— Сын мне новую квартиру купил, а невестке ничего не перепало! — с
этим заявлением Людмила Николаевна уже третий раз за утро выходит на
лавочку. Соседки молча переглядываются — кто-то морщится, кто-то
завистливо вздыхает.
Ирина узнала всё в кафе от Тани-соседки.
— А ты слышала, что твой Вадим маме квартиру купил? — спрашивает Таня между делом, наливая чай.
— Какую квартиру? — у Ирины из рук ложка падает на стол, стучит по стеклу. — Ты не перепутала?
— Нет. Вчера сама слышала, как его мама по телефону хвасталась моей маме. Говорит, большая, светлая, возле рынка. И ремонт не нужен.
Ирина всё ещё сидит, не веря. Как будто из-под ног пол ушёл. Молчит
всю дорогу до дома. Вечером ждёт Вадима — у телевизора, даже ужин не
разогревает.
Вот и пришёл дверь открылась.
— Ты где был? — голос твёрдый.
— По работе задержался, — отвечает Вадим, снимая куртку.
— Опять мать возил? — бросает Ирина.
Он молчит. Знает уже, к чему.
И тут начинается...
— Ты мне всю жизнь врёшь! — Ирина вдруг срывается: вырывает у него
телефон, смотрит на новые фотографии, где улыбающаяся свекровь в пустой
комнате, солнечный луч на полу.
— Ты ей квартиру купил?! А я? Ты обо мне думал?! Пять лет живём в этой хрущёвке, с туалетом на две семьи… А она в новом доме!
Вадим бледнеет. Хочет объяснить: мол, мама всю жизнь пахала и копила. Мол, я только добавил немного.
— Ты маменькин сынок! Тряпка! — орёт Ирина, кидая телефон на диван. — Мне такое предательство не простить!
— Ты зря так, — хрипло шепчет Вадим. Но поздно.
Тарелки летят, осколки звякают о плитку.
— Собирайся и вали! — Ирина швыряет одежду в пакет. — К своей маме иди! Тут тебе не место!
Он в растерянности собирает куртку, свитер… Выходит, хлопнув
дверью. Можно было бы разойтись навсегда, если бы не — ипотека
общая, вещи общие, привычки…
Первые дни всё было как в тумане. Вадим остался у матери. Дома —
пусто. Детям объяснили как-то по-быстрому: "Папа много работает,
приходит поздно".
Ирина ходит хмурая. Сварила кашу — есть не хочется. Подружка Светка с работы звонит:
— Ну ты что, как держишься?
— А что держаться-то? Сама виновата. Кричала, вещи кидала. Надо было промолчать, наверное.
— Да перестань, — говорит Светка. — Ты же не железная. Муж купил матери квартиру, а тебе ничего? Это ненормально.
— Я устала. Пять лет ремонт, пыль, мешки, кабель по стене… а она зажила.
Вадим, по-человечески, тоже страдает. В новой маминой квартире
все сверкает, пахнет свежей штукатуркой, но внутри какая-то пустота.
— Мам, ты довольна? — спрашивает Вадим, не поднимая глаз.
— Конечно довольна. Я всю жизнь мечтала о такой квартире.
Он немного помолчал и, будто между делом:
— Может… я зря так сделал? Может, лучше бы деньги на свою семью потратил?
Людмила Николаевна обижается:
— Ты мне вот этим глазки-то не
заговаривай. Сам решил — сам неси груз ответственности. У меня на старости
лет первый раз жизнь наладилась, а ты — всё подчистую Ирке своей отдашь,
ведьма она, к себе всё тянет. Сына стыдит.
Он молчит. Каждое слово — как киркой по сердцу, но возражать не может.
"Я-то, дура, всю жизнь маму жалела. А себя ни разу..."
Вечером Ирина сидит у телевизора. Вроде бы тихо, но на душе кошки.
Всё раздражает — ложка не ровно лежит, свет не тот, дети спрашивают "а
где папа", а ей только бы не заплакать.
Прошло две недели, как не виделись. Племянница мужа, Лена, пишет в чат:
— Ты чего творишь? Мою тётю до инфаркта довела! С ума сошла?
Ирина стирает, не читает до конца. Надоело.
На следующий день новая порция — уже от сестры Вадима:
— Никогда тебя не любила, и правильно делал Вадим, что маму поставил выше тебя. Ты никто для нашей семьи.
Слёзы. Дрожащие руки. Не хочется ничего отвечать.
Теперь все только и говорят: "Ты слышала? У Вадьки с женой жуть, мать
чуть на больничку не отправили, из-за квартиры-то, жалко."
Во дворе гурьбой стоят бабки.
— Вот скажу, всё беды от того, что детей к себе приучали! — бормочет одна.
— Да ни хрена, — перебивает другая, — если с женой живёшь, будь добр уважать чувства. Моя бы мне так не сделала!
Ирина закрывается на кухне с чаем.
— Может, зря я так вспылила? — говорит сама себе. — Отпустить, что ли...
Но опять всплывают в голове эти слова свекрови: "Невестке ничего не перепало!"
И снова зло нарастает.
Вадим пару раз появляется дома.
— Можно я за вещами?
— Бери, — коротко.
Он заходит, смотрит исподтишка.
— Я не хотел так.
— А ты подумал хоть раз обо мне? — спрашивает Ирина.
— Мама... она много лет...
— А я сколько?!
— Ты не поймёшь.
— Не пойму, ты прав...
Он забирает тапки, пару рубашек — ушёл.
Прошёл ещё день. Чат в телефоне у Ирины не замолкает: то тётка Вадима накидает гадостей, то какая-нибудь двоюродная сестра.
— Думаешь, ловко мужика вокруг пальца обвела? Мы тебя насквозь видим!
— Мама его теперь одна, а ты всё ради квартиры, стыдно!
Ирина уже ни на что не реагирует. Отписала пару раз — толку никакого,
только хуже. Ощущение, что всё против неё. Даже на работу идти тяжело —
в голове крутится одно и то же. Вечером заходит Светка, приносит
пирожков.
— На, ешь. Ты что, совсем себя забросила!
— Не лезет… — вздыхает Ирина.
—
Знаешь, Ирин, я б тоже сорвалась. Тут не в квартире дело, а в уважении.
Ты вся в ремонте и заботе, а его маме сразу всё на блюдечке.
— Да какая теперь разница, — отвечает она, утирая слезы. — Всё равно теперь враг для всех.
Ирина легла спать, не раздеваясь. Всю ночь то ворочалась, то смотрела в потолок. Казалось, стены давят.
Через неделю Вадим снова появляется ночью. В пакете — носки, бритва и пара рубашек. Заходит робко как чужой:
— Давай спокойно. Я не виноват, что так вышло, мама просила.
— А меня ты спросил? — Ирина ждёт ответа, но Вадим мнётся.
— Я хотел, чтоб всем было лучше, чтоб мама старость спокойно встретила.
— А мне не надо спокойно? Я не устала за эти годы?
Вся злость опять наружу. Она кидается на кухню, ищет, что еще выбросить.
— Или ты меня слышишь, или живи у мамы!
— Не начинай…
— Начинай, не начинай... — Ирина только рукой махнула.
— А что мне делать? Мама — одна...
— Не одна! Теперь с новой квартирой, пусть радуется.
Вадим снимает куртку, перебирает вещи — видно: сам не знает, куда деваться.
Ирина смотрит ему прямо в глаза, почти не моргает.
— Давай так, Вадим. Продай мамину квартиру, купи ей попроще
что-нибудь. А оставшиеся деньги — в наш ремонт, чтобы мы тоже наконец-то
как люди жили.
— Добавляет тихо, но твёрдо.
— Или иди к маме насовсем, — обрывает она. — Я всё, терпение закончилось.
Вадим тяжело вздыхает, отворачивается.
— Оставь меня в покое. Я не железный, — губы трясутся.
Он ночует у нее на диване, утром молча уходит. Через день — снова к матери. И туда не в радость, и здесь не дом.
В другой квартире — свои кипят страсти. Людмила Николаевна собирает тёток, подруг.
— Сын — предатель. Всё из-за этой "приживалки" — ей мало, ей новую жизнь подавай, — жалуется со злостью.
— Всё, теперь я, выходит, никому не нужна, квартиру у меня хотят отобрать! Сына на свою сторону тянет — кивает соседка.
— Вот увидите, все денег хотят, им бы только хапнуть!
В чатах у родственников разлетаются записи голосовых — кто-то окончательно за Ирину, кто-то «за маму».
— Бедная женщина, всю жизнь для сына, а тут…
— Понаехали эти молодые, все им должны!
И никто не слышит Вадима, у него будто слова закончились.
"Семья вроде есть, но тепла — ноль. Каждый по-своему один."
Прошла ещё неделя. Жизнь какая-то ломаная, всё вкривь и вкось. Вадим
мотается между своей матерью и Ириной — ни там, ни тут не ждут с
радостью. На работе сидит как привидение. Дома у Ирины тёплой атмосферы
давно нет.
В очередной вечер он снова заходит — осторожно, как будто гостем себя считает.
— Я решил, — говорит он, не садясь.
— Ну? — Ирина сразу напряглась.
—
Буду продавать мамину квартиру. Куплю ей поменьше. Деньги остатки в
ремонт вложим. Другого выхода нет, иначе просто все с ума сойдем.
Ирина только вздохнула:
— Вот так бы сразу. Пять лет всё терпела: и пыль эту, и трещины по стенам. Хватит.
— Не радуйся особо, — огрызнулся он. — Мать потом меня в гроб заживо положит.
Ирина села прямо, руками вытерла слёзы, которые уже сами без спроса на глазах появились.
— Делай, что решил. По-другому у нас не получится.
Прошло ещё две недели. Квартиру матери нашли самую простую —
маленькая, старая, с облупленной дверью, на окраине, лифт каждый день
ломается. В день переезда Людмила Николаевна устроила настоящий скандал.
Соседи шушукаются в коридоре:
— Вон, Вадим с матерью в ссоре, невестка победила…
Людмила Николаевна кричала прямо в подъезде:
— Предатель! Из-за твоей жены на улицу меня выгоняешь! Я тебя таким не растила, неблагодарный!
Одна из подруг принесла чай:
— Не переживай, Людка, от платятся им эти слёзы когда-нибудь. Всё возвращается.
Вечером. Новый мешок с обоями стоит в углу, банка краски — на табуретке.
Вадим заходит, снимает куртку, медленно смотрит на жену.
— Вроде как всё — теперь живём. Мамы больше в нашей жизни нет. Она сказала, что сына у неё больше нет.
Ирина долго молчит, потом тихо:
— Руки бы у меня отнялись, если б я столько лет терпела и ещё жалела…
Всё правильно сделал. Давай доделаем ремонт, а дальше — видно будет.
Вроде бы дом стал посвободнее.
Но радости нет у обоих. Всё какое-то натянутое, глухое. Вадим ходит по дому тихо, почти не разговаривает.
Ирина чувствует, что вроде бы победила, а на душе только пустота и отвращение к себе.
Ну и счастье… за такое вот счастье никто спасибо не скажет…
Иногда, поздно вечером, Вадим выходит на балкон покурить. Стоит
молча, глядит вниз, а рядом, будто тенью, — мамино “сынок, ты меня
предал”.
Жизнь идёт дальше. Ремонт доделали потихоньку. С детьми гуляют во
дворе, к родне не ездят. В телефоне — ни одного звонка от матери, ни
весточки.
Иногда стыдно позвонить, иногда горько.
— Не знаю, правильно ли всё вышло, — думает Ирина на кухне,
кутаясь в халат. — Но жить по-старому нельзя было… А по-новому — тяжело.
Может, потом легче станет.
Если вам понравился этот рассказ — обязательно подпишитесь, чтобы не пропустить новые рассказы, и обязательно оставьте комментарий — всегда интересно узнать ваше мнение!