В тесной кухоньке пахло свежезаваренным чаем и ванильным печеньем, которое Валентина испекла с утра. Солнце путалось в тюлевых занавесках, оставляя на столе зыбкие кружевные тени. Старенькая люстра с хрустальными подвесками мягко позванивала от сквозняка.
— Мам, ты же понимаешь, что это просто формальность, — Ольга положила ладонь на руку матери. — Сейчас такое время, нужно всё правильно оформить.
Валентина обвела взглядом кухню — потёртый линолеум, старую мебель, которую они с покойным мужем покупали ещё в восьмидесятые. Она прожила здесь почти сорок лет, каждый уголок хранил воспоминания.
Игорь сидел напротив, постукивая пальцами по столу. В отутюженной рубашке и начищенных туфлях он выглядел как с картинки. Даже дома не позволял себе расслабиться.
— Тёща, подумайте сами, — он говорил чётко, как будто объяснял прописные истины. — Вы уже не молодеете, мало ли что может случиться. А так всё будет оформлено, и никаких проблем с наследством.
Валентина помешала ложечкой чай. В груди ворочалось смутное беспокойство.
— А почему не на Олю? Она всё-таки дочь.
Игорь переглянулся с женой.
— У Ольги кредитная история не очень. Могут быть проблемы с банками, — он развёл руками. — А у меня всё чисто. Это просто перестраховка, Валентина Сергеевна.
Дочь придвинулась ближе, в глазах застыла просьба.
— Мама, пожалуйста. Это действительно важно. Для всех нас.
Валентина вздохнула. Может, они и правы. Разве можно не доверять собственной дочери? Да и зять вроде серьёзный, положительный.
— Ладно, — она кивнула. — Если нужно, значит нужно.
Игорь довольно откинулся на спинку стула и бросил быстрый взгляд на жену. Ольга облегчённо выдохнула и благодарно улыбнулась матери.
— Вот и хорошо, — сказал зять. — Завтра же сходим к нотариусу и всё оформим.
Валентина улыбнулась, глядя на них. Какие они молодые, красивые... Дочка так похожа на отца. Интересно, что бы он сказал сейчас?
За окном пролетела птица, оставив на стекле мимолётную тень.
Предательство
Ключ провернулся в скважине, но дверь не поддалась. Валентина нахмурилась и попробовала снова — безрезультатно. Странно, утром всё работало. Она позвонила в звонок.
Дверь открыл Игорь, в домашних брюках и майке. Он смотрел на неё без тени смущения.
— Валентина Сергеевна? Что-то случилось?
— Игорь, ключ не подходит, — она растерянно показала связку. — Замок сломался?
Он оперся о дверной косяк, скрестив руки на груди.
— Замок прекрасно работает. Просто я его поменял.
На кухне что-то звякнуло — Ольга? Валентина попыталась заглянуть в квартиру, но зять стоял, перегораживая проход.
— Почему поменял? Это же моя квартира.
Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки.
— Была ваша. Ты оформила? Отлично — теперь всё принадлежит мне.
Валентина почувствовала, как пол уходит из-под ног. В висках застучало, воздух стал густым и тяжёлым.
— Что за глупости? Мы же договаривались...
Из глубины квартиры появилась Ольга. Она избегала смотреть матери в глаза.
— Мам, не устраивай сцен. Мы всё обсудим потом.
— Потом? — Валентина шагнула вперёд. — Оля, что происходит?
Дочь отвела взгляд, теребя край блузки.
— Игорь, может, пустим маму хотя бы вещи забрать?
Он пожал плечами.
— Список составит — привезём. Нечего тут ходить туда-сюда.
Валентина стояла, обхватив себя руками. В горле застрял комок.
— Оля, доченька, ты понимаешь, что делаешь? Это же мой дом, вся моя жизнь...
Ольга наконец посмотрела на мать — виновато, но твёрдо.
— Разберитесь потом. Сейчас мне некогда, я опаздываю.
Игорь положил руку на плечо жены.
— Иди собирайся. Я закончу разговор.
Когда дочь скрылась в глубине квартиры, он повернулся к Валентине.
— Советую принять ситуацию как есть. Документы оформлены по закону.
Дверь закрылась прямо перед её лицом. Валентина ещё долго стояла на лестничной площадке, глядя на знакомую до каждой царапины дверь, ставшую вдруг чужой и неприступной.
Одиночество
Кухня Нины Петровны была маленькой, но уютной. Запах свежих пирожков с капустой разносился по всей квартире. За окном моросил дождь, капли сползали по стеклу, оставляя кривые дорожки.
— Пей чай, Валя, остынет ведь, — подруга подвинула к ней чашку. — И пирожок возьми. Ты совсем ничего не ешь последние дни.
Валентина кивнула, но не пошевелилась. Она смотрела в окно невидящим взглядом, погружённая в свои мысли.
— Может, позвонишь ей? — осторожно спросила Нина Петровна. — Поговорите, как взрослые люди.
— Я звонила, — голос Валентины звучал глухо. — Трубку не берёт. А когда берёт — молчит или говорит, что перезвонит позже.
Нина Петровна покачала головой.
— И долго ты так собираешься? Уже неделя прошла. Нужно что-то решать.
Валентина обхватила чашку ладонями, грея озябшие пальцы. Она чувствовала себя высохшим осенним листом — пустым, лёгким, готовым улететь от малейшего дуновения ветра.
— Я всё думаю: где я ошиблась? Когда они успели стать... такими?
Телефон завибрировал. Валентина вздрогнула и схватила его. На экране высветилось имя дочери. Сердце заколотилось.
— Оля? Оленька?
В трубке повисла тишина, потом донёсся отстранённый голос дочери:
— Мам, я сейчас не могу говорить. Перезвоню.
И снова короткие гудки. Как всегда.
Валентина положила телефон на стол. Прикрыла глаза, чтобы подруга не заметила слёз.
— Видишь, Нин? Не хочет разговаривать.
— Вот зараза! — всплеснула руками Нина Петровна. — Родную мать на улицу выставить! Да я бы...
— Не надо, — Валентина покачала головой. — Не ругай её. Это всё зять. Он её науськивает.
— А она что, маленькая? Своей головы нет? — Нина Петровна фыркнула. — Сколько её растила, ночей не спала. А она...
Валентина не ответила. Тикали часы на стене. Капал дождь за окном. Где-то в соседней квартире играла музыка.
Ощущение ненужности навалилось с новой силой. Чужая кухня, чужая постель, чужая жизнь. Пятьдесят восемь лет, а приходится жить в гостях, как беспризорнице.
— Может, к сестре в деревню поедешь? — предложила подруга. — Отдохнёшь, развеешься.
Валентина кивнула, не слушая. В голове крутилась одна мысль: как же так получилось, что родная дочь выбросила её из жизни, словно ненужную вещь?
Встреча на вокзале
Привокзальная площадь гудела и суетилась. Люди спешили, тащили сумки, обгоняли друг друга. Электрички приходили и уходили, из динамиков доносились объявления.
Ольга торопливо шла к выходу. Рабочий день наконец закончился, можно домой. Она представила, как Игорь снова начнёт рассказывать о своих планах по ремонту маминой... нет, теперь уже их квартиры.
В последнее время эти разговоры вызывали тяжесть где-то под ложечкой. Но она старалась не думать об этом.
Проходя мимо зала ожидания, Ольга машинально скользнула взглядом по лавочкам. И остановилась. Среди незнакомых лиц мелькнуло родное.
Мама. Она сидела в углу зала, сгорбившись над потрёпанной сумкой. Старенькое пальто, когда-то шикарное, теперь выглядело неуместно. Волосы, всегда аккуратно уложенные, сейчас выбивались из-под шапки беспорядочными прядями.
Ольга хотела пройти мимо. Сделать вид, что не заметила. Но ноги сами понесли её к матери.
— Мама?
Валентина подняла голову. В глазах — смесь удивления и настороженности.
— Оля?
— Что ты здесь делаешь? — Ольга опустилась рядом на скамейку.
Валентина отвела взгляд.
— У Нины Петровны сын приехал. Им нужно место. А я... — она запнулась, — я не знала, куда идти.
Эти простые слова ударили сильнее, чем пощёчина. «Не знала, куда идти». Собственная мать сидит на вокзале с сумкой, как бездомная.
— Давно ты тут? — горло перехватило.
— С утра, — Валентина пожала плечами. — Думала, может, к сестре в деревню уеду. Но там поезд только завтра.
Они замолчали. Мимо сновали люди. Диктор объявил об отправлении электрички.
— А почему... — начала Ольга и осеклась. Почему не позвонила? Глупый вопрос. Она сама неделями не брала трубку, отделывалась короткими фразами.
Валентина сидела прямо, сложив руки на коленях. Гордая даже сейчас. Но в глазах — такая боль, такая усталость.
— Мам, — Ольга коснулась её руки. — Поехали.
— Куда? — в голосе мелькнул страх.
— Домой.
— К вам с Игорем? — Валентина покачала головой. — Нет, я не могу.
— Не к нам, — Ольга сжала её ладонь. — К тебе домой. В твою квартиру.
— Но Игорь...
— К чёрту Игоря, — впервые за много дней Ольга почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Чистого, праведного гнева. — Это твой дом, мама. И я не позволю никому тебя оттуда выгнать.
Сопротивление
Кабинет юриста был маленьким и душным. Кондиционер надрывно гудел, но прохлады не прибавлялось. На столе громоздились папки с документами.
— Значит, так, — Марина Викторовна поправила очки. — Дарственная оформлена правильно, с соблюдением всех формальностей. Но! Есть зацепки.
Она разложила перед ними бумаги.
— Во-первых, возраст. Валентина Сергеевна, вам пятьдесят восемь, но учитывая ситуацию, можно поднять вопрос о недостаточной дееспособности в момент подписания.
— Какой недостаточной? — Валентина выпрямилась. — Я в своём уме, слава богу!
Ольга положила руку на плечо матери.
— Мама, это для суда. Нам нужны аргументы.
Юрист кивнула.
— Во-вторых, давление. Моральное принуждение. Если докажем, что вас заставили подписать документы... Есть свидетели того, как это происходило?
Валентина растерянно посмотрела на дочь.
— Да кто ж там был? Мы втроём только.
— Ничего, — Ольга решительно кивнула. — Я сама дам показания. Расскажу, как Игорь настаивал, как давил.
— Дочь против мужа? — юрист приподняла бровь. — Интересный поворот. Но это может сработать.
Дни потянулись в бесконечной подготовке. Они собирали документы, выписки, справки. Ольга взяла отпуск на работе. Дома бывала только когда Игоря не было — забирала вещи, документы.
Однажды вечером она приехала в нотариальную контору, где мать подписывала дарственную. Нотариус, пожилая женщина с добрыми глазами, долго вглядывалась в её лицо.
— Я вас помню, — сказала она наконец. — Вы были с матерью и мужчиной. Он всё время торопил, говорил за неё.
Сердце Ольги забилось чаще.
— Вы можете это подтвердить официально?
Нотариус помолчала, потом кивнула.
— Могу. Мне тогда показалось это странным, но документы были в порядке. Если это поможет восстановить справедливость...
Вечером, сидя в съёмной комнате, которую они с матерью сняли на время суда, Ольга впервые за много дней почувствовала надежду.
— Мам, кажется, у нас получится, — она сжала руку Валентины. — Мы вернём твою квартиру.
Мать смотрела в окно.
— Знаешь, что самое тяжёлое? Не квартира. А то, что родные люди могут так поступить.
Ольга опустила голову. Стыд жёг изнутри.
— Прости меня, мама. Я была такой дурой.
Валентина обняла дочь за плечи.
— Главное, что ты всё поняла. Не всем даётся шанс исправить свои ошибки.
За окном догорал закат, окрашивая небо в тёплые оранжевые тона. Завтра их ждал суд.
Суд
В зале суда было прохладно и тихо. Только шелест бумаг да приглушённые шаги нарушали тишину. Валентина сидела прямо, расправив плечи, но руки, сжимающие сумочку, выдавали её волнение.
Игорь расположился напротив, рядом с адвокатом — холёный, уверенный в себе. Он даже кивнул Ольге, когда она вошла, будто не произошло ничего особенного.
— Встать, суд идёт! — объявил секретарь.
Судья, сухопарая женщина с внимательным взглядом, заняла своё место. Началось зачитывание искового заявления, представление сторон. Всё как во сне — Валентина слышала голоса, но смысл ускользал. Только когда адвокат Игоря начал говорить, она встрепенулась.
— Валентина Сергеевна добровольно подарила квартиру моему доверителю. Все документы оформлены надлежащим образом. Никакого принуждения не было, всё происходило по обоюдному согласию сторон.
Игорь сидел, снисходительно улыбаясь. Он был уверен в своей победе.
— Слово предоставляется истцу, — объявила судья.
Их юрист, Марина Викторовна, поднялась.
— Уважаемый суд! Мы утверждаем, что дарственная была подписана под моральным давлением. Ответчик воспользовался доверчивостью Валентины Сергеевны, ввёл её в заблуждение. У нас есть свидетель, который может это подтвердить.
— Свидетель вызывается в зал суда. Ольга Николаевна Крылова.
Ольга медленно встала. Она не смотрела на Игоря, только на мать — побледневшую, замершую в ожидании.
— Расскажите суду, что вам известно об обстоятельствах подписания дарственной, — попросила судья.
Ольга глубоко вдохнула.
— Мой муж, Игорь Крылов, предложил оформить квартиру моей матери на него якобы для защиты от проблем с наследством. Он убеждал маму, что это простая формальность, что ничего не изменится. Она поверила... поверила нам обоим.
Игорь вскочил.
— Это ложь! Твоя мать сама всё предложила!
— Тишина в зале! — судья постучала молоточком. — Продолжайте, свидетель.
— После оформления документов муж сменил замки и фактически выставил мою мать на улицу. Сказал ей прямым текстом: «Теперь всё принадлежит мне». Я... я не вступилась тогда. Побоялась.
Голос Ольги дрогнул. Она посмотрела на мать.
— Но теперь я говорю правду. Игорь обманом завладел квартирой. Это несправедливо.
В зале воцарилась тишина. Игорь что-то яростно шептал своему адвокату. Тот морщился и качал головой.
Допросили нотариуса, которая подтвердила, что во время подписания документов Игорь вёл себя странно, торопил Валентину Сергеевну.
После прений сторон судья удалилась для принятия решения. Все замерли в напряжённом ожидании.
Когда судья вернулась и начала зачитывать решение, Валентина крепко сжала руку дочери.
— Суд постановил: признать договор дарения квартиры недействительным в связи с наличием признаков морального давления на дарителя. Восстановить право собственности Валентины Сергеевны Соколовой...
Дальнейшие слова потонули в шуме. Игорь что-то кричал, адвокат пытался его успокоить. Но для Валентины существовали только слова судьи и тёплая рука дочери в её ладони.
Они победили. Справедливость восторжествовала.
Возвращение
Ключ легко вошёл в замочную скважину. Валентина на мгновение замерла, прежде чем повернуть его. Такой знакомый звук — щелчок, и дверь поддалась.
Родные запахи обняли её — немного пыли, старого дерева, книг. Квартира словно ждала, затаив дыхание.
— Мам, давай я первая, — Ольга протиснулась вперёд. — Проверю, всё ли в порядке.
— Не надо, — Валентина решительно шагнула через порог. — Я дома. Чего бояться?
Она провела рукой по стене в прихожей. Обои были те же — выцветшие, местами отклеившиеся, с бледным цветочным узором. Муж когда-то клеил их, ворча, что рисунок слишком девчачий.
В гостиной стояла пыль. Видно, Игорь не особо заботился о чистоте. На журнальном столике — пустые бутылки из-под пива, крошки.
— Боже, что он тут устроил, — Ольга поморщилась. — Сейчас всё уберём.
Валентина медленно обошла квартиру. Каждая комната хранила воспоминания — вот здесь Оленька сделала первые шаги, тут муж любил читать газету, сидя в кресле...
В спальне она остановилась перед шкафом. Распахнула дверцы, потянулась к верхней полке. Старая коробка из-под обуви, перевязанная бечёвкой, всё ещё была там.
Валентина бережно достала её, сдула пыль. Внутри лежали фотографии — чёрно-белые, немного пожелтевшие от времени. Вот она, молодая, смеющаяся, с тёмной косой до пояса. Рядом — Николай, её муж, в форме. Красивый, серьёзный.
— Вот, Коля, — прошептала она, глядя на фотографию. — Едва не потеряла наш дом. Но всё обошлось.
Из кухни донёсся звон посуды — Ольга наводила порядок, что-то напевая себе под нос.
— Мам, чай готов! — крикнула она. — Иди, пока горячий!
Валентина осторожно положила фотографию на комод и пошла на кухню. Дочь уже расставила чашки, нарезала купленный по дороге пирог.
— Садись, — Ольга улыбнулась. — Первое чаепитие дома.
Они сидели друг напротив друга, как раньше. За окном шелестел клён, бросая на стол кружевную тень. Где-то на улице играли дети.
— Знаешь, — сказала вдруг Ольга, — я подала на развод.
Валентина вздрогнула.
— Из-за меня?
— Нет, мама, — Ольга покачала головой. — Из-за себя. Я не хочу жить с человеком, который может так поступить. Который может предать.
Валентина накрыла ладонью руку дочери.
— Ты сильная. Справишься.
Они пили чай, неспешно разговаривая обо всём на свете. Впереди было много дел — нужно было разобрать вещи, сделать ремонт, привести в порядок документы. Но всё это потом.
Сейчас главное — они были дома. И они были вместе.