Глава 84
Спустившись по лестнице, я пошла в гостиную. Но уже на полпути мой нос уловил чудесный запах – что-то аппетитное, тёплое, обволакивающее. Желудок напомнил о себе с удвоенной силой. Ирина сидела на диване, и теперь в её руках был не просто бокал сока, как днём, а целая банка с маринованными огурцами. Я нахмурилась: она ведь терпеть их не могла. Или… раньше не могла.
– Подожди-ка. Ты теперь любишь маринованные огурцы? – спросила я, опускаясь рядом.
– Представляешь! Ещё пару лет назад я бы сбежала от одного их запаха, а теперь – не могу остановиться. Это почти... блаженство. – Она откусила один с таким видом, будто наслаждается десертом в дорогом ресторане.
– И ты даже не морщишься! – Я приподняла брови. Ирина только улыбнулась.
– А вот ты ещё не знаешь главный секрет. – Она сунула руку под подушку и с победным видом вытащила банку Nutella.
– О, боже... Ты ведь не собираешься... – Но она уже обмакнула огурец в шоколадно-ореховую пасту и съела с величайшим удовольствием.
– Это... отвратительно. – Я скривилась.
– Это восхитительно, подруга! Ты ничего не понимаешь во вкусах беременной женщины. – Ирина засмеялась, а я не удержалась и присоединилась.
– Ну... вкус у тебя теперь точно уникальный. – Я покачала головой.
Она вдруг притихла, взгляд её стал мягким, глаза заблестели.
– Ты знаешь, Мария... Беременность – это как будто я наконец-то нашла ту недостающую часть себя. Я всю жизнь жила с пустотой, с вопросами, которые никто не мог мне ответить. Почему мама не осталась? Что чувствовала она? Я долго винила себя. Думала – может, если бы не я, она бы жила... Но теперь... внутри меня растёт жизнь, и это такое мощное чувство, такая любовь, которая не требует слов, что я, наконец, простила себя. Этот ребёнок подарил мне покой. И смысл. – По щекам Ирины катились слёзы. Я не удержалась и обняла её.
– Ты будешь потрясающей матерью, Ирина. Я горжусь тобой. – Она крепко прижалась ко мне.
– А я горжусь тобой, Маш. Что ты в моей жизни. Что ты любишь папу так, как никто бы не смог. – Моё сердце сжалось от нежности.
– Я люблю тебя, Ириш. – сказала я тихо.
– И я тебя, Маша. – ответила она, улыбаясь сквозь слёзы.
Мы отстранились, и в эту минуту она снова потянулась за банкой с огурцами.
– Осторожно. Ужин вот-вот будет готов. – Я с улыбкой предостерегла её.
– Ладно, только один. Просто... они вызывают зависимость! – Она снова обмакнула огурец в Nutella, сияя от удовольствия.
– Антон не просил помочь ему на кухне? – вспомнила я.
– Нет, он в ударе. Обожает готовить, особенно когда знает, что нас много. Развёл там такой хаос – мясо, рыба, фрукты, овощи, специи, мука повсюду... но ужин будет на высоте.
– Тогда пусть творит. Мы лучше тут посидим. – Я засмеялась.
– Сто процентов. И держись подальше от кухни, если не хочешь быть облеплена томатным соусом с головы до ног. – Ирина протянула мне банку.
– Огурчик? На закуску? –
– Нет уж, спасибо! – Я взмахнула рукой, и мы рассмеялись обе, как две девочки, разделившие нечто большее, чем просто вечер.
***
Прошло около тридцати минут. Аромат, доносившийся из кухни, уже не просто дразнил, а буквально сводил с ума – насыщенный, тёплый, домашний, он заполнял весь дом и действовал, как заклинание: желудки урчали в унисон, а слюноотделение грозило выйти из-под контроля. Вадим уже успел освежиться в душе и теперь сидел рядом со мной в гостиной. Мы притихли перед телевизором, хотя никто толком не смотрел – каждый ждал сигнала, что пора идти к столу.
Внезапно раздался дверной звонок. Мы синхронно повернули головы, как в немом кино.
– Наверное, это бабушка. Она обещала прийти на ужин, – проговорила Ирина с лёгкой улыбкой.
– Я открою, – сказал мой муж, неспешно поднявшись и направившись к двери.
– Ребята, ужин готов, стол накрыт, – сообщил Антон, появившись на пороге с полотенцем в руках. Он вытирал руки, словно шеф-повар, закончивший важную смену.
– Ура! – Ирина всплеснула ладонями, искренне радуясь. – Я умираю от голода.
– Как будто ты не слопала банку маринованных огурцов вперемешку с Nutella буквально десять минут назад, – поддразнил её кто-то с дивана.
– То было лишь предисловие, – с важным видом парировала она, надув губки и скрестив руки на груди, как капризная балерина.
– Успокойся, радость моя, сейчас ты основательно наполнишь свой животик, – Антон наклонился и нежно поцеловал её в лоб. Ирина мгновенно смягчилась, словно мороженое на солнце. Её щёки вспыхнули нежным румянцем, который особенно бросался в глаза на фоне её светлой кожи. Они и правда были очаровательны вместе – как сцена из доброго фильма о любви.
– Добрый вечер всем! – донёсся знакомый голос из прихожей. Мы обернулись, и на пороге стояла Тамара – чуть неуверенная, но всё такая же утончённая, с осанкой королевы и тщательно подобранным нарядом. Элегантность в ней была врождённой, словно в крови.
– Добрый вечер! – дружно откликнулись мы.
– Прекрасный момент для визита, ужин уже на столе, – заметила я, улыбаясь ей.
– Признаться, были кое-какие непредвиденные обстоятельства, потому я немного опоздала... Но, надеюсь, не помешала? – её голос звучал мягче, чем обычно, почти по-домашнему. В ней действительно что-то изменилось – будто лёд начал таять.
– Конечно, не помешала, бабушка! – бодро отозвалась Ирина. – Давайте скорее к столу, у меня есть малыш, которого надо кормить!
Она театрально протянула руки к Антону, состроив такую забавную гримасу, будто действительно просилась на ручки. Я едва не прыснула – никогда прежде не видела её такой ласковой и беззащитной.
– Иду, моя любимая, подниму тебя. Знаю, что ты можешь ходить сама, но мне приятно баловать мою принцессу, – с этими словами Антон поднял её на руки, как перышко. Мы все направились в столовую.
Когда мы вошли, мне перехватило дыхание. Стол был сервирован с такой любовью и тщательностью, что казалось – мы пришли в уютный ресторан: каждая тарелка, каждый бокал, прибор были выстроены в безупречном порядке, гармонируя между собой. Белая скатерть, свечи, нежный свет – всё создавало атмосферу праздника, не кричащего, но глубоко личного.
– Вау, Антон, это невероятно! – воскликнула я, не скрывая восхищения. Он посмотрел на меня с довольной улыбкой, в которой чувствовалась искренняя гордость.
– Спасибо! Для нас это особенный вечер, – сказал он, скользнув взглядом к Ирине. Их глаза встретились, и в этой молчаливой сцене было больше любви, чем в сотне признаний.
– Кстати, вы знали? Антон шесть лет проработал в одном очень известном ресторане здесь, в Праге. Так что он знает, что делает, – добавила Ирина, не удержавшись от похвалы.
– А я вот максимум могу сварить макароны или заказать суши, – прокомментировал Вадим, и все дружно рассмеялись.
– Не беда! Я с радостью подскажу пару фишек, – с энтузиазмом откликнулся Антон.
– Зови меня просто Вадим, ладно? А то звучит так, будто я уже в пенсии.
– Да ты уже на полпути, папа, скоро будешь дедушкой, – усмехнулась Ирина, подмигнув. Смех снова прошёлся по комнате, только Вадим фыркнул и попытался сменить тему.
– А давайте лучше есть!
Мы расселись, и вскоре по тарелкам начали раскладываться щедрые порции. Ужин был не просто вкусным – он был волшебным. Антон действительно мастер своего дела: каждое блюдо было сбалансировано, приправлено с тонкостью художника. Даже я – далеко не новичок на кухне – ощущала себя ученицей рядом с ним. Мы ели до сытости, болтали, делились историями. Даже Тамара участвовала – и её голос уже не звучал как строгий вердикт, а как тихая струйка, вплетённая в общий разговор. Я глядела на неё и понимала: она меняется. Возможно, наконец осознала, что отчуждённость только усиливает одиночество, и что семью можно не только потерять – её можно вернуть.
– Любовь моя, разве не пора десерта? – сладким голосом подсказала Ирина.
– Конечно, солнышко, сейчас принесу, – ответил Антон, встал и исчез за дверью кухни.
Он вернулся почти сразу, держа в руках торт. Белоснежная глазурь, свежая клубника, аромат ванили – казалось, он только что сошёл с обложки глянцевого журнала. Антон аккуратно поставил торт в центр стола, прямо напротив меня, и вновь занял место рядом с Ириной.
– А вот и наш десерт. И я хочу, чтобы Маша разрезала его и взяла первый кусок, – с лукавой улыбкой объявила Ирина.
– Я? Почему? – удивлённо переспросила я.
– Потому что торт не простой, а особенный, – важно сказала она.
Я, слегка растерянная, всё же взяла лопатку.
– Только заранее предупреждаю: я не ас в разрезании тортов. Есть шанс, что всё превратится в крошку, но я постараюсь, – пошутила я, начиная делать надрез. Лезвие прошло сквозь коржи, крем с лёгким хрустом треснул под ножом. Я поддела первый кусок и осторожно переложила его на тарелку. И вдруг...
– Подождите... – я уставилась на начинку. – Он... синий?
В комнате наступила тишина.
– Он синий! – повторила я уже громче. – О, Господи, синий торт!
– У нас будет мальчик! – воскликнула Ирина, с сияющей улыбкой обняв Антона. В её голосе было всё: счастье, волнение, любовь.
Я почувствовала, как сердце запрыгало в груди, словно птичка, освобождённая из клетки. Я подняла глаза – Вадим и Тамара смотрели друг на друга, и хотя пытались сдержать слёзы, в их взглядах было всё: трепет, надежда, примирение.
Я не могла поверить, что именно мне выпала честь раскрыть эту тайну, стать частью такого тёплого, почти сказочного момента. Это был один из тех вечеров, которые не забываются.
***
Ужин получился по-настоящему волшебным, полным радости, смеха и чуть влажных глаз. Когда был раскрыт пол ребёнка, мы обнялись, все разом, не скрывая эмоций. Плакали – каждый по-своему, с тихой благодарностью или с разрывающей грудь нежностью. Мы смеялись сквозь слёзы, будто в эту минуту нам были возвращены утраченные надежды. Этот малыш, даже не родившись, уже наполнял наш дом светом, любовью и ощущением единства, которое так редко приходит в семьи без предупреждения. Моё сердце билось иначе – мягче, теплее, увереннее. Мы долго не вставали из-за стола, уставившись то в глаза друг другу, то в свои чашки, обсуждая будущее, приближающееся рождение и перемены, что оно принесёт.
Но усталость подкралась, как вечерняя прохлада – незаметно, но с силой. Мы с Вадимом уже едва держались на ногах. Поблагодарив всех за вечер, попрощались, под звон посуды и остатки разговоров, тянущихся в воздухе. Тамара заявила, что ей пора домой, а Ирина с Антоном, напротив, были слишком возбуждены, чтобы даже думать о сне – глаза сияли, руки жестикулировали, будто тела не успевали за переполняющими их эмоциями.
Мы с Вадимом молча поднялись в нашу комнату. За весь день, посвящённый Ирине и малышу, у нас едва ли было время просто взглянуть друг на друга. И это гложет меня – как заноза, забившаяся под кожу. Я чувствовала, что между нами поселилась тень. Незаметная, но плотная. Мне хотелось стереть её. Разрубить этот клубок недосказанности, но казалось, будто только я его вижу. А Вадим – нет.
Зайдя в комнату, я почти машинально подошла к чемодану и достала пижаму. Переоделась в ванной, уставившись в своё отражение – усталое, с потускневшими глазами. Вернувшись, увидела, что Вадим уже устроился в постели, и с головой ушёл в свой телефон, палец бегал по экрану, будто его там что-то держало крепче, чем я.
Я легла рядом. Прошло пять минут. Экран продолжал светиться, отражаясь в его лице. Ни слова. Ни прикосновения. В груди начала подниматься волна – горечь, раздражение, непонимание.
– Ты можешь отложить телефон? Мне нужно поговорить с тобой, – мой голос прозвучал неожиданно резко, даже для меня. Пальцы дрожали.
Вадим вздрогнул, как от холодного душа, сразу выключил экран, отложил устройство на тумбочку и повернулся ко мне.
– Что случилось, солнце? Почему ты такая? – спросил он, мягко коснувшись моей руки.
– Почему я такая? – я почти усмехнулась, но без радости. – С тех пор, как Ирина рассказала нам о риске в её беременности, ты словно ушёл внутрь себя. Стал другим. Холоднее. Дальше. Каждый раз, когда я приближаюсь, я чувствую, что тебе всё равно. Что ты не хочешь меня рядом. Что бы я ни делала – ты будто закрыт. И это больно.
Мой голос дрогнул, как ветка под порывом ветра. Я не хотела расплакаться. Но эмоции рвались наружу.
– Прости... – тихо сказал он. – Прости, любовь моя. Я даже не знал, что ты так себя чувствуешь. Это не то, чего я хотел. Я люблю тебя. Очень.
Эти слова проникли в меня, растопили лёд внутри. Но обида ещё сидела рядом. Как молчаливый свидетель.
– Ты говоришь, что любишь меня, но в последние дни ты почти не касался меня, не целовал. Когда я говорю – ты отвечаешь коротко, будто боишься даже слов.
– Я… я не умею справляться с такими чувствами, – сказал он, и его взгляд потух. Он замолчал, опустив глаза. – То, что происходит с Ириной… это словно открыло старые раны. Всё, что я закапывал, что думал, что давно преодолел – всё снова всплыло. Я снова стал тем испуганным парнем, который не знал, что делать, когда жизнь рушится. И мысль о том, что я могу потерять дочь... и внука… она сводит меня с ума. Я не смогу снова пройти через то, что случилось с Лидой. Я не выдержу ненависти Тамары. Или похорон. Не Ирины. Нет...
Его дыхание стало рваным. Рука легла на грудь, пальцы вжались в ткань.
– Вадим? – я метнулась к нему, коснулась его плеча.
Он поднял на меня глаза, полные паники.
– Я... не могу... дышать...
Он хватал воздух, как человек, захлёбывающийся в темноте.
– Господи… у тебя приступ. Приступ паники, – я встала перед ним на колени, глаза в глаза. – Слушай меня. Дыши со мной, хорошо?
Я взяла его руку и приложила к своей груди.
– Вдох через нос… выдох через рот… медленно. Со мной. Давай....
Он пытался. Неловко, судорожно. Мы делали это снова и снова. Вдох. Выдох. Снова. Пока его дыхание не стало ровнее, глубже, спокойнее.
– Что ты чувствуешь сейчас? – спросила я, не отрывая взгляда от его лица.
– Всё ещё чувствую, как колотится сердце… покалывает в груди… но лучше.
– Я принесу тебе воды, – я уже собиралась встать, когда он крепко схватил меня за руку.
– Нет. Не уходи. Не оставляй меня, – прошептал он, и этот взгляд… он разрушил все мои баррикады.
– Я с тобой, любовь моя. Я не уйду, – я кивнула и легла рядом, обняв его, притянув к себе, как ребёнка, который испугался грозы. Он прижался ко мне, всем телом, всем весом – будто искал в моих объятиях землю под ногами.
И я вдруг почувствовала вину. Тихую, но острую. Я не хотела довести его до такого состояния. Я просто хотела объясниться. Хотела, чтобы он услышал меня.
– Прости меня за слова. Я была расстроена, обижена. Мне нужно было высказаться… я не хотела тебя ранить. Только донести, как мне тяжело.
– Всё в порядке, Маша. Я рад, что ты сказала это. Я бы не заметил сам, что отталкиваю тебя, – его голос звучал тише, уставшее эхо боли.
– Я не виню тебя за тревогу. Ты отец. Ты имеешь право волноваться. Просто… прошу, не отстраняйся от меня. Позволь мне быть рядом. Делиться твоей болью. Я хочу, чтобы ты чувствовал: мы вместе. Мы пройдём через это – вместе.
Он сжал меня крепче. Глубоко. Надолго. И в этом объятии было всё: прощение, страх, любовь, уязвимость. Словно сердце снова нашло ритм. Словно мы вновь стали единым целым.