Лариса до сих пор не могла поверить, что Игоря больше нет. Вот он, ее муж, ее опора, ее вечный двигатель, превратился в горсть пепла в тяжелой малахитовой урне. Сорок дней пролетели как один мутный, наполненный слезами и сочувственными взглядами сон. Сегодня, наконец, нотариус должен был вскрыть конверт с последней волей Игоря. Лариса сидела в строгом черном платье в приемной нотариальной конторы, теребя в руках платок. Рядом нервно ерзал их двадцатилетний сын Кирилл, а дочь, семнадцатилетняя Аня, молча смотрела в окно невидящим взглядом.
Игорь был человеком-праздником, человеком-оркестром. Его энергия била через край, его бизнес – строительная фирма «Монолит» – гремел на весь город. Он умел зарабатывать, умел тратить, умел жить на полную катушку. Лариса всегда была его тихой гаванью, его надежным тылом. Она создавала уют, воспитывала детей, терпеливо сносила его частые отлучки, бурные застолья с партнерами и вечную занятость. Она знала, что Игорь ее любит. По-своему, бурно, иногда эгоистично, но любит. По крайней мере, она так думала.
Дверь кабинета открылась, и секретарь пригласила их войти. Нотариус, пожилая и строгая женщина с усталым лицом, кивнула им и указала на стулья. Лариса села, чувствуя, как холодеют руки.
– Итак, – начала нотариус, прокашлявшись, – Игорь Аркадьевич оставил подробное завещание. Начнем. Все движимое и недвижимое имущество, за исключением оговоренного далее, наследует его законная супруга, Лариса Викторовна, и дети, Кирилл Игоревич и Анна Игоревна, в равных долях…
Лариса выдохнула. Хотя бы здесь все было предсказуемо. Она мельком взглянула на детей. Кирилл чуть расслабился, Аня оставалась такой же отстраненной.
– …денежные средства на всех банковских счетах, включая валютные, также делятся в равных долях между супругой и детьми. Однако, – нотариус сделала паузу, и у Ларисы екнуло сердце, – есть один пункт. Квартира по адресу улица Цветочная, дом семь, квартира сорок три, и сумма в размере пяти миллионов рублей завещана гражданке… Анжеле Валерьевне Кравцовой.
В кабинете повисла звенящая тишина. Лариса почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Анжела Кравцова. Это имя она слышала. Давным-давно, лет десять назад, когда Игорь вдруг стал задерживаться на работе чаще обычного, когда от его пиджаков пахло чужими духами, а в телефоне появились зашифрованные контакты. Тогда был скандал, были ее слезы, его клятвы, что «все в прошлом», «бес попутал», «ты одна мне нужна». Она поверила. Или сделала вид, что поверила. Потому что дети, потому что дом, потому что страшно было рушить все, что строилось годами. И вот теперь – Анжела Кравцова. Получается, «прошлое» вовсе не было прошлым? Или это какой-то циничный прощальный подарок «за былые заслуги»?
– Мам, кто это? – тихо спросил Кирилл, его лицо было белее мела. Аня резко повернулась, в ее глазах читался ужас и непонимание.
Лариса не успела ответить. Дверь кабинета с легким скрипом приоткрылась, и в проеме показалась… она. Анжела. Ярко-рыжие волосы уложены в вызывающе пышную прическу, на губах – кроваво-красная помада, обтягивающее леопардовое платье, которое было бы уместно в ночном клубе, но никак не в нотариальной конторе по такому скорбному поводу. В руках она держала маленькую сумочку на золотой цепочке.
– Прошу прощения за опоздание, – пропела Анжела, окинув присутствующих нагловатым взглядом и остановившись на Ларисе. – Форс-мажор. Навигатор завел не туда. Надеюсь, самое интересное я не пропустила?
Нотариус явно опешила от такой бесцеремонности, но быстро взял себя в руки.
– Гражданка Кравцова, мы как раз дошли до пункта, касающегося вас. Присаживайтесь. Анжела грациозно прошествовала к свободному стулу, сев так, чтобы оказаться прямо напротив Ларисы. От нее волнами исходил запах дорогих, тяжелых духов, которые Ларисе показались удушающими.
– Так что там Игореша мне оставил? – она подмигнула нотариусу, словно старому знакомому. Лариса почувствовала, как к горлу подступает тошнота. «Игореша»? Так она называла ее мужа? Ее Игоря? Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Кирилл смотрел на Анжелу с откровенной ненавистью. Аня снова отвернулась к окну, но плечи ее подрагивали.
Нотариус, стараясь сохранять невозмутимость, повторила пункт о квартире и пяти миллионах. Анжела картинно ахнула, прикрыв рот ладошкой с длинными алыми ногтями.
– Ой, какая прелесть! Квартирка на Цветочной! Я всегда ее любила. Уютное гнездышко. И денежки! Игореша всегда был таким щедрым. Золотой человек! Жаль, конечно, что так рано ушел. Такой мужчина! – она вздохнула, но во взгляде, брошенном на Ларису, читалось неприкрытое торжество.
Лариса молчала. Слова застревали в горле. Она чувствовала себя оплеванной, униженной. Ее муж, человек, с которым она прожила двадцать пять лет, не просто изменил ей – он позаботился о любовнице даже после смерти, выставив ее, законную жену, на посмешище.
– Мама, мы должны это оспорить! – взорвался Кирилл, вскакивая. – Это незаконно! Он не мог так поступить!
– Тише, сынок, – Лариса положила руку ему на плечо. Голос ее был хриплым. – Сядь.
Анжела усмехнулась.
– Мальчик, твой папа был взрослым человеком и прекрасно знал, что делает. И кому делает. Некоторые умеют дарить мужчинам радость, а не только борщи варить.
– Ах ты, стерва! – Кирилл рванулся к ней, но Лариса крепко его удержала.
– Кирилл, пожалуйста! – ее голос дрогнул. Она посмотрела на Анжелу с ледяным спокойствием, которого ей стоило неимоверных усилий. – Мы не будем ничего оспаривать. Воля покойного – закон.
Анжела удивленно приподняла идеально выщипанные брови.
– Какая сознательность! Похвально, Лариса Викторовна. Хотя, если честно, я ожидала скандала. Даже подготовилась. Вы всегда были такой… предсказуемой.
Это было уже слишком. Лариса встала.
– Заседание окончено, госпожа нотариус? Мы можем идти?
– Да, в общем-то, все формальности улажены, – кивнула она, явно обрадованная возможностью прекратить эту безобразную сцену. Дома её ждал голодный кот, которого она любила больше всех людей на земле.
Лариса, взяв под руки детей, вышла из кабинета, не удостоив Анжелу больше ни единым взглядом. За спиной она услышала ее мелодичный смешок.
Дома разразилась буря. Кирилл кричал, что не позволит какой-то проходимке забрать то, что принадлежит их семье, что он найдет адвокатов, что он докажет невменяемость отца в момент составления завещания. Аня плакала, повторяя, что папа их предал. Лариса слушала их молча, чувствуя, как внутри все выгорает. Она не хотела скандалов. Не хотела, чтобы имя Игоря полоскали в судах, чтобы подробности его двойной жизни стали достоянием общественности. Пусть дети запомнят отца таким, каким он был для них – веселым, сильным, любящим. Пусть эта грязь не коснется их.
– Мы ничего не будем делать, – твердо сказала она, когда дети немного успокоились. – Это его решение. И я не хочу трепать его имя.
Следующие недели превратились в ад. Оказалось, что «Монолит», процветающая фирма Игоря, на самом деле давно дышала на ладан. За красивым фасадом скрывались огромные долги перед банками и подрядчиками. Игорь, видимо, до последнего пытался выкарабкаться, брал новые кредиты под залог имущества, но не смог. Теперь кредиторы требовали свое. Квартира, дача, машины – все пошло с молотка для погашения долгов. Даже счета, которые должны были достаться им с детьми, оказались почти пустыми – Игорь успел вывести оттуда большую часть денег, вероятно, на спасение бизнеса. От былого благополучия остались лишь воспоминания. Ларисе с детьми пришлось переехать в ее старенькую «двушку», доставшуюся от родителей.
Она устроилась администратором в небольшой салон красоты. Денег едва хватало на самое необходимое. Кирилл бросил институт и пошел работать грузчиком, чтобы хоть как-то помочь. Аня замкнулась в себе. Лариса смотрела на них, и сердце ее сжималось от боли и бессилия. Предательство мужа оказалось гораздо глубже и страшнее, чем она могла себе представить. Он не просто оставил часть наследства любовнице – он оставил свою семью ни с чем.
Однажды вечером, когда Лариса, уставшая после работы, разбирала старые вещи в крохотной кухне, в дверь позвонили. На пороге стояла Анжела. Без боевой раскраски, в простом джинсовом костюме, она выглядела почти обычно. Почти. Только взгляд оставался таким же цепким и немного насмешливым.
– Не ждали? – спросила она, без приглашения проходя в квартиру. Огляделась с нескрываемым любопытством. – М-да, небогато. Не ожидала от Игореши такой подставы.
Лариса молча смотрела на нее, не зная, что сказать. Зачем она пришла? Добить? Поглумиться? Анжела вынула из сумочки пухлый конверт и положила его на кухонный стол.
– Здесь пять миллионов. Твои. Вернее, ваши.
Лариса опешила.
– Что это значит?
– То и значит. Забирай. Мне чужого не надо. И квартира на Цветочной… я ее продала. Деньги тоже здесь, – она положила рядом еще один конверт, потоньше. – Выручила не так много, как хотелось бы, пришлось быстро продавать. Но все же.
Лариса не верила своим ушам.
– Зачем? Зачем ты это делаешь? Анжела усмехнулась, но в ее глазах не было прежней наглости. Скорее, какая-то усталость.
– Знаешь, Лариса, Игорь был для меня… ну, скажем так, не последним человеком. Он многое для меня сделал, когда мне было по-настоящему хреново. Вытащил из такой задницы, что и вспоминать не хочется. Может, он и вписал меня в завещание из благодарности, или по старой памяти, не знаю. Но я точно знаю, что он никогда бы не хотел, чтобы его семья – ты, дети – остались вот так, на бобах. Он просто не рассчитал, заигрался со своим бизнесом. Думал, прорвется.
Она помолчала, потом добавила тише:
– И еще. Между нами давно уже ничего не было. Ну, как «ничего»… Дружеский секс пару раз в год, не больше. Так, для здоровья. С тех пор, как он выбрал тебя, тогда, помнишь, когда ты скандал устроила? Он вернулся домой. Ко мне он потом пришел и сказал: «Анжелка, ты классная, но Лариска – это навсегда. Семья». Я не стала его удерживать. Зачем? Так что эти деньги, эта квартира – это, наверное, его способ сказать «спасибо» за прошлое. Но я не могу их взять, зная, в какой вы оказались ситуации. Это было бы… неправильно. Даже для меня.
Лариса смотрела на конверты, потом на Анжелу. Эта женщина, которую она считала верхом цинизма и беспринципности, сейчас стояла перед ней и возвращала то, что по праву принадлежало ей. Мир снова перевернулся.
– Он… он действительно так сказал? Про «навсегда»? – тихо спросила Лариса. Анжела кивнула.
– Сказал. И знаешь, я ему поверила. Он вообще умел быть убедительным. Ладно, – она махнула рукой, – мне пора. Дела.
Она развернулась и пошла к выходу. Уже в дверях обернулась:
– И вот еще что, Лариса. Не жалей его слишком сильно. Он был тем еще эгоистом, твой Игореша. Но, кажется, под конец жизни все-таки понял, что по-настоящему важно. Жаль, что так поздно.
Дверь за ней захлопнулась. Лариса осталась одна посреди своей маленькой кухни, с двумя конвертами на столе. Деньги не решали всех проблем, но давали какую-то передышку, надежду. Но важнее денег были слова Анжелы. Слова о том, что Игорь все-таки выбрал ее. Что он, возможно, любил ее, как умел.
Она взяла конверты. Слезы катились по щекам, но это были уже другие слезы. Не горечи и обиды, а какого-то странного, сложного чувства, в котором смешались и прощение, и грусть, и запоздалое понимание. Жизнь продолжалась. И, возможно, она будет не такой уж беспросветной.