзно:
— Не просто даёт жизнь. Он — её источник. Без Кристаллов магия исчезнет, как и вся жизнь в Эларии. А Тихоречье — одно из немногих мест, где это особенно заметно. Друиды считают его священным. Они верят, что через него получают силу и знания. Говорят даже, что могут с ним говорить.
Мирослав задумчиво покачал головой.
— А почему именно Тихоречье? Почему они выбрали это место?
— Потому что Кристалл был здесь первым. Он один из трёх, остальные — в других частях света. Но этот — особенный. Он стоит на пересечении потоков жизни: север — юг, запад — восток. Все дороги, все пути проходят через него. Как если бы само Мировое Древо указало, где должен быть центр.
Мирослав немного помолчал, переваривая услышанное.
— А что за Мировое Древо? Я слышал имя, но не понимаю, что это такое на самом деле.
Ригард улыбнулся — не насмешливо, а с уважением к вопросу.
— Ты знаешь, даже друиды не могут сказать всего о Нём. Оно — основа всего. Его корни уходят в каждый континент, его ветви касаются небес. Люди верят, что оно держит баланс мира, что через него текут силы Кристаллов. Есть легенды, что когда-то Творцы вплели в него кусочки своей воли, чтобы сохранить порядок. Но теперь Творцов нет. Только Кристаллы и те, кто за ними следит.
Мирослав прислушался к лесу. Ворона каркнула вдали. Где-то журчал невидимый ручей. Листья шептались между собой, будто знали что-то важное. Он не мог объяснить, почему, но чувствовал: всё вокруг — не просто деревья и трава. Это было больше. Что-то древнее.
— А демоны? — спросил он тихо. — Они тоже связаны с этим?
Улыбка Ригарда исчезла.
— Возможно. Одни говорят, что они порождены хаосом, другие — что это осколки той же силы, которая течёт из Кристаллов, только искажённой. Если Кристаллы — голос мира, то демоны — его боль.
Мирослав вздохнул. Он сжал кулаки, почувствовав, как деревянная рукоять меча вновь напоминает ему о реальности. До этого момента мир был простым: огонь, железо, работа. Теперь же каждая дорога казалась ведущей куда-то глубже, чем он ожидал.
— Значит, Тихоречье — это не просто деревня друидов?
— Нет, — сказал Ригард. — Это сердце. Место, где ты можешь услышать, как мир дышит. Или увидеть, как он болит. Всё зависит от того, кто пришёл и зачем.
Он помолчал, потом добавил:
— У меня там есть знакомый друид, Селарий. Он расскажет тебе больше, чем я смогу. Я просто торговец. Верю только в себя и хорошую сделку. А друиды… они верят в Кристалл силы. Говорят, что он может показать будущее или исцелить раны. Но это их дело. Меня интересует только то, что можно потрогать руками.
Мирослав слушал внимательно, но внутри уже зарождалось чувство, что мир становится слишком большим для его понимания. Демоны, друиды, Кристаллы силы — всё это казалось нереальным, как сказки из детства. И всё же…
Когда вечер опустился на землю, и стало темнее, они зажгли лампу и поехали дальше. Ветер шептал между деревьями, словно предупреждал о чём-то важном.
И вдруг раздался резкий хлопок — такой громкий, что эхо прокатилось по всему лесу. Земля под ногами вздрогнула, будто дорога сама испугалась. Повозка качнулась, и Мирослав инстинктивно ухватился за край борта.
Справа, всего в нескольких шагах от них, раскрылся разлом — зияющая бездна. Из него хлынули клубы серого дыма, пахнущего холодной тьмой и серой, будто из самого подземного безмолвия вырвалось это дыхание.
Из трещины медленно выползло нечто.
Демон.
Огромный, чёрный, покрытый кожей, как заледеневшая ночь. На голове — длинные рога, острые и изогнутые, словно клинки. Крылья, подобные развевающимся знамёнам смерти, свисали до самой земли. Его глаза горели красным светом — угли, готовые поглотить всё живое.
Существо сделало несколько шагов, будто проверяя почву под собой. Потом повернуло голову прямо на них. Клыки блеснули в лунном свете, а хвост ударил по земле, разбрасывая камни, как игрушки.
Разлом внезапно схлопнулся. Хлопок эха прокатился по лесу, и снова стало тихо.
Только демон остался.
Один против двоих.
Он заметил повозку. Зверский рёв разорвал воздух, сотрясая деревья. Страшное эхо понеслось сквозь чащу, будто лес тоже закричал от ужаса. Демон начал двигаться — медленно, но уверенно, как истинный хищник, выбирающий свою добычу.
Каждый шаг его когтистых ног чавкал по сырой земле. Крылья слегка вздрагивали, будто жаждали движения. В красных глазах не было ничего, кроме голода и охотничьей уверенности: он уже видел их мёртвыми.
— Держись! — крикнул Ригард, резко подстегивая поводьями лошадей.
Лошади рванули вперёд. Колёса повозки загрохотали по корням и камням, запрыгали, как будто сами хотели убежать.
Мирослав вцепился в борт, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Он оглянулся — демон больше не шёл. Он бежал.
Его тело вытягивалось при каждом прыжке, как натянутая тетива. Лапы врезались в землю так, что фонтаны грязи летели во все стороны. Он настигал их.
— Он нас настигает! — крикнул он.
Ригард выругался и щёлкнул вожжами.
— Знаю!
Повозка болталась, скрипела. Лампа, прикреплённая к задней стенке, качалась, её свет мелькал, как будто пытался уйти вместе с ними. Вокруг — только лес, дорога и этот адский след за спиной.
Демон прыгнул.
Удар потряс воздух. Что-то просвистело над головой Мирослава — коготь? Хлыст из ветра и смерти?
Лошади заржали, забили копытами. Одна споткнулась. Колесо ударилось о камень — повозка резко наклонилась.
Грохот. Треск дерева. Металлическая ось со скрежетом вспорола борт, выбив целое полотно досок. Один из ящиков вылетел наружу и разбился о дорогу, рассыпав пряности и ткань.
Ригард едва удержал вожжи. Мирослав сжал зубы, перевернулся через край повозки, чтобы не вывалиться полностью. Ударился плечом о землю, перекатился и сразу же вскочил на ноги. Времени на боль не было.
Демон стоял всего в десяти шагах.
Его пасть капала мерзкой слюной, которая шипела, попадая на траву и обугливая её. Красные глаза горели. И в этом взгляде не было ничего человеческого.
Только голод.
Только желание.
Мирослав машинально потянулся за мечом.
Когда пальцы сомкнулись на рукояти, в голове внезапно всплыло предупреждение паладина:
— Не геройствуй, если встретишь демона.
Но он не мог просто стоять.
Выхватив клинок, он встал между повозкой и чудовищем, держа меч перед собой — неуверенно, но готовый к бою.
Демон оскалился. И ринулся вперёд.
И тут из темноты леса выскочил медведь.
Огромный. Могучий. Как будто сама земля породила его для этой минуты.
Каждая мышца на его теле была напряжена, как пружина — не от страха, а от готовности. Шерсть — чёрная, как смоль, блестела под светом лампы, покрытая каплями пота и чем-то ещё — тёмной влагой, похожей на кровь. Он не рычал. Он вывал — низкий, грудной звук, словно горло его было переполнено яростью целого леса.
Демон обернулся. Его крылья взметнулись вверх, когтистые лапы вспороли воздух, готовясь к удару. Но медведь уже прыгнул.
Удар был страшным.
Клыки встретились с клыками. Лапы врезались в плоть. Тело демона отбросило назад, но он удержал равновесие, скользнув пятками по земле и оставив глубокие борозды в почве.
— Уходим, глупец! — крикнул Ригард, хватая Мирослава за плечо.
Но Мирослав не мог отвести глаз. Это была не просто драка. Это было столкновение сил — древнейших, первобытных.
Демон рванул вперёд, целясь когтями в грудь медведя. Удар пришёлся точно — плоть разошлась, выбрасывая фонтан тёмной крови. Медведь взревел — не от боли, а от гнева. Его пасть раскрылась, обнажая зубы острые как ножи, и он вцепился в предплечье демона. Кости треснули. Плоть рвалась. Чудовище завыло, пытаясь вырваться, но медведь держал его намертво.
Земля под ними начала проседать. Вмятина, где они бились, становилась всё глубже. Глина превращалась в грязь под весом их тел, пропитанную потом, слюной и кровью.
Демон выставил вторую лапу и вонзил когти в шею медведя. Тот даже не вскрикнул — только зарычал, оттолкнул врага ногами и с размаху врезал ему лапой по лицу. Что-то хрустнуло. Один глаз демона лопнул, выплеснув густую жидкость, которая шипела, попадая на траву.
Мирослав чувствовал, как его самого начинает трясти — не от одного страха, а от восхищения, от осознания чего-то большего. Но он не осмелился пошевелиться.
Медведь снова бросился в атаку. Он не бил — он разрывал. Его челюсти смыкались на плечах демона, на спине, на боках. Каждый укус оставлял после себя раны, которые не затягивались. Кровь демона лилась — густая, тёмная, почти чёрная. Она пахла сыростью и серой.
Когтистые лапы демона впились в брюхо медведя, вырвав кусок плоти. Кровь хлынула рекой. Медведь заревел, но не отступил — он схватил противника за голову и начал трясти, словно волк, терзающий добычу.
Трава вокруг них побледнела, потемнела, стала серой и мёртвой. Воздух наполнился запахом горящего мяса и гниющей плоти. Каждый звук — хруст костей, шипение крови, вой боли — отзывался в груди Мирослава, как удары барабана войны.
— Мы должны уйти, — сказал Ригард, дергая его за рукав. — Они разорвут друг друга, но если один останется жив, мы ему не нужны.
Мирослав не двигался. Он видел, как медведь делает последний прыжок — мощный, как удар молнии. Он сбил демона с ног. Чудовище врезалось в дерево. Ствол хрустнул. Демон закашлял, пытаясь вдохнуть, но медведь был уже на нём.
Он вцепился ему в горло. И сжал.
Последний вздох демона вышел хрипом. Его тело задергалось в судорогах, затем замерло. Медведь отпустил его, сделал шаг назад. Его грудь тяжело вздымалась. По бокам сочилось, пузырилось, текло. Он был изранен, но всё ещё стоял.
И тогда медведь повернулся к ним.
Его глаза были обычными — тёмными, глубокими, почти человеческими. Холодный взгляд, сосредоточенный, но не враждебный.
Мирослав медленно опустил меч, который так и держал наготове.
— Стой спокойно, — прошептал он. — Не двигайся.
Медведь подошёл ближе. Подошвы его лап оставляли в земле следы, будто кто-то тащил за собой каменные плиты. Он остановился всего в нескольких шагах, понюхал воздух, осмотрел их.
Затем медведь встал на задние лапы.
Громадина закрыла собой свет луны. Мирослав инстинктивно отступил. Но не было удара. Только движение — плавное, контролируемое. А затем — преображение.
Шерсть сжалась, мышцы перестроились, когти стали пальцами. Из плоти и костей родилось новое тело — высокое, стройное, покрытое кожаной одеждой, украшенной перьями и костями животных. Лицо стало лицом эльфа: длинные волосы цвета ночи, глаза, полные древней мудрости.
— Селарий, — произнёс Ригард, чуть заметно улыбнувшись. — Я должен был догадаться.
На месте медведя теперь стоял друид. Высокий, стройный, одетый в кожаную одежду, украшенную перьями и костями животных. Его волосы были длинными, тёмными, как полночная река, а глаза — глубокими, словно лесные озёра. По его телу виднелись царапины и порезы, некоторые ещё сочились, но он не показывал боли. Только усталость, сквозившую в каждом движении.
— Ты всегда находишь неприятности, Ригард, — сказал он, переводя взгляд на Мирослава. — Но ты стал старше. А вот он… он другой.
Мирослав чувствовал, как сердце всё ещё колотится где-то под ребром, а пальцы до сих пор сжимают рукоять меча, хотя уже не было кому им угрожать.
Селарий провёл ладонью по боку, поморщился от боли, но не издал ни звука.
— Духи древних деревьев предупредили меня. Они шептали мне ещё на рассвете — голосами ветра, трепетом листьев. Говорили, что сегодня разлом вырвется из земли, и если я не буду рядом, кто-то умрёт.
Он замолчал, глядя на поверженного демона, который теперь истончался, превращаясь в тень самого себя.
— Это не первый случай, — произнёс он наконец. — За последние месяцы демоны стали приближаться к Тихоречью чаще, чем раньше. Мы потеряли двоих. Мирин и Лайэна. Они погибли, защищая границу.
Ригард нахмурился.
— Я думал, лес вас защитит.
— Лес даёт силу, но не гарантирует жизни. Он лишь помогает нам слышать опасность раньше других. — Селарий вздохнул. — И даже так… мы не успели. Не все.
Мирослав посмотрел на тело демона, которое почти исчезло, будто растворилось в воздухе.
— Значит, они действительно боятся вас?
Селарий медленно поднял взгляд. Его глаза встретились с глазами Мирослава — и в них сверкнуло нечто большее, чем просто знание.
— Нет, — ответил он тихо. — Они боятся того, что мы охраняем.
Он немного помолчал, затем добавил:
— Но они живы, как и мы. И имеют право быть собой. Даже если это — боль.
Ригард хмыкнул.
— Так говорят те, кто боится крови на руках.
Селарий не обиделся. Только чуть улыбнулся уголком губ.
— А может, мы просто знаем, что кровь не лечит раны. Она их только множит.
Пауза повисла между ними, плотная и тяжёлая. Воздух был холодным, но наполненным чем-то невидимым. Будто деревья тоже слушали их разговор.
— Пора двигаться, — сказал Селарий, оглядывая повозку. — Ночь здесь будет опасной. Лес не всегда может нас защитить.
— У нас осталась одна лошадь, — ответил Ригард. — И повозка еле держится на колёсах.
— Её можно починить, — кивнул друид. — Но быстрее будет добраться до Тихоречья пешком. Лошадь понесёт самое ценное — вас. А я позже заберу ваши вещи.
— Ценное? — усмехнулся торговец. — Ты слишком доброжелателен.
— Не доброжелательность, — Селарий перевёл взгляд на Мирослава. — Сейчас вы легкая добыча как для зверей, так и для бандитов тракта.
Селарий развернулся, жестом указав направление.
— Путь вперёд. Здесь задерживаться нельзя.
Лес встретил их тишиной. Не мёртвой — нет, а такой, где каждый лист дышит своим ритмом, где звуки не теряются, а расставляются по местам, как слова в древней книге.
Они шли медленно, осторожно переступая через корни, что словно спали под ногами, прячась в земле. Это была не дорога, вытоптанная караванами или обозами — просто тропа, проложенная теми, кто знал, куда идти. Воздух был плотным, прохладным, пах хвоей и чем-то ещё — древним, почти невидимым, но ощутимым кожей.
Мирослав чувствовал, как усталость наваливается на плечи. Повозка разбита, одежда покрыта грязью и следами боя. Он оглядел Селария — друид тоже был изранен, но держался так, будто боль — всего лишь лишний шаг на пути.
— Мы почти на месте, — сказал Селарий, чуть замедляя шаг. — Просто помните: Тихоречье — это не город, не деревня в обычном смысле. Это… дыхание мира.
Он отогнул ветку, и они вышли на поляну.
Мирослав замер.
Перед ними расстилалось поселение, будто рождённое самим лесом. Дома были не построены — выросли. Кроны могучих деревьев переплетались между собой, создавая жилища на высоте, с полами из живого дерева и стенами из лиан. Лестницы свешивались, как корни, и вели к гнёздам, где кто-то уже отдыхал, прижавшись к стволу, как к родному.
Над головой мерцал Кристалл силы — огромный, торчащий из земли, как обломок другого мира. Его свет был не ярким, а глубоким, проникающим внутрь. Он не освещал, а просветлял. Казалось, он слушает. Ждёт.
Река текла посередине деревни — чистая, как мысль. Её берега были покрыты мягким мхом, а вода — прозрачнее весеннего утра. Из воды вился пар, будто река знала, что её здесь любят, и согревала тех, кто рядом.
А над всем этим — светлячки. Но не простые насекомые. Они двигались как мысли, как воспоминания. Их было много — сотни, тысячи. Они окружали домики, летали над водой, садились на плечи прохожих.
— Это… кто это? — спросил Мирослав, указывая на одного из светящихся.
Селарий перевёл взгляд. Его лицо смягчилось, будто он увидел старого друга.
— Это те, кто ушёл в землю. Души друидов, что остались с нами. Они — часть Тихоречья. Невидимый голос прошлого.
Мирослав не знал, что сказать. Он ожидал чего-то таинственного, но не такого… живого.
Они вошли в поселение. Улицы были узкими, но не запутанными — скорее, как русло реки, которая знает, куда ей течь. По тропинкам босиком шли друиды в простых хлобонах, с цветами в волосах. Кто-то собирал травы, кто-то просто сидел у дерева, закрыв глаза.
И вдруг — движение.
По воздуху пробежала синяя вспышка. Мимо них проскользнула птица, взмыла вверх и, зависнув на секунде, стала человеком — женщиной в длинных перьях, легко соскочившей на ветку дома-дерева.
Мирослав даже рот приоткрыл.
Они миновали небольшую поляну, и там, прямо из реки, что-то мощно выпрыгнуло на берег. Это была гигантская рыбина — с чешуёй, переливающейся, как сталь под лунным светом, и широкими плавниками, будто крыльями. Она ударилась о землю, перевернулась — и в тот же миг тело её задрожало, сжалось, словно вода, обратившаяся в плоть. Из брызг поднялся человек.
Он стряхнул последние капли, и они вспыхнули голубым огнём, прежде чем исчезнуть в воздухе. Теперь на берегу стоял мужчина в простом плаще, с улыбкой, какой бывает у тех, кто знает больше, чем говорит.
— Я видел, как ты выходил из воды, — сказал Мирослав, когда тот проходил мимо. — Ты был рыбой… а теперь ты человек.
Тифлинг оглянулся, усмехнулся:
— А разве я когда-нибудь был человеком?
Он ушёл, а Мирослав снова огляделся. Кто-то говорил с животными, кто-то пел песни, другие развлекались магией природы, кружа опавшими листьями вокруг себя.
— Вы все… умеете менять форму? — спросил он Селария.
— Нет, — ответил друид. — Только те, кто слышит мир. А форма — всего лишь способ быть ближе к нему.
Они миновали центральное дерево — нечто вроде совета или святилища. Огромное, вплетённое в само пространство. На ветвях виднелись огоньки, будто там тоже кто-то жил — кто-то древний.
— Это дом Эл’наара, — пояснил Селарий. — Самого древнего друида Тихоречья. Он помнит времена, когда Кристалл силы был ещё молод. Он решает, как нам жить дальше.
Мирослав кивнул, поняв, что попал в место, где время течёт иначе. Где мудрость не рождается за день, а собирается веками.
Они подошли к дому Селария — если можно так назвать деревянный шар, висящий между трёх стволов.
Когда они вошли внутрь, Мирослав сразу это почувствовал: стены будто охватывали пространство, словно ладони, бережно прижимающие что-то хрупкое. Пол состоял из гладких деревянных плиток, покрытых тонким слоем мха, который приглушал шаги. Стены были сплетены из переплетённых лоз, местами украшенных птичьими перьями, высушенными травами и небольшими кристаллами, мерцавшими в полумраке мягким, еле заметным светом.
Потолок скрывался в тени, но там, где глаз мог разглядеть, виднелись тонкие ветви, опускающиеся вниз, как будто дерево всё ещё продолжало расти, прислушиваясь к жизни внутри.
— Здесь мы можем отдохнуть, — сказал Селарий, аккуратно повесив кожаный пояс с ножнами на изогнутый корень, растущий прямо из пола. — Дом помнит гостей. Он не обидится, если вы останетесь на ночь.
Мирослав огляделся. В центре комнаты горела печь — не обычная, а скорее углубление в полу, заполненное раскалёнными камнями, над которыми вился голубоватый огонь, почти бездымный.
Рядом стоял деревянный стол, покрытый трещинками, видно его высекли из одного цельного куска дерева, а потом через него прошли десятилетия жизни. Каждая щель хранила след времени, как строки в старой летописи.
На полках вдоль стен лежали свитки, связки трав, кости животных, ракушки и несколько маленьких кристаллов. Каждый предмет казался важным, даже если его назначение было непонятно. Здесь не было ничего лишнего. Только то, что имело смысл.
Селарий подошёл к шкафу, сделанному из двух стволов, соединённых лианами, и достал глиняные чаши.
— Присаживайтесь, — махнул он рукой. — Я не богат, но голодными вы не останетесь.
Ригард опустился на низкий стул, потирая плечо, которое получил при перевороте повозки. Мирослав уселся рядом, всё ещё ошеломлённый тем, что произошло за последние часы.
Эльф принёс блюдо — густой травяной отвар с добавлением чего-то дикого, немного горьковатого, но удивительно согревающего. Также были куски хлеба, испечённого на открытом огне, и тарелка с сушеной рыбой, пахнущей морем и дымом.
— Это не мясо, — пояснил Селарий, — но оно даёт силы. И не требует смерти ради еды.
Они ели в тишине, прерываемой лишь треском огня и случайным порывом ветра снаружи.
Когда трапеза закончилась, Селарий собрал посуду и сказал:
— Завтра я заберу вашу повозку и починю её. С другими друидами мы сможем вернуть её в строй. Не волнуйтесь.
Ригард благодарно кивнул:
— Ты слишком добр для эльфа… или зверя. Как бы тебя правильно назвать?
— Называй как хочешь, — улыбнулся Селарий. — Главное — не ошибись в намерении.
Они ещё немного посидели у огня. Потом Селарий встал, потянулся и сказал:
— Ложитесь спать. Вам нужно восстановить силы. А я пока прогуляюсь немного. Есть дела, которые нельзя откладывать.
Он вышел, оставив их одних в мягком свете очага.
Ригард улёгся на один край, закинув руки за голову.
— Хорошо здесь, правда? — спросил он, глядя в потолок.
Мирослав кивнул, разглядывая игру света на стенах.
— Да. Почти как в другом мире.
— Был у меня такой момент, — заговорил Ригард, не поворачивая головы. — Когда я тоже попал сюда. Много лет назад. На мне была рана от ножа, и три дня без еды. Тогда Селарий нашёл меня возле реки. Сказал, что услышал мою боль. Хотя я тогда был совсем другим человеком.
Мирослав вопросительно посмотрел на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Я торговец, Мирослав. Но раньше... Было время, когда я боялся ночевать в лесу. Боялся доверять людям. Однажды меня чуть не зарезали на дороге. А Селарий спас. Просто так. Без лишних слов. С тех пор мы иногда встречаемся. Он — мой должник. Или я его. Ещё не решили.
Мирослав усмехнулся.
— Он не кажется таким, кто будет кому-то должен.
— Нет, — согласился Ригард. — Он просто помнит. И этого достаточно.
Где-то далеко завыл ветер. Мирослав оглядел место, где ему предстояло спать — широкая скамья, покрытая мягким мехом и тканью, которая пахла пряностями и чем-то древним.
Он лег, положив голову на небольшую подушку из сухих трав. Глаза начали слипаться. Свет Кристалла силы, пробивавшийся сквозь щели в стенах, мерцал спокойно, как колыбельная, которую напевает сама земля.
— Никогда раньше не думал, что окажусь здесь. — прошептал он.
Ригард уже почти дремал.
— Жизнь удивительная штука. Особенно если есть цель.
Мирослав хотел ответить, но язык стал тяжёлым. Мысли рассыпались, как песок сквозь пальцы. Он успел только ощутить тепло меха и последний взгляд Кристалла через окно — глубокий, как дыхание самого времени.
И провалился в сон, тёплый и без снов.
Свет Кристалла силы просачивался сквозь щели в деревянных стенах дома Селария, ложась тёплыми полосами на пол. Воздух был свежим, пах травами и чем-то древним — словно ночь оставила здесь свои следы.
Мирослав медленно открыл глаза. Его тело всё ещё ныло после вчерашней «битвы», но голова была ясной, будто он спал не просто ночью, а прошёл через что-то большее.
Он поднялся, потянувшись, и увидел, что Ригард уже не спит. Торговец сидел у очага, облокотившись на колени, и смотрел в пламя.
— Повозка починена, — сказал Селарий, входя в дом с мешком трав в руках. — И лошади здоровы. Я сам залечил их раны.
Ригард кивнул, поблагодарил его коротким взглядом. Они вышли наружу.
Перед домом, среди молодой травы, стояла повозка. Она выглядела почти новой — борт заделан аккуратными досками, колесо заменено, ремни перетянуты заново. Груз был на месте. Ничего не пропало. Только одна сторона всё ещё хранила следы демонского когтя — глубокую борозду, будто кто-то провёл рукой по времени.
Селарий указал на стол под раскидистым деревом:
— Завтрак ждёт вас там. Еда простая, но сытная. Лучше уйти с полным желудком, чем с пустым сердцем.
Они сели. Ригард ел быстро, деловито. Мирослав — медленно, почти машинально. Его взгляд блуждал по поляне, по деревьям, по тем, кто уже начал свой день. Кто-то собирал воду из родника, кто-то беседовал с животными, кто-то исчезал в листве, чтобы стать частью леса.
Его пальцы то и дело возвращались к рукояти меча. То сжимали её, то отпускали. Он вздохнул. Дважды. И каждый раз смотрел на Кристалл силы, мерцающий над Тихоречьем.
Ригард заметил это. Он положил ложку, вытер рот тыльной стороной ладони.
— Ты чего такой задумчивый?
— Просто… — Мирослав запнулся. — Мне здесь хорошо.
— Это да, — хмыкнул торговец. — Но мы же договорились. Аркемонт нас ждёт.
— Да. Конечно, — ответил Мирослав, но голос его стал ниже, почти шепотом.
Селарий наблюдал за ними, не вмешиваясь. Он уже понял, что происходит. Возможно, раньше самого Мирослава.
Когда завтрак закончился, они вышли к повозке. Ригард проверил упряжь, затянул ремни, сделал паузу.
Мирослав стоял рядом, но не двигался. Он смотрел на деревню. На тех, кто мог быть больше, чем человек. На тех, кто слышал мир так, как он только начинал учиться.
Ригард поднял бровь:
— Что-то не так?
Мирослав покачал головой, но ноги его не слушались. Он чувствовал, как внутри что-то рвётся, хочет сказать «нет» — и одновременно боится этого слова.
— Ты ведь хочешь остаться, верно? — спросил Ригард, не оборачиваясь.
Мирослав замер. Он не ожидал, что вопрос прозвучит так прямо.
— Я не могу попросить тебя об этом. Ты дал мне работу. Шанс. Без тебя я бы сейчас был где угодно — только не здесь.
Торговец усмехнулся, опираясь на край повозки.
— А ты не проси. Скажи просто. Так, как говоришь себе в мыслях.
Мирослав закрыл глаза. Выдохнул. И сказал:
— Я хочу остаться. Хоть немного. Хоть на время.
Ригард кивнул, будто давно знал этот ответ.
— Тогда тебе нужен настоящий учитель. — Он обернулся к Селарию, который стоял чуть поодаль, прислонившись к стволу. — Эльф, сможешь взять такого взрослого парня к себе? Или ты учишь только детей?
Селарий улыбнулся уголком губ.
— У меня были ученики старше гор. Возраст не помеха, если есть желание.
Ригард повернулся к Мирославу. Посмотрел ему в глаза.
— Тогда решено. Ты остаёшься. А я поеду один.
Мирослав хотел что-то сказать, но слова путались в горле.
— Я обязан тебе…
— Ничего ты не обязан, — перебил Ригард. — Я видел много людей. Меньше половины находили себя. Если ты нашёл — цепляйся за него крепче.
Он протянул руку. Мирослав пожал её. Крепко. Почувствовал, как Ригард чуть сжал его пальцы.
— Обещай хотя бы иногда думать о дороге, по которой ты пришёл сюда.
— Обещаю.
— И не забывай — мир не станет лучше, пока ты не станешь сильнее.
Ригард сел в повозку, щёлкнул вожжами. Колёса заскрипели, будто тоже не хотели уходить.
— До встречи, — сказал он, не оборачиваясь. — Если сам не приеду — пришлю весточку откуда-нибудь с юга.
Повозка медленно скользила по тропе, будто сама земля не хотела отпускать его так быстро. Колёса чуть слышно скрипели, лошадь фыркала, но всё это было фоном для тишины, которая повисла между ними перед расставанием.
Мирослав стоял у края поляны, сжимая руки в карманах. Он хотел сказать что-то ещё. Что-то важное. Но слова, как всегда, ускользали.
Когда повозка исчезла за деревьями, он глубоко вздохнул. Воздух был свежим, пропитанным хвойным ароматом и чем-то древним, что не имело названия. Он чувствовал, как внутри всё перевернулось. Не страх. Не радость. Что-то среднее. Как будто он действительно перешёл порог — из прошлого в настоящее. И только теперь понял, что оставил за спиной.
Селарий подошёл тихо, почти бесшумно. Его шаги не нарушали покоя утра. Он остановился рядом, глядя вслед Ригарду.
— Я знаю тебя только по имени и глазам. В них есть огонь. Иногда этого достаточно, чтобы начать учиться. Если ты готов — мы начнём.
Мирослав кивнул, не зная, что ответить. Они пошли вглубь деревни, где Тихоречье начинало просыпаться не шумом, а дыханием.
Дома были сплетены из дерева и света, словно сами деревья согнулись, чтобы защитить тех, кто жил внутри. Кто-то уже вышел — собирал травы, кто-то сидел на ветке, закрыв глаза, кто-то растворился в реке, чтобы стать частью воды.
— Это место старше, чем кажется, — начал Селарий, когда они миновали первый ряд домов. — Оно возникло в те времена, когда Творцы покидали этот мир. Кристалл силы уже тогда стоял здесь — как столп мироздания. Первые друиды пришли сюда, потому что чувствовали его силу. Их было трое.
Он указал вперёд, где среди листвы виднелся дом Эл`наара, похожий на дерево.
— Его имя — Эл’наар. Ему сотни лет. Он помнит времена, когда мы были не людьми, а зверями. Настоящими зверями. Волками, совами, медведями. Мы могли менять формы, но не знали слов, кроме тех, что шептали ветры.
Мирослав огляделся. Деревня казалась живой, будто прислушивалась к каждому слову, как старая память, проснувшаяся от тишины.
— А как вы стали… такими? — спросил он.
— Со временем, — усмехнулся Селарий. — Мы научились говорить, когда поняли, что должны защитить Кристалл. Из первых трёх друидов остался только Эл’наар. Двое других ушли в землю. Теперь он — наш голос. И наш корень.
Они шли дальше, мимо домов на деревьях, мимо светящихся грибов, мимо тех, кто уже начал свой день. Здесь всё двигалось неспешно, с осознанием каждой секунды. Не потому, что времени было много — а потому, что каждое мгновение имело цену.
— Многие пытались нас использовать, — продолжил друид. — Государи, торговцы, даже эльфы Лунглейда. Хотели знаний, силы, влияния. Но мы не выбираем сторону. Мы следуем за природой. За тем, что старше любых договоров или войн.
Мирослав задумался.
— Вы не боитесь, что вас забудут?
— Нет. Пока Кристалл силы здесь — нас не забудут. Он даёт жизнь этой земле. Свет, воздух, воду. Часть его силы течёт в каждом листе, в каждой капле. Он — один из трёх. Остальные стоят в разных концах мира, поддерживая баланс. Мы же — лишь те, кто помогает ему дышать.
Они вышли к реке. Её вода текла тихо, будто знала, что её слышат. По берегам — мягкий мох, цветы, которые раскрывались только на рассвете, и следы животных, которые были не просто следами, а памятью о ком-то, кто недавно был зверем.
— Почему вы защищаете Кристалл? — спросил Мирослав, опуская руку в воду.
— Потому что он — не просто камень. Он — часть всего. Как и мы. Когда Творцы уходили, они создали их, чтобы удерживать порядок. Без них мир бы развалился. Мы же просто храним то, что нам доверили. Хранители. Не воины. Не правители. Только голос природы.
Мирослав кивнул. Он не знал, сможет ли стать таким же. Но хотел попробовать.
Он закрыл глаза. В голове всплыло воспоминание. Лена сидела рядом, показывала ему чертёж какой-то машины, которая должна была облегчить жизнь деревни. Она смеялась, а вода играла на солнце, как тысячи маленьких зеркал.
Селарий не стал его тревожить. Он просто сел рядом, положив руки на колени, и смотрел, как вода играет светом.
— Завтра начнётся твоё обучение, — сказал он наконец. — Сегодня — день восприятия. Смотри, слушай, дыши. И не пытайся понять. Пока не нужно.
Мирослав кивнул. Он не знал, что найдёт здесь. Не знал, станет ли тем, кем хочет быть. Но впервые за долгое время он чувствовал, что находится там, где ему позволено ошибаться. Где можно начать снова.
-------
Спасибо, что прошли этот путь вместе с Мирославом — от туманных улиц Фьордгарда до древних троп Тихоречья и первых встреч с демонами и друидами.
Если хочешь читать новые главы первыми , узнавать больше о мире Эларии , её тайнах, героях и даже тех, кем они были раньше —
Присоединяйся к нашему Telegram-каналу по Эларии!
Там тебя ждут:
🔥 Уведомления о выходе новых глав
📖 Истории персонажей вне основного сюжета
🌌 Мифы и легенды Эларии: Кристаллы силы, Мировое Древо, демоны и хранители
🌿 Лор, которого нет в тексте, но который делает мир живым
Не упусти шанс войти в Эларию с самого начала — там, где заканчивается книга, начинается приключение.
👉 [Подписаться на канал]